- Расскажи о Митридате как о человеке, - попросила Габриэль. - Слыша о нём, как и о многих других славных людях, мне всегда хочется узнать не только о великих делах, но и о том, какими они были сами по себе. Ты близко его знала?
- Ну, это не так просто сказать, насколько мы хорошо узнали друг друга. С одной стороны, я не принадлежала к числу его близких друзей, и познакомилась с ним уже на закате его жизни, когда страсть в нём начала угасать, как к женщинам, так и к сильной дружбе. С другой же стороны, он не сомневался в моей верности, и я могла свободно присутствовать на собраниях самых доверенных командиров, он всегда был внимателен к войску, и много общался с нами, тренировался на виду солдат. Один на один царь со мной о каких-то личных делах никогда не говорил, но иногда он собирал близких и не очень друзей, на пиру ли или просто у костра после охоты, и долго рассказывал что-то, строил планы. После Зелы и я стала гостем таких собраний, делила трапезу с детьми царя, наложницей его Гипсипилой, что изображала из себя воина, военачальниками и знатными пиратами, послами варварских народов. Из детей Митридата мне более всего приглянулся Фарнак, достойный преемник отца, человек храбрый и решительный, да Клеопатра, отчаянная девушка, что потом с горстью воинов выдерживала осаду в Фанагорее.
Так вот, царь собирал нас и долго говорил, особенно любил обращаться к тем из нас, кто был молод, вспоминая о многих трудах жизни своей. Он рассказывал, как боги заботились о нём, посылая спасение, как ещё ребёнком он избегал яда и козней своих противников, хотя и не говорил нам, что за всеми этими попытками стояла его собственная мать. Обладая хорошей памятью, он припоминал свою жизнь изгнанником, когда же жар вина охватывал его, особенно в последние пару лет царствования, он сокрушался о многих несчастиях в жизни своей, о том, что в двадцать лет ему пришлось казнить брата, потом же он потерял многих сыновей и жён, нежных сестёр своих, иные же предали его, и вновь он проливал родную кровь. Впрочем, такое бывало не часто, обычно он обращался к славным моментам прошлого, говорил о своих победах в Колхиде и на Кавказе, о дерзком путешествии по римской провинции Азии, о том, как он встретился на переговорах с каппадокийским царём Ариаратом, и этот царёк попытался ударить его при разговоре кинжалом, но попал в панцирь, тогда уже сам Митридат уложил его замертво своим кинжалом прямо на глазах вражеского войска.
Он полюбился мне своим благородством, твёрдостью на раз выбранном пути, хотя, и печально было видеть, как судьба наносит ему удар за ударом. Впрочем, я хотела бы сегодня завершить свой рассказ, поэтому доскажу вам конец этой истории.
Итак, мы готовились, не взирая ни на что. В войско записывали рабов и всякий пришлый сброд, налоги увеличились многократно, ковали оружие, собирали лошадей, прибывали послы от многих народов - фракийцев, бастарнов, кельтов, сарматов, что говорили о новых военных кампаниях. Катастрофа была практически неизбежна, как я сейчас понимаю, но тогда мы жили лишь предвкушением похода, приходили хорошие новости от многих племён, скифы уже доставляли и военные отряды. Пожар вспыхнул поначалу в Фанагорее, местные эллины восстали против насилий варварского гарнизона, и люди царя не смогли удержать акрополя, потом от нас отпали и другие эллины - Херсонес, Феодосия, Нимфей. Здесь я впервые серьёзно разошлась с Митридатом, ибо поддержала эллинов, своих единокровных, а не варваров, ради призрачной цели похода я не желала, чтобы эллинский народ оказался в рабстве. Тогда я уже командовала отрядом в шестьсот человек, ибо опытных начальников у него осталось мало, однако царь не снял меня, да и наказывать мятежников сил уже не было.
Совсем незадолго перед днём выступления произошло неизбежное. Потом говорили, что Фарнак давно уже хотел остановить отца, губящего родное царство ради безумного желания ворваться в Италию, что он предпочёл судьбу своего народа родственным чувствам, пожалуй, я готова поверить в это. Переворот произошёл быстро, Фарнак в одну из ночей перетянул на свою сторону римских перебежчиков и многие отряды понтийцев, утром они поднялись в вооружении и с победным кличем двинулись на дворец, их поддержали почти все остальные, из стремления или страха, скоро и флот поднял крик. Мои люди, ночевавшие в лагере, тоже переметнулись, я же сама тогда была в крепости и выехала навстречу мятежникам вместе с царём, надевать доспехи не было времени, но оружие я прихватила.
Мне и сейчас сложно сказать, почему я сделала то, что сделала. Его телохранители почти сразу пустили коней к войску и мирно останавливались, показывая, что верны Фарнаку, тысячи людей смотрели на меня, кожу кололо словно острыми иглами, и тогда я ударила коня по бокам и двинулась от царя. Я не смотрела на него, просто отъехала в сторону, опустив копьё вниз, за моей спиной кто-то нанёс смертельную рану царскому коню, верные и предавшие коротко схватились, но на самого царя никто меча поднять не посмел. Потом я уже особенно не следила за происходящим, знала, что они штурмовали крепость, а он отпустил от себя всех и принял яд, но не умер, лишь удар меча положил конец удивительной его жизни...
Не знаю, каково вам это слышать, ибо вы представляете меня героем богоизбранным и исполненным чести, но я предала его в тот день. Могу сказать, что смерти я не боялась, просто чувствовала, что судьба моя более не связана с ним, что мне надлежит идти дальше, это, конечно, не меняет того, что я просто темна душой и зло творю. Я не давала клятвы быть с ним до смерти, но всё же чувствую вину, и это тяготит меня до сего дня, знаю, что никогда не оставит...
Так она закончила, освещаемая трепетом горящих светильников, что лишь ещё острее подчёркивали её тьму. Часть этого тёмного её прошлого передалась и остальным, дав повод для размышлений на долгое время, и у каждого это были свои мысли - о судьбе народа эллинского, или о непрочности славы земной, лишь Габриэль всем сердцем чувствовала боль любимой как свою, и только прочнее привязывалась.
Глава 5. Путь во тьме.
Тихая весна вошла в мир почти незаметно, для Зены были важнее не числа календаря, но природные изменения. Когда после дождя на целых десять дней установилась тёплая и солнечная погода, и земля просохла, она решила, что пора выступать. Всё было готово заранее - каждый воин изучил своё снаряжение и привык к тому весу, что предстоит нести дополнительно, приготовлены все лошади, как для всадников, так и для поклажи, каждая необходимая вещь, будь то бурдюк для воды или мешок, была проверена. Несколько иллирийцев захотели присоединиться к походу, против Каллисто они ничего не имели, но жаждали славы и мужского удела. С учётом их пополнения, отряд стал насчитывать сто тридцать пять человек, из которых тридцать два были конными, восемьдесят имели полноценные доспехи, и двадцать три выступали как легковооружённые.
Прощание с крепостью было коротким, многие смотрели со стен, стояли вдоль дороги, Агрон выехал на своём коне немного проводить уходящих и торжественно сиял парадным одеянием, но и он остался позади, а скоро и сама Промона скрылась за горой. Идти первые дни нужно было по землям либурнов, племени дружественного, поэтому опасность не давила, даже среди мрачных лесов и гор, когда моря не видно, сердце не так щемило, и дышалось легко. Зена ещё до выхода построила чёткую схему движения - впереди двигались почти все всадники, имевшие при себе только оружие и воду, далее шла основная змея отряда, где каждый воин нёс своё вооружение и шест со снедью и инструментом, по примеру римского войска, вьючных лошадей было совсем не много, они несли часть продовольствия и снаряжения, телег же только две, замыкали шествие трое всадников, что следили за отстающими. Даннотал и Винд, скордиски- проводники, избрали дорогу по Иллирии, в основном, вдоль побережья, сказав, что так будет быстрее и не слишком опасно, ибо все римские колонии остались на юге, потом же предстояло найти путь сквозь альпийские горы.
Зена с Габриэль находились среди всадников, тут же были и Персей с Ономакритом, Александр же следил за пешей колонной, а Ферамен возглавлял замыкающих. В пути говорили немного, ибо старались двигаться максимально быстро, и привалы были коротки, вечерами же усталость затягивала в оцепенение сна. Через пару дней дорога вышла на морское побережье, и бурные волны сопровождали их по левую руку, но потом путь вновь повернул вглубь иллирийской земли, где волки следили за людьми из крепостей могучих елей на хребтах гор. Поселения они старались проходить быстро, чтобы не порождать слухов, да и в целях безопасности, ибо деньги везли немалые, Зена научила воинов ставить, если понадобится, укреплённый лагерь, но обычно они разбивали простой, лишь выставляя часовых. За всё время пути по Иллирии племена их не тревожили, несколько вождей только просили поучаствовать в набеге, но времени
