убить своего первенца). Этот садизм, эта извращенная патология напоминают действия безумца и никак не могут нас сделать сторонниками этого божества. Бог иудеев подобен самодержавному феодалу, который упивается своей безнаказанностью. «И впрямь, Яхве может все, да и просто позволяет себе все, и глазом не моргнув. Он без зазрения совести может проецировать свою теневую сторону и оставаться бессознательным за счет человека. Он может кичиться своим сверхмогуществом и издавать законы, которые для него самого не более чем пустой звук. Убить или зашибить для него ничего не стоит, а уж если нападет блажь, то он, словно феодальный сеньор, может даже и возместить своим крепостным ущерб, нанесенный их нивам псовой травлей: «Ах, ты потерял сыновей, дочерей и рабов? Не беда, я дам тебе других, получше»», – характеризует его действия немецкий философ и психолог К. Г. Юнг.
Иов терпел что было мочи, не выражая ни гнева, ни негодования действиями самодура. Однако далеко не все верующие были столь терпеливы и имели такую рабскую натуру. Иные прекрасно понимали, что нужен Бог, который или сокрушит безжалостных богачей, или по меньшей мере укажет им их место в жизни. Угнетателей должна ожидать расплата за их грехи. Поэтому в книге Иезекииля устами праведника предрекают, что их ждет:
И вовсе не случайно именно у христианства при появлении Христа, личности совершенно иного склада и философии, чем у Яхве, появились шансы стать всемирным движением. Поняв, видимо, что нельзя ориентироваться только на евреев, апостолы начали вовлекать в движение всех: мужчин, женщин, все языки, независимо от национальности и социального положения. Их принимали без обрядов и посвящений, без всяких взносов. Их, по почину св. Павла, не стали подвергать обрезанию, что было в высшей степени разумно и гуманно. Апостолы мудро обратились к мелкому люду, к ремесленникам и неимущим. В свете тех глубоких и острейших социальных конфликтов, которые все более сотрясали мир, это было естественно и неизбежно. Исайя пророчествует: горе имущим, захватившим земли, «прибавляющим дом к дому, присоединяющим поле к полю, так что другим не остается места, как будто они одни поселены на земле… Я накажу злых за беззакония их и положу конец высокомерию гордых и уничтожу надменность притеснителей… И младенцы их будут уничтожены перед глазами их; дома их будут разграблены и жены их обесчещены» (Ис. 3: 14; 11: 5; 5: 8; 13: 11 и 17). Не нужно быть каким-то особым эрудитом, чтобы понять: сие образец откровенно революционного манифеста, угрожающего гражданской войной и социальной местью богачам и эксплуататорам. Пророк обещал бедным, что вскоре они войдут в обетованный Иерусалим, где «они не будут строить, чтобы другой жил, не будут насаждать, чтобы другой ел». Одним словом, народ «не будет трудиться напрасно». Так чего же хотели добиться от христиан пророки? Восстания? Зная установки пророков, Отцов Церкви, в это не верится. Ниспровергать существующий порядок силой они не думали.
Известен их совет: «каждому оставаться в том звании, к которому он призван» (1 Кор.). К тому же Иисус и апостолы осуждали использование меча. Трудящиеся массы кипели гневом и возмущением. Но апостолы, св. Петр и св. Павел, поучают рабов не убегать от рабства и не бунтовать против власти, а «удвоить свое рабское усердие по отношению к земному господину, чтобы заслужить милость господина небесного» (П. Лафарг).
Популярность христианства объясняется во многом и тем, что оно представляет собой выход для неправедного мира, гениальное орудие хитрых и богатых. Потому согласимся с оценкой христианства и религии П. Лафаргом (1842–1911). Зять и ученик К. Маркса во многом был прав, сказав: «Апостолы и отцы церкви, несмотря на все свои демагогические разглагольствования, совершенно не угрожали установленным правам имущих. И так как последние, перестав бояться за судьбу своих земных благ, не меньше неимущих жаждали блаженства в загробной жизни, то они примкнули к новой религии, сулившей им это блаженство. Этот двойственный облик, демагогический – с одной стороны, и олигархический – с другой, обеспечил христианству успех и у бедных, и у богатых». С тех пор власти и церкви нередко друг другу руку моют, являясь собственниками земли и капитала. В то же время Церковь учит нас покорно ждать спасения от Господа, не от себя. В картине Риберы св. Петра из тюрьмы освобождает не восставший народ, а ангел (что противоречит истории).
Главными моментами, определившими победу новой религии (или идеологии – как уж вы хотите), стало то, что цезари не могли управлять по-старому, а массы уже не принимали эту идеологию, вконец развенчавшую себя и своих героев. Тот чудовищный строй эгоизма и цивилизованного варварства, который установился в Римской империи последних двух-трех веков ее существования, не выдержал груза испытаний. Он был слишком бесчеловечен и уродлив. Поэтому в феврале 313 г. римские императоры Константин и Лициний, как уже сказано, встретились в Милане и приняли «Миланский эдикт». В нем принято решение – гонения на христианство прекратить. Христианская вера была объявлена «дозволенным культом» (religio licita), устанавливался режим религиозной терпимости, а христианам возвращалось ранее конфискованное имущество. Помимо этих и многих других важных сторон, такое решение имело и серьезные морально-нравственные последствия. Римское государство внесло изменения в свою философию брака и, что особенно важно, стало внедрять в область семейных отношений христианские нравственные принципы. Так, родителям, неспособным прокормить своих детей и готовым их бросить, стали оказывать помощь. Продажа детей в рабство и их использование для проституции строго карались. Нормой христиан было единобрачие, теперь же такой подход был принят и государством. Законы, воспрещавшие безбрачие, что ранее даже поощрялось Церковью, были отменены. Гонениям подверглись все извращенцы. Гомосексуалистов теперь следовало сжигать, привязав к столбу. Раньше император Константин бросал их на расправу диким зверям или пускал в гладиаторские бои, но теперь стал жалеть, считая, что и они «носят подобие Божие». И даже по отношению к рабам устанавливались более гуманные порядки. Разумеется, никто не ставил под сомнение само существование рабства как социального института. Раб или рабыня не имели права вступать в законный брак, поскольку не могли войти в «свободное соглашение». Свободный человек не мог жениться на рабыне, а их дети от таких союзов обычно считались рабами. Если рабы доносили на своего господина, будучи недовольны или же возмущены его диким поведением, они подлежали распятию. Правда, Константин под влиянием то ли христианства, то ли стоицизма запретил сознательное убийство рабов господами, их чрезмерные пытки, а также старался не продавать членов семьи раба по отдельности, но до подлинного торжества христианских законов, как видим, было еще очень и очень далеко.
Но даже этот робкий постепенный прогресс означал большие перемены. Законы строго воспрещали использование христианок как проституток. При установлении законом таких фактов их немедленно освобождали. Церковь взяла на себя роль посредника и при освобождении рабов от рабства. Конечно, Империя, как и Церковь, оставалась учреждением «мира сего» – с его социальным неравенством, с насилием как нормой осуществления власти и т. д. Понятно, что Церкви пришлось за такие «дары» властей пойти на серьезные компромиссы. Церковь согласилась с рабством, согласилась, что рабов нельзя принимать в клир. Однако заметим, что среди рядового монашества утвердился дух равенства и социального братства в проповедях такого замечательного святого, как Иоанн Златоуст (об этом пишет Иоанн Мейендорф). Я представил себе, только на мгновение, сколько мужества потребовалось бы Русской церкви и
