сколько у главы семьи едоков.
В 1457 году сер (нотариус) Антонио да Винчи объявил налоговому управлению, что в его доме среди прочих живет и кормится «Леонардо, пятилетний незаконнорожденный сын сера Пьеро, родившийся от него и от донны Катерины, в настоящем жены Пьеро дель Вакка из Винчи, прозванного Аккаттабригой Задирой».
В те времена люди, по доброму обычаю, заносили в семейный альбом все важные события, и сер Антонио не составлял исключения.
«Год 1452-й. В три часа ночи субботы 15 апреля родился у меня внук, сын сера Пьеро, моего сына. Наречен он Леонардо. Крестил его священник Пьеро ди Бартоломео да Винчи. Свидетелями были Папино ди Нанни Банти, Мео ди Тонино, Пьеро ди Мальвольто, Нанни ди Венцо, немец Арриго ди Джованни, монна Лиза ди Доменико ди Бреттоне, монна Антониа ди Джулиано, монна Никколоза дель Барна, монна Мария, дочь Нанни ди Венцо, монна Пиппа ди Превиконе».
Крещение состоялось в церквушке Санта Кроче селения Винчи. Пять мужчин и пять женщин, чьи имена, фамилии и происхождение скрупулезно перечислены сером Антонио, подтвердили законное вступление в семью рожденного вне брака Леонардо.
А мать младенца? Кто была Катерина, которую Анонимо Гаддиано, самый первый и авторитетный биограф Леонардо, называет «женщиной хороших кровей», ставшая впоследствии женой Аккаттабриги Задиры?
Выражение «женщина хороших кровей» означает в Тоскане не просто «добрую породу», как утверждают некоторые, но прежде всего крепость моральную и физическую. «Добрый» тосканцы понимают как здоровый, крепкий телом и духом. Вот и Катерина была честной, красивой и здоровой крестьянкой. Первенец сын сера Антонио, молодой и привлекательный сер Пьеро, шептал ей слова любви, пообещав взять ее в жены.
В селении Винчи — а это был десяток-другой домов, лепившихся вокруг Кассеро, старинной башни, — звание «сер» считалось весьма почетным. В четырнадцатом веке сером стал Микеле да Винчи, и серами были все его прямые потомки, вплоть до предприимчивого и порывистого Пьеро, сына Антонио да Винчи. Серу Пьеро было двадцать пять лет, когда в 1452 году Катерина произвела на свет Леонардо. Тут же старый Антонио, чтобы выбить у Катерины дурь из головы и успокоить свою совесть, женил сына на фьорентинке Альбиере из семейства Амадори и, развязав толстую мошну, уговорил молодого человека Пьеро дель Вакка, прозванного за горячий нрав Задирой, жениться на красивой обманутой Катерине.
Устроив семейные дела — молодая сноха теперь помогала его жене по хозяйству — и взяв на себя заботу о маленьком Леонардо (второй сын сера Антонио «жил на вилле и бездельничал»), глава семьи, старый Антонио, смог вновь заключать контракты и играть в триктрак с крестьянами из Анкьяно. А его сын, нетерпеливый сер Пьеро, снял дом во Флоренции, твердо решив с помощью дружественного семейства Медичи и слуг Святейшей нунциаты сделать быструю карьеру и разбогатеть.
Крещение уже в XV веке стало также и официальной церемонией, пышность которой зависела от того, какое положение в обществе занимала семья новорожденного.
Вот почему нотариус Антонио да Винчи пожелал, чтобы на крещении Леонардо было не менее восьми свидетелей, хотя он записал младенца «незаконнорожденным».
Мать Леонардо Катерина стоит в сторонке во время обряда крещения Леонардо. Лючия, бабушка Леонардо, держит его на руках после крещения. Она была крестной матерью Леонардо.
Коршун
Этот поразительный сон, полный пророческого смысла, оставил глубокий след не только в памяти Леонардо, но и в его душе, проник, как бы мы сейчас сказали, в сферу подсознания, и показался ему предзнаменованием судьбы.
Естественно, что Фрейд, находясь под впечатлением своего недавнего открытия, упорно изучал смысл этого сновидения и даже усматривал в нем воплощение древнего египетского мифа о Мут — «матери с головой орла-стервятника», делая вывод, что в обличье коршуна Леонардо явилась несчастная Катерина.
Но коршун и орел-стервятник — две разные птицы. Для Леонардо коршун был птицей родной, привычной, летавшей над Винчи и близлежащими замками в долине между рекой Арно и холмами Альбано. Дядюшка Франческо часто показывал ему на эту птицу с раздвоенным хвостом в так называемом «вращательном полете».
— Видишь ее? — говорил он, ложась рядом с Леонардо на траву, чтобы удобнее было следить за полетом. — Когда ветер, как вот сейчас, дует высоко в небе, коршун тоже парит в вышине; когда же ветер гуляет по равнине, коршун бесстрашно спускается даже ниже башни замка Кассеро. Коршун, он не любит зря махать крыльями, он всегда плывет по свежему ветру…
Маленький Леонардо слушал, наблюдал. Школой ему были поля и луга вокруг Анкьяно, лес, спускавшийся с холмов прямо к домам селения Винчи, учителем — дядюшка Франческо, всего на семнадцать лет старше его. Этот дядя, философ и бездельник, излагал племяннику свою собственную теорию о природе, рожденную из наблюдений и опыта, пронизанную любовью ко всему сущему.
«Рассуждая об явлениях природы, Леонардо стремился познать значение трав», — пишет Вазари.
Дядя Франческо каждый день раскрывал перед Леонардо удивительную мудрость природы. Нередко он вместе с племянником спускался к реке и, глядя на быстротекущие воды, говорил Леонардо, что вот, мол, и жизнь приплывает и утекает. Они гуляли по лесу, и дядя Франческо показывал ему, какие превращения происходят с насекомыми. Он заставлял Леонардо прикоснуться руками к комочкам земли, когда всходили хлеба, сам удивляясь той неведомой силе, которая помогает тоненькому стебельку пробиться сквозь твердую, оледенелую землю. А в разгар лета дядя и племянник наблюдали за муравьями, которые тащили на себе зерна более крупные, чем они сами. Однажды дядя Франческо рассказал ему сказку о тайном договоре между муравьем и зернышком.
— Оставь меня здесь. Я вернусь в родную землю, а через год принесу тебе не одно, а сто зерен, — попросило зерно муравья.
— Ну а муравей?
— Он, Леонардо, так устал тащить зерно, что согласился. Только не очень-то муравей поверил обещанию зернышка. А через год…
— Колос! Зерно превратилось в колос! Верно, дядюшка?!
Чудесная пора детства в полях и лугах между Винчи и Анкьяно, вечера в доме деда, где все ждали субботы и возвращения сера Пьеро, пролетели быстро, но Леонардо запомнились навсегда.
У раскрытой двери одного из домов селения часто стояла женщина и с печальной улыбкой смотрела на Леонардо.
