13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь

чем бастующие успевали выдвинуть разумные требования, не говоря уже об их удовлетворении, и все снова возвращалось на круги своя и текло привычным обыденным чередом.

Этим Атлантис напоминал большой муравейник: внешне — царство полной неразберихи, существующее безо всяких законов, а по сути отлаженная система, в которой все подчинено одной- единственной цели — существованию и процветанию такого гигантского, ужасающего, притягательного и непостижимого города, каким был Атлантис.

Культурный шок. Для того, кто привык обитать то в открытом море, то в пустыне, то на крохотном острове, то в однообразных туннелях лабиринта, такое буйное разнообразие жизни во всех ее проявлениях и со всеми возможными формами стало подлинным шоком, ударившим по голове тяжелой дубиной. Во всяком случае, выглядел я именно так, как будто мне только что хорошенько стукнули по мозгам: с вытаращенными глазами и отвисшей челюстью я шатался по улицам, в изумлении вертя головой во все стороны. Лишь спустя несколько часов наконец остановился на одном из перекрестков, на всех четырех углах которого возвышалось по каменному льву высотой метров в сто, не меньше.

День клонился к вечеру. Вокруг меня суетливо сновали жители Атлантиса, ноги мои гудели, а я не знал, куда я иду, зачем, что нужно мне в этом городе и что я буду есть на ужин.

Раньше еду мне всегда приносили или я сам добывал ее из окружавшей меня природы. Но Филинчик рассказывал нам на лекциях, что в больших городах существуют иные законы, здесь еду покупают за деньги.

К этому времени я уже успел заметить, что в качестве денег в Атлантисе использовались серебряные, медные и золотые пирамидки различных размеров, которые, к примеру, в одной из гаянских пиццерий можно было обменять на аппетитную кукурузную лепешку, начиненную всевозможной вкуснятиной.

За последние часы эти заведения стали для меня самыми вожделенными объектами во всем универсуме. Они встречались чуть ли не на каждом углу, и, где бы я ни был, везде на глаза попадались аппетитные нити расплавленного сыра, тянущиеся от соблазнительно пахнущего горячего теста.

— Нравится, га? — послышался голос у меня за спиной.

Табачный гном Гемлут Гаванна. Это был табачный гном, представитель южнозамонианских карликов, обитающих в джунглях тропического леса и безобразящих на табачных плантациях, а в остальном ничем не отличающихся от обыкновенных гномов, — так, во всяком случае, говорил нам на занятиях профессор Филинчик. Узнать этот вид можно по ярким, цветастым шапочкам собственноручного изготовления, зеленоватому цвету кожи, щеголевато закрученным пышным усам и по звуку «р», который табачные гномы произносили гортанно и раскатисто, словно полоща горло. А еще по тому, что в любую фразу они вставляли частицу «га», которая в зависимости от контекста могла означать у них все, что угодно.

(Кстати, все население Атлантиса, к моей величайшей радости, говорило на одном языке — общепринятом замонианском. Каждая группа, правда, произносила слова на свой собственный оригинальный манер; так, некоторые, к примеру, влажно шепелявили, другие сухо блеяли или же перед каждым словом добавляли неопределенное «э-э-э». Проще всего понимать было образованных друидов, говоривших на чистом, академическом языке, а самыми непонятными были изречения рогатых имбецибелов, изъяснявшихся ломаным пением, — все, что они говорили, походило на оперную арию, исполняемую певцом, которому в горло залетела муха. Правда, с рогатыми имбецибелами все равно никто не общался, так что проблема эта, как и многие другие в Атлантисе, решалась сама собой.)

— Да, вкусно, — произнес я рассеянно, поскольку в этот момент был полностью поглощен созерцанием зельца, заглотившего большущую гаянскую пиццу целиком.

— Я имел в виду льва.

Я очнулся от гипноза гаянской пиццы:

— Ах, льва… Да, здорово. Отличная работа. Камнетесы постарались на славу.

— Га, думаешь, их вытесали из камня? Ничего подобного! Их выполировали — бумажными салфетками! Можешь себе представить, сколько времени на это ушло? Выполировать скульптуру из грубого камня — это тебе, га, не шутки!

Я попытался выразить свое потрясение:

— С ума с-сойти!

— В них живут, га. В каждом по четыре тысячи квартир. Горячая вода, га. Балконов, конечно, нет, зато лифт с музыкой!

Он начал насвистывать одну из известных замонианских мелодий.

— А где же окна?

— Окна прозрачные только изнутри. Представь, га!

— Вот это да!

— Они мои.

— Что?!

— Львы. Они мои.

— Надо же! Хм… Поздравляю!

— Может, хочешь купить одного?

— Хм?…

— Может, хочешь купить одного льва? Га, отдаю по дешевке.

— Честно говоря, у меня нет…

— Послушай… — Гном понизил голос и с таинственным видом заозирался по сторонам. — Ты мне симпатичен, га. Я хочу сделать тебе выгодное предложение. Лови момент, га, десять пирас.

Гном схватился за голову, показывая, что совершил непростительную ошибку таким опрометчивым, легкомысленным предложением.

— Га! Га! — орал он, награждая себя увесистыми оплеухами. — О, я идиот! Никогда, никогда не умел торговаться.

Я смерил гнома пристальным взглядом. Десять пирас стоила в Атлантисе одна пицца.

Мне стало обидно. Неужели у меня такой глупый вид, что он решил проделать со мной самый дешевый трюк из всех, какими только надувают туристов.

— Ну ладно, — не отставал он. — Скажем, га, пять пирас.

Так состоялось знакомство с Гемлутом Гаванной, ставшим потом моим самым лучшим другом в Атлантисе.

Когда я доходчиво объяснил Гемлуту, что не следует принимать меня за круглого дурака, потому что, кроме всего прочего, у меня все равно за душой нет ни гроша, он сменил тактику. Ему и так совершенно ясно, да он просто уверен, что когда-нибудь заработает на мне целое состояние. С этим многообещающим тезисом он прилип ко мне как банный лист.

— Послушай, га, я сразу понял: ты нечто особенное. Ты синий! Ты медведь! Ты уникум! Га? — тараторил он, семеня за мной по пятам и пытаясь склонить меня к какому-нибудь выгодному совместному предприятию. — Вот смотри. Просто встанешь на улице и будешь петь, га? А я буду ходить со шляпой в руках!

— Не умею я петь.

— Тогда давай продадим тебя в зоопарк! Ночью я приду с запасным ключом и выпущу тебя на свободу.

— Нет уж, спасибо!

Во всяком случае, у Гемлута, оказалось, был свой дом, где он мог устроить меня на ночлег. Мы шли уже около двух часов, и местность вокруг становилась все более и более впечатляющей.