точку зрения на рассматриваемый вопрос:
— Да…, - обращаясь к проектанту по фамилии, что уже само по себе свидетельствовало о реакции на доклад, начал Главный. — Не порадовал ты меня этим докладом. Но давайте попытаемся все же разобраться сами, какой вариант должен быть положен в основу.
А затем он подошел к доске, разделил ее мелом на две части и сам начал писать плюсы и минусы каждого предложения. И когда закончил перечисление, то оказалось, что на одной половине доски, отведенной для варианта с неподвижными соплами, все плюсы, а на другой — ничего, или, во всяком случае, около этого.
— Все присутствующие, — вспоминал по прошествии более трех десятилетий очевидец этого эпизода начальник отдела Ю.П. Просвиряков, — буквально ахнули: до того все оказалось предельно просто и понятно, что дальнейшее обсуждение потеряло всякий смысл. В нем уже не было никакой необходимости.
— Теперь тебе все ясно, — только и обратился в заключение Главный к проектанту, продолжая подчеркнуто называть его по фамилии…
О другом поучительном уроке, преподнесенном Главным, рассказал инженер А.Ф. Белый:
— Однажды в воскресенье неожиданно звонит секретарь Лидия Павловна и сообщает, что поскольку начальники отдела и сектора находятся в командировке, то Михаил Кузьмич приглашает меня. Уровень совещания оказался достаточно высоким, представлены были все проектные подразделения. Я был самым младшим по званию. Когда зашли в кабинет, Главный, как всегда, сидел в углу за рабочим столом. Сразу почувствовалось, что настроение у него грозное. Открыл совещание коротким вступлением, подчеркнув:
— Присутствующим вопрос хорошо известен. Что нужно предпринять для спасения ракеты РТ- 20П.
И сразу предоставил слово своему первому заместителю, который хорошо и обстоятельно рассказал о возможных четырех вариантах: от небольшой модернизации до коренной переделки ракеты.
Внимательно выслушав, не прерывая выступавшего, он сразу спросил:
— Ну, а что же ты предлагаешь?
На что практически опять последовал рассказ о четырех вариантах. Я понял, что 'медведь' зашевелился. Но ведь и его заместитель — не простой 'гусь'. Угрюмо посмотрев на докладчика, Главный попросил высказать свое мнение начальника проектного отдела.
Почувствовав сгустившиеся в воздухе тучи, чтобы как-то разрядить обстановку, руководитель рангом ниже в свойственной ему манере, используя отработанный, испытанный прием, рассказал острый, шикарный анекдот. Я буквально еле усидел на месте, так хорошо он его 'запустил'. Но на сей раз на Михаила Кузьмича подобный прием не подействовал. Это мгновенно оценил выступавший и перешел к деловой части. В результате 'съехал' к двум вариантам, но однозначного ответа, по-прежнему, не дал.
Продолжая вести совещание, Главный сказал:
— Я еще хочу послушать начальника проектного сектора.
Вышел небрежно одетый, с растрепанными волосами молодой человек, уже зарекомендовавший себя талантливым инженером, и начал несколько косноязычным языком излагать свое мнение. Чувствовалось, что он хорошо понял, что надо высказать одно конкретное предложение. Поэтому закончил предельно ясно:
Учитывая сложившуюся ситуацию, надо дорабатывать существующий вариант. На все остальные переделки фактически нет времени.
Михаил Кузьмич, услышав заключительные слова, обратился к предыдущим докладчикам, назвав их по имени и отчеству:
— Учитесь, как нужно докладывать Главному.
И, после небольшой паузы, откинувшись на спинку кресла:
— А теперь хочу Вас информировать. Вчера я в Москве подписал решение о прекращении работ по этой ракете. Спасибо за внимание. Вы все свободны.
У меня осталось от всего услышанного такое впечатление, что выступавшие об этом решении знали. Только зачем тогда они дразнили Главного?…
Любое совещание для того и собирается, чтобы оно пришло к своему логическому концу — принятию конкретного решения, когда практически все мнения, представляющие интерес, высказаны. Еще продолжается обсуждение, но для Главного вопрос уже ясен. И сигнал тому: Михаил Кузьмич предупредительно поднимается с кресла с дымящейся сигаретой в руке и стоя выслушивает последнего выступающего. Всем своим видом он дает понять, что вопрос ясен. Это мгновенно улавливают участники совещания и в ожидании заключительных слов Главного прекращают локальные выяснения отношений. А он, неторопливо вышагивая по кабинету, со слегка склоненной головой, еще что-то обдумывая, дает возможность присутствующим сосредоточиться.
Наступает кульминационный момент, вершащий заседание, — принятие решения, которое сформулирует Главный конструктор. В нем найдет воплощение коллективная мудрость инженерного ума. Из многочисленных высказываний участников обсуждения будут отфильтрованы те наиболее интересные предложения, которые лягут в основу генеральной линии по рассматриваемому вопросу. И как заключительный аккорд — конкретные поручения. Из кабинета участники совещания выйдут с ясной и четкой программой: что делать, кому делать и в какие сроки.
И так было всегда и при всех ситуациях — от обычных до экстремальных и при решении самых разнообразных вопросов — от мелких текущих или организационных до сложнейших технических и глобальных стратегических, определяющих на долгие годы деятельность не только собственно конструкторского бюро, но и всей кооперации разработчиков-смежников.
'Мне приходилось многократно бывать на совещаниях у Михаила Кузьмича, — делится своими впечатлениями ведущий конструктор А.А. Полысаев, — и всегда я поражался тому, что принимаемые решения были понятны и просты. Иногда невольно удивлялся, как же можно было не додуматься до этого самим'.
Ему вторит доктор технических наук профессор Ф.П. Санин:
'Я тогда работал в Физико-техническом институте в городе Харькове младшим научным сотрудником. Нам было поручено повысить стойкость теплозащитного покрытия наконечников головных частей ракет. И вот мне пришлось докладывать Михаилу Кузьмичу в его кабинете о результатах нашей работы. По одним вопросам у нас дела шли хорошо, так как они вписывались в достижения нашей вакуумной технологии, которая лучше всего была поставлена в институте. По другим — я чувствовал себя неуверенно. Михаил Кузьмич подбодрил примерно такими словами:
— Мы от Вас сразу не ждали чего-то сверхъестественного, но вдруг Вы, как с другого света, что- нибудь и подскажете.
Как оказалось, результаты наши, полученные на моделях, не так уж плохи, но осуществить на натуре это было трудно. Попутно я заметил, что американцы переходят на новую конфигурацию наконечников — тупую, закругленную. Я даже побоялся, не говорю ли глупость. Ведь на тот момент общепризнанной была заостренная конусообразная форма, считавшаяся наиболее совершенной с аэродинамической точки зрения. В связи с этим некоторые из присутствовавших многозначительно, иронически переглянулись. Но, совершенно неожиданно для меня, Михаил Кузьмич как-то особенно заострил внимание на высказанном предложении. Посоветовав присутствовавшим специалистам серьезно отнестись к нему. И это запомнилось надолго. Кстати, вскоре притупленная форма наконечников стала применяться на всех головных частях.
У меня сложилось впечатление, что он умеет создавать раскованную, располагающую к свободе мнений обстановку, и человек не почувствует себя глупым даже перед таким большим руководителем, если, может быть, говорит и не то. Потом, уже работая в конструкторском бюро, я почему-то не боялся ходить к нему, так как, казалось, всегда говорил правильно, а ведь это, очевидно, не всегда было так'.
Особым вниманием, пожалуй, пользовались у Главного проектанты. С ними он больше всех общался на основе личных контактов. И это вполне понятно. Именно в проектно-конструкторских подразделениях рождалась идеология развития ракетной техники, именно здесь начинался процесс материализации ее сначала в расчеты и эскизные прорисовки, а затем и в реальные узлы и агрегаты. По существовавшей
