Полагаем, ни красота церковного искусства (при всей ее значимости), ни византийская эстетика культового действа не стали главным доводом в пользу решения князя принять христианство. Предпосылки глубже и закладывались они исподволь… Их можно увидеть уже в действиях бабки Владимира, Ольги, христианки, ранее дважды посетившей византийский двор. Новую религию приняла часть дружинников-скандинавов, служивших киевским князьям. При князе Игоре в Константинополе существовала церковь пророка Ильи – центр торговой и деловой колонии русских (912–942). А затем в Киеве возводят Ильинскую церковь – в знак солидарности киевских христиан-варягов с царьградскими единоверцами. Выбор консолидирующей общество религии был сделан – византийское христианство. Приход русского народа в лоно христианства принято относить к XI в. Однако недавние археологические находки на Дону показывают: первые христиане могли появиться тут гораздо раньше, в V в., может быть, и ранее. Владимир, приняв это решение, положил начало древнерусской цивилизации. Произошел великий исторический поворот. Русь вошла в ареал восточно- православных государств, не порывая связей с католическим Западом. Конечно, разделение церквей внесло трагический раскол в судьбы Европы и России, проведя кровавую межу между Западом и Востоком. Но это произойдет уже позже. и отнюдь не Древняя Русь была тому виной.
Византия стала нашей «крестной матерью», чему было немало причин экономического, культурного, военно-стратегического характера. Князья, варяжские гости и дружинники русских князей, ходя в дальние походы, не могли не видеть того, как живет окружающий мир (Греция, Рим, Испания). В этих странах имелись монастыри, академии, библиотеки, школы, бывшие очагами цивилизации. Ачто же видим на Руси? Проведем в качестве сравнения параллель.
Первая религиозная реформа Владимира сделала из Перуна «бога богов». В 980 г. князь торжественно водрузил 6 языческих кумиров, но примерно тогда же, в 983 г., в монастыре Боб-био ученым Гербертом были обнаружены тома астрологии Боэция и книги по геометрии. Европа поклонялась книгам, мы – языческим идолам. «И начаша кумиры творити: ови древяны, ови медяны, а друзии мрамаряны, а иные златы и сребрены. И кланяхуся им и привожаху сыны своя и дъще-ри и закалаху перед ними и бе вся земля осквернена». С дикостью надо было заканчивать, если говорить о цивилизации. Владимир был далек от христианских идеалов. На его совести немало грехов: вероломное убийство брата Ярополка, убийство полоцкого князя Рог-волда, что «пришел из-за моря», двух его сыновей, насилие над его красавицей дочерью Рогнедой (в ответ на предложение князя Владимира вступить с ней в брак та ответила резким отказом, предпочтя Ярополка и град Киев да еще вдобавок оскорбив Владимира, назвав «робичичем», т. е. сыном рабыни). Не был князь примером добродетели и воздержания во время пиров и забав на охоте, однако все эти личные огрехи отступали на второй план при решении столь важного и судьбоносного государственного вопроса, как принятие веры, сего инструмента политики.
Говорят, что у Владимира не было выбора: иудаизм и ислам были-де представлены соседними с Русью кочевыми и полукочевыми народами, «весь образ жизни и менталитет которых был абсолютно чужд земледельцу-славянину. А униженный и маловлиятельный в конце X в. Рим был слишком далеко». Принятие православия в качестве официальной государственной религии не было предопределено судьбой, но вместе с тем серьезное решение не могло быть и принято спонтанно. Возможно, имел место спор религий. При ином раскладе ведущей религией мог бы стать ислам или христианство запад-норимского толка. Но Владимир не принял религии латинян, хотя и послал «в немцы» послов взглянуть на церковную службу. Рим и католический вариант православия не отвечали глубинным дальним интересам Руси.
Дело даже не в том, что ватиканский двор считался едва ли не самым развратным местом в Европе (блудницы, сатани-сты, пиры и проч.). Пирами да женщинами языческую Русь не удивишь: по признанию самого Владимира, «Руси есть веселие пити». Геродот, говоря, что Скифия «не имеет ничего замечательного», подчеркнул привычку народа пить неразбавленное вино. В обиход греков и римлян вошло выражение: «Налей по-скифски». А. Панченко объясняет все тем, что Римский Папа незадолго до Крещения Руси превратил Ватикан в лупонарий, служил черную мессу и вообще «погряз в грехах». «Западное христианство было для нас и осталось для нас слишком резким, слишком нетерпимым и слишком экзальтированным». Многое могло насторожить ру-сов, видимо, наслышанных об обращении в новую веру славян. Еще в 1231 г. 13 монахов Кантарского монастыря за неподчинение Папе Римскому были подвергнуты пыткам и сожжены. Да и личный опыт не очень воодушевлял, ведь княгиня Ольга направила-таки посольство к германскому императору Оттону I (959), прося его прислать на Русь епископов и духовенство (после того как Константин VIII высокомерно отверг ее условия). Оттон тотчас откликнулся – и в Киев прибыл епископ Адальберт (962). Однако его миссия закончилась, не успев начаться. Киев был наслышан о судьбах славян, подвергшихся латинизации, и не хотел повторения этого опыта на своей земле. В том же году Адальберт вынужден был бежать из Киева. Многие из сопровождавших его лиц были убиты, а сам епископ едва выбрался живым с Русской земли. Трудно славянам было бы воспринять и знаменитые стигмы экзальтированных верующих, в частности, язвы, появляющиеся на местах нанесенных Христу ран. «Для России это абсолютно не возможно, мы не знаем ни одного случая стигматизации». Как бы там ни было, а чуда, подобного содеянному св. Франциском, с русами так и не произошло.
Конечно, и к христианской вере, а точнее, к ее служителям можно было вы двинуть ряд упреков, как это сделал немецкий философ Ф. Ницше в «Антихристе» во второй половине XIX в.: «Этим я заканчиваю и высказываю мой приговор. Я осуждаю христианство, я выдвигаю против христианской церкви страшнейшие из всех обвинений, какие только когда-нибудь бывали в устах обвинителя. По-моему, это есть высшее из всех мыслимых извращений, оно имело волю к последнему извращению, какое только было возможно. Христианская церковь ничего не оставила не тронутым в своей порче, она обесценила всякую ценность, из всякой истины она сделала ложь, из всего честного – душевную низость. (.) Я называю христианство единым великим проклятием, единой великой внутренней порчей, единым великим инстинктом мести, для которого никакое средство не будет достаточно ядовито, коварно, низко, достаточно мало, – я называю его единым бессмертным, позорным пятном человечества.» Однако это «позорное пятно», позволим себе заметить, возложил на религию человек больной, с полубезумным сознанием, хотя и гениальный антихрист.
Казалось, привлекательнее для русских могла бы стать религия ислама. По данным арабского ученого Шараф аз-Замана Тапхира ал-Марвази (XI в.) и персидского писателя Мухаммеда ал-Ауфи (XIII в.), «царь русов Буламир» (Владимир) даже направил послов к правителю Хорезма с целью выяснения достоинств и преимуществ ислама. Мухаммад возвестил миру о новом знании – об Аллахе. Пророк направил усилия, чтобы убедить правоверных отвратиться от пагубного невежества, из-за которого люди возгордились, отреклись от чести и достоинства. Установки Корана требовали соответствия высоким требованиям «муруввы» (добродетели бедуина). Иные мекканские суры актуальны и по сей день, ибо несут высокие морально- нравственные нормы. Приведем пример: «Но нет! Человек восстает, оттого что видит себя разбогатевшим. Ведь к Господу твоему – возвращение!» (Коран, 96:6–8); «Горе всякому хулителю – поносителю, который собрал богатство и приготовил его! Думает он, что богатство его увековечит» (104:1–3); «Но тот, кто давал и страшился, и считал истиной прекраснейшее, – тому Мы облегчим к легчайшему. А кто скупился, и обогащался, и считал ложью прекраснейшее, – тому Мы облегчим к тягчайшему. И не спасет его достояние, когда он низвергнется» (92:5—11). Возгордившиеся и отвергающие Аллаха будут наказаны, для тех, «которые уверовали и творили добрые дела, – им награда неисчислимая» (95:6). Так, базовую ценность веры в Аллаха увязывают с системой морально-этических ценностей. И все же, принятие в качестве веры ислама для еще не окрепшей Руси было довольно рискованным мероприятием. У Руси выбор был, но выбор ислама означал разрыв с Византией. Мусульманский Восток, прежде всего в лице арабов, составлял грозную конкуренцию миру христианскому, в том числе и православной Византии. Борьба между ними шла не на жизнь, а на смерть.
