13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь

был очень тяжелый, я почти задыхался, а потом он сожрал и мое дыхание. И тут я проснулся. Действительность оказалась еще хуже, чем сон.

Явь. У меня на носу, жадно сопя, сидел восьминогий носопыр и старательно тянул всеми своими ноздрями воздух. А на груди у меня пристроился ночной кошмар, который, ехидно ухмыляясь, нагло поглядывал на меня.

Носопыр пискнул, кубарем скатился на пол и, отчаянно семеня ножками, живо затрусил к ближайшей щели. Я попытался прибить ночного кошмара кулаком, но он ловко увернулся, подпрыгнул и с гадким блеянием исчез в темноте.

Вне себя от злости, я вскочил на ноги и набросился на Гемлута с обвинениями. Тот спросонья ничего не мог понять. Мне потребовалось время, чтобы объяснить ему, что произошло.

— Подумаешь, плохой сон, га, — равнодушно махнул он рукой. — Ложись, надо спать.

— Это был не сон! Он сидел у меня на груди! А другой прямо на носу!

Тогда я еще не знал, что это были носопыр и ночной кошмар, только возмущение мое от этого было ничуть не меньше.

От возбуждения я не мог даже сесть, не то чтобы лечь. Тяжело дыша, я стоял посреди собора и скользил испуганным взглядом по темным углам. Зловещие тени вздрагивали на стенах, как языки черного пламени. Послышалось шуршание.

— Здесь кто-то есть, — прошептал я.

— Подумаешь, парочка крыс! Ложись и спи, га? — пытался успокоить меня Гемлут.

В этот момент перекрытия собора затрещали и меня окатило осколками сухой штукатурки. Крохотные части старинной фрески посыпались на меня дождем, я успел только различить в мозаике мелких пластинок искусно вырисованные руки, яблоко, крылья ангела и глаза. Потом ударил колокол, коротко и глухо, словно на него приземлилась невидимая птица.

Его звук тяжело отозвался в моей душе.

Все снова стихло.

Гемлут приподнялся и с вытаращенными глазами указал на что-то, находившееся у меня за спиной.

— Га! — воскликнул он.

Я почувствовал за спиной взмах мощных крыльев, потом что-то твердое и острое ударило меня по голове и, глухо ухая, исчезло в темноте. Затылок жгло огнем. Я испугался, что какое-то безобразное чудовище, может быть крысехвостый, выпустило на меня свою ядовитую слюну, провел лапой и ощутил на пальцах теплую липкую жидкость. В лунном свете она казалась совсем черной, но я знал, что это моя собственная кровь. Нужно иметь очень острые когти, чтобы распороть шкуру синего медведя.

— Кровь? — вскрикнул я.

— Вампиры! — выдохнул Гемлут.

И тут началось.

Вампиры. Шипящая черная молния пронзила темноту собора. Это была сильная, мускулистая кошка размером с хорошего дога и разъяренной мордой павиана, она неслась на меня, помогая себе хлопками маленьких крыльев, расположенных у нее на спине.

Она уже почти настигла меня, как вдруг со мной произошло нечто странное: я начал воспринимать происходящее как при замедленной съемке, по телу растеклись приятные тепло и покой.

Для последнего рывка кошке (обезьяне? летучей мыши?) потребовалась целая вечность, так что мне вполне хватило времени точно рассчитать ее мышечный тонус, определить траекторию прыжка и, сделав из этого соответствующие выводы, шагнуть чуть вперед, одновременно отклонив тело назад, в результате чего она пролетела у меня над головой.

А я даже успел рассмотреть во всех подробностях разочарованное выражение морды обезьянокошки и, когда она пролетала надо мной, медленно, с чувством замахнуться и проводить ее хорошим, метким пинком, так что она отклонилась от намеченного курса, ракетой пролетела еще несколько метров и громко шлепнулась о твердый, мраморный пол, а потом, громко визжа от боли, суетливыми, пружинистыми прыжками нервно унеслась прочь.

— Га! Неплохо! — уважительно кивнул мне Гемлут.

То, что, казалось мне, длилось вечно, на самом деле произошло за считаные секунды. Позднее я узнал, что спас меня пробудившийся во мне природный инстинкт. Ведь я как-никак медведь. Раньше, под воздействием хорошего воспитания, он дремал на самом дне моей генетической памяти, но сейчас некто допустил непростительную ошибку, осмелившись напасть на меня, и защитный механизм дикого зверя сработал сам собой. Я запрокинул голову и издал умопомрачительный рев, раскатившийся по всему собору многоголосым эхом.

Две кошки-вампира одновременно бросились на меня с двух сторон. Я резко пригнулся, чтобы одна из них пролетела надо мной и врезалась в стоявшую за спиной каменную колонну, ловко поймал другую за лапу и, раскрутив над головой, запустил ее, словно пращу, в дальний угол. Там она, судя по раздавшимся звукам, врезалась в кучу своих подружек, которые с отчаянным злобным визгом дружно рухнули на пол.

Потом воцарилась мертвая тишина.

— Ого! — воскликнул Гемлут. — Ты сделал их, га! Теперь они не вернутся. Вампиры очень трусливы.

Он презрительно сплюнул и попытался в знак уважения похлопать меня по плечу, но из-за разницы в росте дотянулся только до локтя.

В этот момент на нас бросились еще по меньшей мере пятнадцать кошек-вампиров, а пять других атаковали с воздуха.

Гемлут, как и все табачные гномы, не ведал страха. Это не значило, правда, что он был очень отважным, — отважным считается тот, кто ведает страх, но умеет его побороть. Дело в том, что табачным гномам чувство страха попросту незнакомо, ведь у них зеленая кровь, и в ней начисто отсутствует адреналин. Табачные гномы замечают, когда попадают в опасность, но их это ничуть не пугает. Если на кого-то из них, к примеру, бросится трехметровая злая горилла, он, вместо того чтобы припустить со всех ног, вступит с ней в неравный бой. Такое поразительное бесстрашие приносит порой позитивные результаты, и противник, имеющий многократное физическое превосходство, поджав хвост, обращается в позорное бегство. Вот почему табачные гномы хоть и не вышли ростом, но все же являются весьма опасными и отчаянными противниками. Как и любой другой обитатель джунглей, Гемлут прекрасно знал, что самое нежное и уязвимое место у всех диких кошек и лесных обезьян — их влажный нос. Достаточно резко и метко ткнуть туда пальцем, чтобы на несколько минут полностью обезвредить врага.

Боевой кадор. Кроме того, Гемлут еще владел искусством южнобразильской борьбы, так называемым боевым кадором (у него даже был цветной пояс, свидетельствующий о достижении девятой ступени). Эта борьба представляла собой некую элегантную смесь фламенко, карате и танца тореадора. Он просто стоял на месте, почти не двигаясь, одна рука плотно прижата к туловищу, другая извивается над головой, готовая к резкому выпаду. При этом он мелко-мелко перебирал ногами и непрерывно вращался вокруг своей оси, поочередно выкидывая вперед то левую, то правую ногу, что придавало борьбе черты зажигательного южного танца, в то время как тело, словно маятник, легко отклонялось в разные стороны, пропуская вампиров, которые летели мимо и с шумом ударялись лбами о стены и колонны.

А иногда он, словно рапирой, наносил молниеносный удар двумя сложенными вместе пальцами, целясь то в нос, то куда-то под ребра, не переставая при этом насвистывать себе под нос зажигательные ритмы фламенко.

Моя собственная техника, напротив, не отличалась ни продуманностью, ни четкой выверенностью движений, представляя собой скорее спонтанные выпады, продиктованные интуитивным чутьем. Я и сам был немало удивлен той силе, что долгое время мирно дремала во мне. А ведь медведи считаются одними из самых опасных хищников нашей планеты, только мне до сих пор как-то не довелось это осознать. Да и когда? Я же постоянно был чем-нибудь занят, то бродил по бесконечному лабиринту, то просиживал целыми