Это была «пятьдесятдвойка». Левый мотор горел, фюзеляж и плоскости были в густой ряби осколочных дыр, в блистере стрелка – стрелка! – было пусто, но самолет упрямо тянул, пытаясь нагнать быстро уходящую на восток группу.
И совсем не было времени думать, просчитывать варианты. Сейчас, на отходе, немцы наверняка навалятся всей толпой, какую только смогут стянуть, и одинокий, да еще без стрелка, бомбер будет расстрелян за пару секунд первым же «мессером». Но семеро одного не ждут, на войне – особенно. Здесь один, там семь, жестокая в своей простоте арифметика боя…
– Володька, уходи к основной группе.
– Ковбой, ты чего?
– Уходи, я приказываю!
– Пашка, ты что, рехнулся!?
– Уходи. Втроем вы справитесь, а я доведу подбитый.
– Пашка! – ведомый, казалось, вложил в этот крик всю свою рвущуюся напополам душу. – Пашка, не дури! Один ты ничего не сможешь, тебя сожрут, ну, е-мое! Серегина пара справится, они ж идут все вместе, на крайняк, отмахаются пулеметами!
– Володька… – лейтенант сглотнул подступивший к горлу ком. – Уходи. Не хрен вдвоем под трибунал подставляться. Уходи… я прошу тебя… как друга, лучшего друга, какой у меня в жизни был. Уходи.
Сквозь треск помех он расслышал какой-то неясный звук, но так и не понял, что это плачет его ведомый – в кабине истребителя некого стесняться, и сержант плакал, утирая слезы затянутым в перчатку кулаком. Он ушел вперед, нагоняя основную группу, и Пашка с «пятьдесятдвойкой» остались позади. Остались одни.
Это было, как наваждение, но, глядя на уходящий строй, лейтенант вдруг увидел хвост длинного каравана, а рядом – одинокий отставший фургон, верх из выцветшего на солнце полотна, лошадь хромает, и держащая поводья девчонка закусила губу. А на поясе два «кольта», карабин в руках, и патрон уже дослан – плевать, что на этой равнине по индейцу за каждым кустом!
Откуда оно взялось? Черт его знает… может, каким-то мистическим образом передалось из далекой страны за океаном, вместе с тонкой пачкой долларов, которые старик с выдубленным ветром и солнцем лицом передал в ихний фонд обороны – и вошло в дюраль на заводе Кертисса, вместе с заклепками. А потом дальняя дорога: в порт, морем через кишащую «волчьими стаями» Атлантику, вокруг Африки, «южный маршрут», выгрузка в иранском Хорремшехре, сборка в Абадане, дальше уже своим ходом до Азербайджана. Ну или, может, просто пришло ниоткуда. Кто знает…
Лейтенант и не пытался думать – его внимание уже полностью заняли черные точки, быстро приближавшиеся справа. Черт, сколько же их? Шесть? Восемь? Нет, шесть. А может, все-таки пролетят мимо? Нет, точки, уже ставшие крестиками, сменили курс, подходя ближе. Спустились до семи… сбавили скорость, присматриваясь к будущей добыче. Торопиться им было некуда, а значит, можно спокойно, со вкусом спланировать атаку – зная, что у тех, внизу, каждое мгновение этого растянутого ожидания смерти сжигает нервы не хуже форсажного режима. Смерти ведь боятся все, вернее, почти все. Только бывают моменты, когда отдельные представители рода человеческого просто забывают о ней, по разным причинам, но чаще всего заранее списав себя со всех счетов, потому что не так уж важно на самом деле, сколько минут, дней или десятилетий ты коптил небо. Важно лишь то, что ты успеешь сделать.
«Ну давайте же, давайте, – лихорадочно шептал лейтенант, облизывая враз пересохшие губы. – Вот он я, «сидячая утка», давайте, бейте! Бомбер уже подбит, он от вас никуда не денется, с ним вы успеете разобраться после. Ну же!»
Он даже боялся поворачивать до конца голову, лишь краем глаза следя за немцами – и потому едва не пропустил момент, когда ведущая пара «худых» разом завалилась набок, заходя в атаку на одинокий русский истребитель. Ближе, ближе… пора!
Закусив губу, он рванул ручку – «аллисон» обиженно взвыл, откашлявшись дымом, самолет рванулся вперед и сразу же накренился: Павел закрутил нисходящую бочку, небо поменялось местами с землей. Немецкая пара проскочила вперед, и лейтенант, выводя машину обратно в горизонталь, поймал наползшие на прицел узкие силуэты и вдавил гашетку – длинно, щедро расходуя боекомплект. Красная сшестеренная «гребенка» ушла вперед, и там, впереди, то ли законы вероятности, а скорее всего – немыслимая шальная удача свели несколько крупнокалиберных пуль и «стодевятый» в одной точке пространства. Ведомый немецкой пары дернулся, просел, вытягивая за собой белый шлейф из пробитого бака, и лейтенант, совсем по-детски восторженно взвизгнув, подался вперед, наваливаясь на ручку – достать, достать, добить гада! Но почти в тот же миг перед ним почти впритирку прошли дымные нити трасс. Вторая пара «худых», падавшая сверху, издалека открыла огонь, отсекая чертового «ивана» от подбитого товарища. Быстро опомнились твари, ничего не скажешь, «эксперты», мать их н-на…
Остаток даже не фразы – мысли – пропал, вдавленный назад жуткой, до темноты в глаза, перегрузкой. Павел вздернул самолет вверх, навстречу «мессерам», черные силуэты промелькнули мимо. Главное, не потерять скорость, иначе – все, конец! И поменьше лезть на вертикали…
Лейтенант отчаянно мотнул головой – третья пара, начавшая уже заходить на «пешку», с отворотом ушла вверх. Вторая разворачивалась внизу, эти сейчас не опасны, им еще высоту набирать. Подбитый – ага, вот он, похоже, решил уковылять домой к мамочке и ведущего в няньки выклянчил, чтобы никакой случайный русский истребитель не обидел калеку по дороге. Ладно, черт с ним, главное, здесь и сейчас теперь счет: четверо против двоих.
«Пешка» уже успела уйти вперед, и одно мгновение он дернулся было нагнать ее, дать шанс штурману поучаствовать в беседе, чем черт не шутит. Но почти сразу передумал и резко, «на кончике крыла» развернувшись, бросил самолет в атаку на нижнюю пару.
Обер-лейтенант Альфред Кабиш очень устал.
Это был уже третий его вылет за сегодняшний день. Первый, на сопровождение корректировщика, прошел без происшествий – судя по всему, русские наблюдатели проспали их появление, да и пилот «рамы» явно не горел желанием особо задерживаться по ту сторону «Голубой линии». Но уже во втором вылете им пришлось драться всерьез – с шестеркой новых «лагов», упорно рвавшихся к подопечным штурмовикам. Будь возможность, Кабиш бы вообще не ввязывался в этот бой – четверо против шести в небе Кубани звучало вовсе не так заманчиво, как год назад, когда одного вида «сто девятых» обычно хватало, чтобы русские истребители становились в оборонительный круг. Но вчера он уже имел одну крайне неприятную беседу с командиром группы на тему больших потерь у прикрываемых. И выслушивать ее второй раз… лучше уж подраться с «иванами».
Это был тяжелый бой, в котором явно не было новичков ни у одной из сторон. У русских были слетанные пары – исключение, с каждым днем все больше становившееся похожим на правило – их никак не удавалось разбить, да и в целом они дрались грамотно и упорно. Лишь на пятой минуте Альфреду наконец удалось вогнать очередь в тупорылый капот одного из ведомых «лагов»: черно дымя, тот завалился на крыло и ушел к земле, а на лейтенанта тут же насела еще одна пара. Когда он стряхнул их с хвоста и глянул вниз, костра там не было. Может, русский не взорвался, а скорее всего – снизившись, выровнял самолет и ушел. Впрочем, это было неважно: фотопленка зафиксировала победную очередь, и сбитый ему, скорее всего, зачтут, а что там было на самом деле – да какая разница?! Одним «иваном» больше или меньше, все равно их прибавлялось день ото дня. Эскадра в прямом смысле разрывалась на части, пытаясь хоть как-то даже удержать не господство – какое уж тут господство! – хотя бы шаткое равновесие на этих проклятых бесконечных просторах. И таяла, словно кусочек сахара в кипятке.
Третий вылет был «охотничий», что по сравнению с работой в прикрытии, когда неуклюжие колоды ударных машин сковывают по рукам и ногам – сущий отдых. Но сегодня им не повезло – найдя шедшую без прикрытия пятерку «илов», они провели один удачный заход, свалив сразу двоих, но уже во второй атаке Отто Меллер, ведущий его второй пары, нарвался на очередь от замыкающего строй русского и, дымя, потащился обратно на аэродром. Чертов же «цемент-бомбер» продолжал лететь, словно насмехаясь над ними – Кабиш видел, как нити трасс рикошетят от бронекорпуса. Это было слишком, и на четвертом заходе Альфред подошел, наплевав на осторожность, почти вплотную. По-видимому, стрелок был убит в одной из предыдущих атак, и пушечная очередь, буквально перерубив крыло, наконец-то поставила точку в этом, ставшем слишком уж личным, бою.
– Альфред, посмотри вправо, – неожиданно прозвучал в наушниках голос ведомого. – «Двойка»
