Бурхан-Халдун на левом берегу Онона, образовав отдельный род хорилас. Именно здесь, у склонов Бурхан- Халдуна – горы, которая позднее стала для монголов священной, состоялась свадьба его дочери Алан-Гоа с Добун-Мергеном, далеким потомком Борте-Чино. От этого брака родилось двое сыновей; но, к несчастью для Алан-Гоа, ее супруг скончался в молодом возрасте. Немаловажно, что старший брат Добун-Мергена умер еще раньше, и потому вдова осталась совершенно одинокой. Тут-то и начинается самое интересное. Алан-Гоа рожает одного за другим еще трех сыновей. У двух старших, видимо, уже достаточно повзрослевших, чтобы все понимать, возникли совершенно обоснованные сомнения: как же так – у матери нет ни мужа, ни его родных или даже двоюродных братьев (вспомним известный монгольский обычай, согласно которому вдову берет замуж ее ближайший родственник по мужу), а дети рождаются. А наследство, как водится, не резиновое, и делить его на пятерых – совсем не то, что на двоих. В общем, пошли пересуды, и Алан-Гоа пришлось призадуматься.
В один прекрасный день она собирает всех своих пятерых сыновей и честно говорит старшим, что их подозрения, конечно, имеют право на существование. Однако дело обстоит совсем не так, как они себе представляют: здесь не обошлось без божественного вмешательства, ведь трое младших родились от луча света, проникшего в ее чрево. Каждый вечер после захода солнца через дымовое отверстие юрты в жилище проникает светловолосый человек с голубыми глазами. Он гладит живот женщины, и туда попадает свет, исходящий от его рук. На рассвете человек уходит, «словно желтый пес». А раз никто, кроме Алан-Гоа, этого человека не видел, значит, он явно небесного происхождения, а его дети отмечены божественной печатью и достойны стать ханами и царями царей. Так что старшим остается только гордиться такими братьями и жить с ними в любви и согласии.
Скорее всего, у Алан-Гоа имелись основания выдвинуть именно такую версию случившегося. По- видимому, ее младшие сыновья весьма отличались внешностью от старших, имея явные европеоидные черты. Ведь даже потомок ее самого младшего сына – Бодончара-дурачка – в десятом поколении, которого мы знаем под именем Чингисхана, был, по свидетельству очевидцев, рыжеволосым, а само родовое прозвище Чингизидов – «Борджигины» – переводится как «синеокие». Как бы то ни было, матери удалось примирить своих детей; однако, стоит отметить, что после этого тяжелого и явно неприятного для Алан-Гоа разговора «желтый пес» приходить сразу же перестал.
Естественно, если отказаться от божественной составляющей, то вызывает большой интерес, откуда в глубинах Центральной Азии в ту эпоху, никак не располагавшую к далеким путешествиям, мог взяться человек столь явно европейской внешности. Однако оставим разгадку этого феномена авторам исторических романов. Для нас же важно, что именно эти события привели к окончательному разделению монголов на две ветви. Потомство Алан-Гоа стало называться «нирун», все остальные монголы – «дарлекин». При этом в подвешенном состоянии оказались потомки двух старших сыновей – их то относили к ветви нирун, то отказывали в этом звании.
Забежав немного вперед, заметим, что в итоге в наибольшем выигрыше оказался тот самый предок Чингисхана Бодончар-простак, который был дураком не в большей степени, чем Иванушка- дурачок из русских сказок. Четверо старших братьев оставили его без наследства, но он, благодаря своей доблести, быстро выдвинулся в вожди, обрел немалое богатство и мог спокойно посмеиваться над своими недалекими братьями, которые были вынуждены признать его моральное превосходство. От Бодончара впоследствии отсчитывали свое происхождение виднейшие монгольские роды и племена: тайджиут, барлас, урут, мангут, джаджират и кият-борджигин. От старших братьев Бодончара ведет происхождение значительно меньшее число племен; из них к крупным относятся только два: катакин и салджиут.
Вряд ли стоит разворачивать здесь всю многообразную этническую структуру монголов, тем более, что образование новых родов и племен продолжалось и в эпоху Чингисхана, и после его смерти. Разного рода этнические и родовые особенности будут рассматриваться по мере необходимости. Теперь же рассмотрим этническую картину Великой степи в целом, так как для понимания дальнейших событий – то есть создания всемирной монгольской империи Чингизидов – этот вопрос имеет первостепенное значение. Итак, кто же населял Великую степь накануне эпохи Чингисхана?
Сами монгольские племена нирун, несмотря на их относительную многочисленность (Рашид ад-Дин оценивает их количество примерно в миллион человек, хотя здесь вероятно преувеличение), занимали сравнительно небольшую территорию. Их основные кочевья располагались в нынешней Северной и Северо-Восточной Монголии и Южном Забайкалье у рек Онон и Керулен. На этой территории есть несколько относительно невысоких горных массивов, но в целом она представляет собой классическую степь, неплохо увлажняемую весной и летом и сухую зимой. Монголы искренне считали эту свою суровую родину лучшим местом на земле, и надо признать, что в этом есть доля истины, если встать на точку зрения кочевников. Для круглогодичного кочевого скотоводства условия здесь были самые подходящие. В сходных природно- климатических условиях проживали и три ближайших соседних народа – кераиты, меркиты и татары.
К западу от монголов-нирун, на равнинах Центральной Монголии, от среднего течения Селенги до верховьев Керулена и Онона кочевали кераиты – народ по-видимому, говоривший по-монгольски, но по обычаям значительно отличавшийся от коренных монголов. Во-первых, кераиты еще в 1007 году приняли христианство несторианского толка со всеми вытекающими отсюда последствиями – христианской обрядностью, крещением, моногамией (наложницы не воспрещались) и так далее. Трудно сказать, насколько далеко зашла христианизация у кераитов, так как кочевой образ жизни ей не очень способствует; однако, вне всяких сомнений, кераиты обладали куда более высокой культурой, чем их соседи-монголы. Во- вторых, кераиты, в отличие от монголов, составляли единую национально-государственную общность – союз племен, своего рода протогосударство во главе с ханом. Заметим, что, по всей вероятности, именно под влиянием кераитов институт ханской власти начал формироваться и у монголов. Первым известным нам по имени ханом кераитов был Маркуз (христианское имя – Марк). Он был захвачен в плен татарами, занимавшими южную, пограничную с Китаем часть Великой степи, которые передали хана для казни китайскому (чжурчжэньскому) императору. Жена Маркуза, Кутуктай, использовав военную хитрость в стиле сказок «Тысячи и одной ночи», жестоко отомстила татарам.[23] С этого времени два важнейших степных племени оказались в состоянии непрекращающейся вражды. А если учесть, что и с монголами татары вели себя так же, – второй монгольский хан Амбагай погиб в Китае, прибитый гвоздями к деревянному ослу (вид позорной казни), но захватили его в плен и передали чжурчжэням все те же татары – то сама судьба велела кераитам и монголам стать союзниками. Недаром внук Маркуза, знаменитый Ван-хан, был долгое время главным союзником Темучина, его названым отцом и настоящим ангелом-хранителем. И впоследствии кераиты легко влились в монгольский улус[24] и из их числа вышло немало близких соратников Чингисхана.
Севернее монголов, в Забайкалье, проживали племена воинственных и неукротимых меркитов. Происхождение их неясно и до сих пор вызывает споры среди историков. Часть исследователей считает их особой ветвью монголоязычных народов, некоторые относят к тюркам, но наиболее доказательной представляется версия их происхождения от палеосибирских народов. В условиях постоянных контактов с кераитами и монголами (а с монголами-дарлекин меркиты практически делили кочевья), межплеменных браков и даже включения в свой состав монгольских родов и семей, меркиты (в особенности южные) перешли на монгольский как язык межнационального общения.
Меркитов и монголов в XII веке связывали своеобразные отношения. Мать Темучина Оэлун из монгольского племени олхунут была выдана замуж (по любви!) за меркитского воина, у которого и похитил невесту Есугэй-багатур. И после этого с большинством монгольских племен меркиты уживались вполне мирно, но с борджигинами их разделила непримиримая вражда. Позднее меркиты пленили юную жену Темучина Борте, и старший сын Чингисхана Джучи (Джочи) до конца дней своих не отмылся от прозвища «наследник меркитского плена». Это на меркитов Темучин совершил свой первый военный поход, который прославил в степи его имя и стал началом его фантастической карьеры. И в дальнейшем меркиты оставались едва ли не самыми стойкими врагами Чингисхана. Они не сдавались до конца и, даже разбитые монгольской военной машиной, не покорились и ушли на запад, где продолжали борьбу до тех пор, пока не погиб последний меркит. Надо подчеркнуть еще раз, что меркиты были именно
