Известно, что Греция была расположена к республиканскому правлению, а не к тирании. Та выполняла (что бы ранее не говорилось) у них функцию скорее временного учреждения. Поэтому даже сильные тираны в Греции долго не удерживались. Но и демократия не представляла собой постоянное учреждение. Она многолика, как и понятие «охлос». В одном случае это «толпящийся народ», в другом – общее собрание, которое собирают для решения важных государственных вопросов, в-третьем, как видим у Аристофана, – сборище плутов или актеров, которыми манипулирует бог богатства Плутос… У Аристофана и Еврипида охлос представляет собой скорее граждан, чем просто толпу людей. Геродот употреблял слово охлос для дефиниции больших масс людей и крайне редко. В устах глашатаев аристократического правления охлос имеет явно негативный облик. Фукидид увидел в афинянах или сицилийцах лишь неразумную «перемешанную толпу». Охлос – это худшая часть демоса. Примерно в том же духе высказывался Ксенофонт, но еще определеннее. Пренебрежительно-презрительное отношение к толпе сближает Ксенофонта с другим учеником Сократа, Платоном. Для Ксенофонта неприемлемо то, что охлос требует равенства, а не вознаграждения по его трудам и заслугам. Феогнид в отношении плебса высказывался еще жестче:
Исократ же, в отличие от многих, всегда отделял охлос от народа… Так, в речи «К Никоклу» он пишет: «…Одни почитают тех, кто способен произносить речи перед толпою, другие же – людей, умеющих управляться с делами». В другом месте он же говорит: «Знай, что из всех форм правления – и олигархических, и всяких иных, – те дольше других сохраняются, которые лучше всего заботятся о народе. Ты сможешь отлично управлять народом, если не будешь позволять бесчинствовать толпе и не станешь спускать бесчинства над нею другим». Есть над чем подумать.
Мы, являясь, как и автор «Всеобщей истории» Полибий, сторонниками умеренной классической демократии, не поклоняемся слепо ни одному виду власти. Власть в чем-то подобна бесчувственному божку. Однако все равно приходится выбирать из разных ее видов и типов. Полибий выделял два типа власти. Один (положительный) включал в себя следующие виды: царство (единовластие), аристократию (власть избранных) и демократию (народовластие). Другой (отрицательный) состоял из: монархии – власти, осуществляемой одним, хотя и не достойнейшим, действующим по доверенности в угоду алчности и гордыни; олигархии – власти немногих, но также не лучших (не тех, кто избран народом за их ум, достоинство, благородство), а кучки захватчиков, заполучивших богатство и власть случайно и использующих их в личных целях; наконец, охлократии – власти народа, но не как организованного, разумного, просвещенного целого, а как стихийно действующей толпы, увлекаемой дикими инстинктами. Полибий считал, что один вид власти временами, по законам природы, перерастает в другой: «Когда царское управление переходит в соответствующую ему по природе извращенную форму, в тиранию, тогда, в свою очередь, на развалинах этой последней вырастает аристократия». Когда аристократия выродится по законам природы в олигархию и разгневанный народ выместит обиды правителей (а точнее, обиды, нанесенные ему правителями), тогда и нарождается демократия. «Необузданность народной массы и пренебрежение к законам порождает с течением времени охлократию». Но и демократия, в свою очередь разрушаясь, переходит в беззаконие и господство силы. Привыкшая кормиться чужими состояниями и богатствами толпа выберет в вожди отважного честолюбца, а сама вследствие бедности и невозможности заниматься политикой устранится от должностей. И тогда вновь наступает господство силы.
Кратер из Дипилона
Собравшаяся вокруг вождя-узурпатора толпа, завороженно слушающая его (как Одиссей – пение сирен), совершает убийства, изгнания, переделы земли, пока не одичает окончательно. Тогда она вновь считает для себя необходимым избрать очередного самодержца. «Таков, – считает Полибий, – круговорот государственного общежития, таков порядок природы, согласно которому формы правления меняются, переходят друг в друга и снова возвращаются». Забегая вперед, скажем: сила Рима заключалась в том, что тот избрал не какой-то один вид власти, а умно и тонко соединил в государстве все три положительных вида власти. Иначе говоря, он, как известно, прогнал царей, однако не давал особой воли ни олигархам, ни охлократии. По мысли Полибия, консульская власть в Риме воплощала принцип царства (жесткая и сильная, отвечающая за свои поступки), сенат воплощал в себе принципы аристократизма (мудрость и талант), в комициях осуществлялся принцип демократии (тут царствовал народ и он же контролировал решения и действия консулов, принципов, императора, аристократии). Полибий ратует за вид некой синтетической власти. Понятно, что такая власть не могла выступать против частной собственности, если та не приняла форму олигархии. Платон, породивший некоторые «социалистические тенденции», выступавший в «Республике» за общность имуществ, в «Законах», сочинении, где сказано об устройстве реального, а не идеального государства, является также сторонником частной собственности.
Греки и римляне, позволим сделать предположение, были не глупее нас с вами, но, заботясь о правах собственников, они все же не превращали эту частную собственность в главное божество государства, в священный закон общественного строя. Они четко следовали принципу сохранения чувства меры в этом вопросе. П. Гиро подчеркивает: «Они не допускали, чтобы общественный интерес отступал когда-либо перед интересом частным, так что всякое посягательство на это право (на частную собственность. –
Риторика и софистика в греческом обществе
Уже в те времена ораторское искусство высоко ценилось у всех народов. Моисею пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить свой народ в необходимости покинуть Египет. В древних египетских текстах встречаем прямые указания на то, сколь высоко ценили риторское искусство: «Речь сильнее, чем оружие!» или: «Будь искусен в речи, и ты победишь». Первый трактат по риторике, как утверждают источники, принадлежал оратору Кораксу, ученику Эмпедокла. Ему же принадлежит и такое выражение: «Красноречие есть работница убеждения». Видимо, эти мастера умели увлечь даже скептиков-греков мастерством ораторского дара, как Орфей когда-то увлекал своим пением многочисленных слушателей. Пройдет время, прежде чем многие поймут: риторика и софистика – обоюдоострое оружие, которым следует пользоваться осторожно. Кто блистал на философской и риторской аренах? И кого выбрать в собеседники? Выбор не прост. По словам Цицерона, вся Греция «поистине пылала страстью к красноречию и долгое время им славилась и преуспевала в нем больше других государств». Известно, прекрасным оратором был и упомянутый Перикл.
Почему эти искусства явились на свет? Битва афинской демократии с образом правления в Спарте привела к серьезному кризису в миросозерцании греков… Кризис достиг апогея в период Пелопоннесской войны (так называют серию войн за господство над Грецией между демократическими Афинами и олигархической Спартой в 431—404 гг. до н.э.). Естественно, что в борьбе сторон в ход шло любое оружие, включая и такое мощное, как слово. Ведь Герцен справедливо называл софизм «торжеством юношеского упоения в науке». Это было вступление в философию. Софизм – песнь брызжущего энергией младого греческого разума… Как явление, софизм гораздо значительнее и глубже простой публичной риторики. Риторика может стать оружием и невежд, глупцов, плутократов и негодяев. Софийность же – совершенно особое свойство вдохновенной, мудрой, высоконравственной души. Именно так ее определяет отец Флоренский, видя в ней осуществленную Мудрость Божью. София (Премудрость) по отношению к твари, каковой является человек, выступала и выступает в роли ее ангела-хранителя. Она выступает «божеством»
