Когда прохожу по цепочке взвода — вижу, что почти все курят, стараются табаком поддерживать бодрость. Приказал передать по отделениям, чтобы матросы по очереди подремали. Оставив в группах дозора по два человека, остальным улечься поблизости и поспать. Договорились с Семеном, что и мы прикорнем поочередно.
Укрывшись за бетонным бордюром по обочине шоссе, мы с Дмитрием Соколовым лежим в отделении Степана Овчаренко. Оставив за себя Петра Карачева, Дмитрий пошел отдохнуть. Но, говорит, не спится, что-то беспокойно на сердце, вот и прилег рядом с нами. Тут же два молодых краснофлотца — Влас Никулин и Семен Хазов. Никулин спрашивает:
— А не могли японцы отойти из города по другим дорогам?
— Отчего же… Без имущества и без тяжелого вооружения могли и воспользоваться каким-нибудь путем в обход, — объясняет Овчаренко.
— Едва ли, — сомневается Соколов. — Скорее всего они сейчас собираются с силами, приводят себя в порядок.
— Пожалуй, следует ожидать, что утром они опять навалятся на десантников, — поддерживаю я Соколова.
— Поспел бы к этому времени первый эшелон, — высказывает теплящуюся у всех мысль Хазов.
Смотрю я на него и на Никулина и невольно сравниваю с собой: вот такие же «зеленые» и мы были, когда начинали войну. Только нам было куда труднее, чем им: рядом с нами тогда не было набравших опыта боевых товарищей, вооружены мы были куда хуже. Нам, кто постарше и поопытней, надо помочь им овладеть наукой разведки.
Никулин русоволос, светлоглаз, с широким русским лицом. Среднего роста, плотный, точно литой, немного неуклюжий и чуть медлительный. Рассудителен, нетороплив в разговоре, больше слушает и ждет, что скажут другие.
Хазов смугл, черные волосы обычно зачесаны на пробор. С небольшим восточным разрезом смородинные глаза его долго не задерживаются ни на ком, постоянно перескакивают с одного собеседника на другого. Фигура жилистая, сухопарая, но крепкая, как бы свитая из мышц. Он порывист, горяч, часто пытается вставить свое слово в речь товарища или даже старшего.
Двое их, таких горячих, моментально вспыхивающих, с бьющей через край энергией в отделении Степана Овчаренко — Семен Хазов и Костя Джагарьян. Оба, как говорят о них в отряде, «заводятся с полоборота». И сейчас Хазов нет-нет да и пытается вклиниться в разговор. Неторопливый и немногословный Овчаренко быстро умеет их охладить. Попади они к Тихонову — ходить бы им постоянно с наказаниями за свой заводной характер.
За разговором не заметили, как прошло почти полтора часа. Подошел Агафонов, говорит, что поспал, теперь подежурит. Я отошел чуть в сторону, завернулся в палатку и задремал.
Ночь прошла, занялась заря. Рассветает, видно все отчетливее и дальше. Около 5 часов утра. Поднявшийся за ночь над рекой и низиной небольшой туман почти совсем рассеялся. Солнце вот-вот вынырнет из моря.
Мы с нетерпением ждем прихода подкреплений. Поступившая недавно из Владивостока радиограмма обрадовала, что первый эшелон должен прибыть в Чхончжин часам к пяти-шести утра.
Из отделения, укрывшегося в дозоре на другой стороне шоссе, прибежал Архип Фетисов. Соколов послал его доложить, что до роты японцев выше по течению, примерно метров за восемьсот, за километр, переправляются вброд на левый берег реки Сусончхон.
Вместе с Агафоновым бежим к Соколову. Связного послал донести Леонову о том, что японцы начали форсировать реку. Отделение Соколова застаю взбудораженным. Ребята показывают на японцев, которые почти по грудь в воде прошли больше половины реки и совсем приблизились к берегу. Пока мы располагались в укрытиях и подтянули пулемет, японские солдаты начали выходить из воды и, сразу рассыпавшись по берегу, укрылись в густых прибрежных зарослях не то камыша, не то кукурузы или гаоляна.
Огня мы не открываем, стрелять из автоматов бессмысленно, японцы вне досягаемости нашего оружия. Бежать к тому участку, где они вышли из воды, и поздно и неразумно: одному-двум отделениям с ходу ничего не сделать, а по пути большое поле высокой кукурузы. Под ее укрытие вчера и скрылись разбежавшиеся японцы. Они могли прятаться там до утра. Ночью мы туда не рискнули сунуться.
Леонов приказал обоим взводам развернуться вдоль дороги, чтобы встретить переправляющихся японцев. Со вчерашнего вечера и за ночь мы никак не ждали нападения японцев из-за реки. Она была у нас за спиной, и мы готовились, что японцы скорее всего вновь будут атаковать нас из города. А они появились на фланге. Нам пришлось поспешно оставить те укрытия, которые соорудили к ночи, и вытягиваться для боя возле шоссе. Тут кое-где сохранились некоторые из вчерашних наших немудрящих сооружений из камней, обломков, разломанных ящиков, разбросанного груза из машин, когда после захвата моста мы отбивали наскоки японцев на шоссе. Мы вновь воспользовались ими. Но всем не хватает, и бойцы быстро подбирают что можно и устраивают мало-мальски прикрытые огневые точки.
В это время далеко позади, где-то за военным портом, похоже даже с полуострова Комалсандан, донеслось громыхание разыгравшегося боя. Разобраться в первые минуты трудно, но нам кажется, что там сейчас завязалась перестрелка либо с подразделением Мухамедова, либо скорее всего с той пулеметной ротой, которая должна была высадиться ночью.
Залегли вдоль шоссе и не сводим глаз с поля впереди нас. Видно, как колышется во многих местах высокая кукуруза. Японцы все шире растекаются по ее зарослям и, укрытые за сплошной стеной стеблей и метелок, все ближе и ближе подходят к дороге.
Я распорядился, чтобы запустили по колышущейся кукурузе несколько очередей из пулеметов и из автоматов. Оттуда ответили из винтовок. Стрельба донеслась и со стороны взвода Никандрова.
Приблизившись к кромке кукурузных посадок, японцы залегли, стреляя из винтовок и карабинов. Вытянувшись вдоль дороги еще дальше, чем мог охватить своим взводом Никандров, они намереваются обойти его фланг, пересечь шоссе и просочиться отряду в тыл. Никандрову будет держаться там трудно. Стараясь стрелять возможно прицельнее и беречь боезапас, матросы короткими очередями прочесывают край кукурузного поля. Там укрылись японцы. Огонь у нас довольно плотный, и они не рискуют подняться в атаку, мы еще удерживаем их на земле.
Прошло минут пятнадцать-двадцать, из-за реки ударила минометная батарея. Пачки мин стали рваться на поле позади отряда. Пока они никакого ущерба нам не приносят, японцы еще не пристрелялись, но это оружие очень неприятное: оно достает тебя в канаве, в окопе, за горкой, повсюду нащупывает своим навесным падением. Я их очень не люблю с давних пор: однажды в 1942 году на небольшом пятачке немцы буквально кромсали нас из минометов. А такие подвижные подразделения, как наш отряд, вооруженные только легким стрелковым оружием, совсем беззащитны против минометов, подавить их нечем, приходится или прятаться в недоступном для мин месте, или отходить из зоны обстрела.
Разрывы постепенно приближаются к нашему боевому порядку и, чего доброго, вот-вот нащупают нас. На насыпь перед мостом на той стороне реки въехала японская автомашина со счетверенной пулеметной установкой. Нам отчетливо видно, как пулеметчики копошатся у пулеметов, но достать мы их не можем. Приладившись, они запустили по нашему берегу четыре струи трассирующих очередей. И тут же звонко ухнули несколько пушечных выстрелов: недалеко от насыпи японцы выставили пушки малого калибра, вроде наших противотанковых «сорокапяток». Снаряды стали рваться позади отряда на поле и на нашей ночной позиции.
Огневой налет сейчас настолько сильный, что не только перебегать, но и голову поднять стало нельзя. Люди лежат, стараясь вжаться в землю, втиснуться в нее, выискивая взглядом любое, хотя бы маленькое убежище, к которому можно было при крайней нужде переползти и спрятаться. Мы лежим в канавах, в водостоках, в бетонных трубах, но это не окоп и не блиндаж. Распластался ты на земле под таким огнем, и кажется, будто тебя раздели догола: над тобой свободное широкое пространство пустого неба без кровли, и оттуда, сверху, спереди и с боков, на тебя, как из жаровни угли, вытряхивают массу свистящего, завывающего, скрежещущего металла. В такую минуту так хочется, чтобы тебя кто-то поддержал огоньком, прикрыл бы хоть немножко сверху какой-то кровлей.
Лежать под таким обстрелом стало невыносимо трудно. И все же лежать безопаснее, надежнее, чем
