- Мантинея, славный город, многое свершалось близ него в достопамятные времена, - Зена поглядывала на ещё прочные стены города, поросшие зубцами и башнями. - Он всё так же величественен, и время мало его коснулось. Стены им удалось сохранить, ибо пожар Ахейской войны обошёл их стороной.
- Антигония, я бы сказала, - ответила Габриэль, качаясь на крупе своей лошади и следуя чуть позади подруги.
- Ну да, конечно, совсем забыла, что жители переименовали город в честь Антигона, македонского царя, хотя, забвение древней славы, деяний предков ради такой жалкой лести иноземному правителю не вызывает уважения.
- Пожалуй, ты права. Сами жители, да и все их соседи мало используют новое название, так и продолжают говорить о Мантинее, словно ничего не менялось.
- Ты хорошо знаешь эти места, я же была здесь лишь раз. Ты должна помнить, мы проезжали здесь вместе с тобой около года назад, когда впервые встретились.
- Верно. Мне приходилось здесь бывать несколько раз, когда мы путешествовали с отцом, он объезжал своих гостеприимцев, а я осматривала достопримечательности. Мы бывали в Мантинее, что теперь Антигония, и в Орхомене, и в Фенее, в Тегее же я много раз была, училась там литературе и философии, ибо в Аргосе учителя брали много больше, а отец не хотел излишних трат, - Габриэль выехала чуть вперёд, чтобы показать подруге, какая она есть.
- Бездельница, - улыбнулась та, - вместо того, чтобы работать по хозяйству, тратила время на литературу и философию, разоряла родителей.
- Я уже говорила тебе, что никого не разоряла. Мой отец очень гордится тем, что довёл хозяйство до процветания и скопил немалое состояние, у него трое сыновей, что перенимают навыки управления, он сам хотел, чтобы я приобщилась к наукам.
- Я просто хочу отвлечь тебя от тёмных мыслей. Смотри, они уже хотят запирать ворота, раньше, я думаю, этого вовсе не делали, - сказала Зена, закружив коня у самого проёма, где несколько человек в шерстяных хитонах с помощью ворота медленно стягивали мощные створки ворот.
- Не спешите, есть ещё путники, что не успели приобщиться к городскому уюту, - сказала им она. - Впустите нас поскорее.
- Разве вы местные? - спросил один из стражников. - Кто вы такие?
- Раньше вы принимали всех, ворота Мантинеи были открыты перед всей Элладой, спрашивать не было никакой нужды, - напомнила Габриэль, державшаяся позади.
- Многое меняется, окрестные земли не спокойны, и теперь мы внимательно смотрим на всех прибывающих. Вы не из надёжных людей, лихие женщины, да ещё и с оружием, сразу видно, что или из диких горцев, или разбойничаете с теми, что разоряют наши земли. Говорят, что предводителем у них, как раз, какая-то женщина. Не ты ли? - один из мантинейцев говорил это, другие же потянулись к копьям, что были прислонены к стене.
- Ты же не глуп, я вижу, поразмысли как следует. Зачем, коль я их предводительница, мне приходить сюда одной, да ещё проситься в город?
- Так ты всё же знаешь о разбойничьем отряде? Это может быть какая-то хитрость, забраться к нам и перебить стражу на воротах, чтобы впустить врага. Нет, уезжайте, не подходите ближе.
- Зови начальника стражи или стратега, мы не уйдём отсюда. Мне нужно поговорить со стратегом, зови его сюда, иначе мы ничего не решим, - Зена встала на коне близ уже почти закрытых ворот, показывая, что не сдвинется с места. Какое-то время стражники совещались друг с другом, не решаясь ничего предпринять, потом несколько мантинейцев побежали в город, и через короткое время в проёме показался человек.
- Говори мне всё, что хотела сказать, я сегодня командую стражей, - он не выказывал страха и не держал в руках никакого оружия, на вид ему было около тридцати. Габриэль подумалось, что он похож на атлета, будто она уже видела его где-то раньше.
- Меня привело в город известие о появлении в Аркадии отряда разбойников и той, что ими командует, ибо она незаконно пользуется чужим именем. Меня зовут Зеной. Ты слышал обо мне? - воительница не слезала с коня, и копьё, закинутое за спину, покачивалось над её головой, но оружия она не касалась.
- Я слышал это имя, много мрачных легенд, связанных с ним, бродит по Элладе, но нашей земли они не касаются. Лишь только год назад некая Зена избавила тегейцев от отряда бывших хозяев морей, киликийцев, что прятались здесь от гнева римлян. Претендовать на это имя может только очень отчаянный человек, ведь говорят, что она - дочь Ареса. Это, и правда, ты? Может ли такое быть?
- Моя прошлая жизнь не имеет сейчас особого значения, род же мой, и афинских Левкадов, и фракийских Дроев, так же не стоит привлекать, и ты прав в том, что я бывала в вашей земле лишь раз, видела прекрасную Мантинею только издали, но дело в другом. Я вижу, что разбойники поселили в вас немалый страх, и никто не изъявляет желания искоренить их, попытка тегейцев, видимо, вам памятна. Или вы ждёте помощи от римлян? Её не будет, я же смогу помочь, ибо хочу вернуть своё имя, и многое мне по силам, только мне нужна поддержка.
- Хорошо, вы можете переночевать в городе, завтра же я расскажу о тебе членам совета, и, может быть, ты будешь выслушана, - сказал, не без колебаний, начальник стражи. - Я должен буду велеть своим людям вас стеречь, не воспринимайте это как жест враждебности.
- Пусть будет так, - согласилась Зена и первой спешилась, проведя коня в поводу через оставленный проём, Габриэль быстро последовала за ней. В сгущавшемся сумраке они ничего не смогли толком разглядеть, оставили лошадей на конюшне и разместились в полупустой гостинице. Габриэль спала тревожно, но Зена ни разу не подняла головы, словно не чувствовала никакой опасности. Утром они ждали вестника, и он явился, сказав, что несколько членов совета готовы выслушать воительницу, но сделают это без огласки. Зена отправилась на переговоры, её подруга же гуляла по близлежащим улицам, вспоминая, как бывала здесь раньше.
Воительница вернулась ближе к полудню, лицо её было мрачно, что явно свидетельствовало об отказе в помощи, увидев это, подруга забыла о собственных тревогах, желая её утешить. Она сказала, стоя у дерева во дворе гостиницы:
- Ну что случилось? Ты не была так мрачна и после разговора со знатью в Халкиде.
- Будь прокляты эти олигархи, они кичатся своими родами, но, видно, кровь их давно превратилась в воду, и не осталось в них ничего от доблестей предков. Они сказали, что понимают мою заботу об аркадянах, но не сделают ничего, что может повредить городу, будут писать римскому наместнику в Македонии, чтобы он прислал кого-нибудь разобраться, - Зена скрестила руки на груди, гневно оглядывая окна гостиницы. - Нам нужно отправляться в Орхомен, а ещё лучше - пробраться в Тегею, там отношение к этому будет совсем другое.
- Ты хочешь сначала в Орхомен?
- Разумеется. Прямого пути в Тегею нет, дорога идёт через Мегалополь, а там разбойники засели, судя по слухам. Можно, конечно, через болото пробираться, но вдвоём слишком опасно. Что будет, если мы хотя бы двадцать их встретим? Не хотелось бы бежать.
- Ты могла бы справиться и с двумя десятками, - улыбнулась Габриэль.
- Я могла бы бросить свою жизнь на чашу весов и кинуться на них... Но не хотелось бы жертвовать тобой. Ладно, я лишь дразню тебя. Уверена, что ты могла бы отлично биться со своим луком. Тем не менее, мы поедем сначала на север, в Орхомен, дорога туда хорошая, к тому же разбойники, обойдя Мантинею, изрядно пограбили в его окрестностях. Мы должны найти там союзников, если, конечно, такие же ублюдки, как здесь, не помешают.
- Не злись, до Орхомена можно доехать верхом часа за четыре, мы ещё можем успеть погулять немного по Мантинее. Я хочу показать тебе город, чтобы ты успокоилась, да и сама я хочу вспомнить, - Габриэль приблизилась к ней и обняла сзади, настойчиво потянув за собой.
Они гуляли так, будто не было напряжения путешествия и ожидания опасности, было приятно бродить по живому и полнокровному городу, забывая картины запустения, растворяться в его шуме и пестроте. Габриэль показывала подруге храм Асклепию и Латоне, говоря, что статуи для него изваял сам Пракситель, святилища Диоскурам и Деметре, где жрицы следили за незатухающим огнём, театр и славные гробницы
