не могу похвастаться…
Моя мама умерла в 1971 году от внутреннего кровотечения, которое, как это случается в медицинских семьях, вовремя не распознали. В маминой смерти папины «дамы» увидели свой шанс. Я и глазом не успела моргнуть, как одна из моих подруг под самым моим носом чуть не превратилась в подругу папину. Это была молодая темпераментная особа: ей не было еще и сорока, а папе за семьдесят. Я в ужас пришла, когда обнаружила, куда она клонит. Думаю, папа с ней не протянул бы и года.
Спасла положение Катя. Папа с Катей познакомились на кладбище. Катин муж скоропостижно скончался за год до смерти моей мамы. Он был боевой летчик, герой Сталинградской битвы. Имел чин генерала. Красивый был, совсем не старый еще человек. Умер внезапно от инфаркта во время отпуска, в Крыму. Он похоронен с мамой бок о бок, за соседней оградой. Папа часто навещал мамину могилу и постоянно встречал у соседней могилы милую изящную женщину, которой никак нельзя было дать ее шестидесяти лет. Так начался этот роман и продолжался двадцать пять лет, до самой папиной смерти. Папа был по-настоящему влюблен. В свои семьдесят с лишним лет он летал от счастья, как мальчик. Я сначала очень ревновала: на долю моей мамы выпали самые тяжелые годы папиной жизни, на Катину долю – самые счастливые и яркие. Я очень люблю Катю, горько только, что маме не довелось разделить папино счастье…
ГЛОРИЯ МУНДИ
И назовет меня всяк сущий в ней язык…
Вера народа в папину всемирную славу и могущество была трогательна и безгранична.
1972-й. Русские евреи только-только начали просачиваться в Израиль сквозь тонюсенькую дырочку в железном занавесе. Связь с ними резко ограничена. Письма не доходят, телефоны не соединяются.
У нашего соседа по даче уехали в Израиль дочка и внучка. И вот ранней весной он приходит к папе и говорит:
– Яков Львович! Верочка окончила школу и хочет поступать в Иерусалиме в медицинский институт. Вы бы не могли оказать ей протекцию?(!)
Боже, как мы смеялись!
Самое поразительное, что папа той Верочке помог: он написал письмо своему израильскому коллеге, отправил его официально через Институт сердечно-сосудистой хирургии, и письмо дошло до адресата. Израильский коллега устроил девочку на какие-то подготовительные курсы, после которых она успешно поступила в институт.
После этого случая легенда о папином безграничном могуществе вышла далеко за рамки нашего дачного поселка.
Мы с Викой ждем поезда в лондонской подземке, а поезд все не идет. Кроме нас на платформе только здоровенный негр с огромным выпуклым лбом и небольшими, глубоко посаженными глазами. Он внушает мне ужас. Мы с Викой тихо разговариваем, а негр поглядывает на нас. Я пытаюсь сообразить, в какую сторону в случае чего бежать отсюда, как позвать на помощь. Поздно! Поезд все не идет, зато по направлению к нам решительно идет гигант негр! У меня все холодеет внутри, я пытаюсь закрыть собой Вику, но гордая девочка не дается. Негр подходит все ближе, ближе, вот он уже совсем, совсем рядом! Смотрит на меня, протягивает руку и… произносит по-русски с сильным украинским акцентом:
– Здравствуйте! Я слышу, вы говорите по-русски. Вы из России?
Я остолбенела.
– Да, мы из Москвы, а вы-то вот откуда? Почему говорите по-русски? И почему у вас украинский акцент?
– Я учился в Киеве в ординатуре. Я врач, патологоанатом.
– Патологоанатом?! Вот занятно! Мой отец, ее дедушка, тоже патологоанатом, он даже написал учебник по патологической анатомии.
– Не Рапопорт?
Нет, это неслыханно! Негр в лондонской подземке, знающий моего отца!
– Рапопорт!
– Нет, правда?! Вы дочь самого Рапопорта?! Не могу поверить! Это для меня такая честь! Подумать только, встретить в Лондоне дочь самого Рапопорта! Классификацию иммунных клеток по Рапопорту знает весь мир, а я стою здесь и разговариваю с его дочерью! Могу я пригласить вас в паб?
Вот что такое истинная международная известность.
Папа и его автомобиль
О том, как папа водил машину, ходили легенды. Он водил ее прекрасно, но очень уж… непосредственно: ехал туда, куда хотел, а не туда, куда предписывали дорожные знаки. При этом вопрос о том, куда папа хочет ехать, часто решался в самое последнее мгновение: папа за рулем думал о важных мировых или научных проблемах и возвращался к реальности только по мере крайней необходимости.
Словом, мы могли ехать по улице Горького в крайнем левом ряду, и вдруг папа понимал, что ему хочется свернуть направо на улицу Неждановой, которую мы как раз вот-вот проедем, чтобы купить билеты в Консерваторию. Ничтоже сумняшеся папа приступал к осуществлению маневра. Сзади скрежетали тормоза, гудели клаксоны, но мы каким-то чудом всегда благополучно достигали цели.
– Жаль, что в нашу машину нет трансляции из задних автомобилей, – говорила я папе. – Ты бы мог существенно пополнить свой словарный запас и почерпнуть несколько интересных идиоматических выражений.
Так однажды и случилось. Автомобиль, который мы «подрезали», обогнал нас, перегородил дорогу и прижал к тротуару. Из автомобиля, изрыгая проклятия, выскочил раскаленный водитель.
Дело было летом, окна машин были открыты, и я вся сжалась в ожидании неминуемой расправы. Водитель подлетел к папиному окну: «Ты что, мать-перемать!» – и неожиданно расплылся в широчайшей радостной улыбке:
– О, здравствуйте, Яков Львович!
Капризы пресловутой трубочки
Наша фамилия Рапопорт в Советском Союзе была известна каждому водителю и любому милиционеру благодаря научно-техническим достижениям какого-то нашего однофамильца, автора «трубочки Рапопорта». Тезка наш был хороший химик и неплохой инженер, и трубочка его отличалась зверской чувствительностью. В нее вам настоятельно предлагали подуть, если милиция подозревала, что вы… В Америке для той же цели делают анализ крови. «Трубочка Рапопорта» куда более технологична!
В эпоху постдиссертационных банкетов папе довольно часто приходилось вести машину после хорошего застолья. Популярный оппонент, папа никогда не обижал диссертантов отказом разделить с ними триумф. Да и любил папа банкеты, правду сказать. Он был великолепным, ярким и остроумным тамадой, душой собрания. Однажды друг одного из диссертантов, с папой незнакомый, принял его за тамаду-профессионала. Друг тоже собирался вскоре защищаться по какой-то инженерной части. Перед десертом он пробрался к папе и спросил по-деловому:
– Сколько берешь за банкет?
Папа не сразу сообразил, о чем речь, а, сообразивши, не растерялся:
– Человек на пятьдесят, с твоим харчем? Стольник. Идет? Скажи дату, я должен внести тебя в список.
Тут подошел диссертант. Услышав, о чем папа беседует с его другом, он чуть со стыда не сгорел. Долго потом извинялся, звонил по телефону, прислал открытку… Папа смеялся: вот дуралей, испортил гешефт…
Впрочем, другой раз в той же «Праге» папа отличился замечательно. Он пришел в ресторан с опозданием, зашел в зал и примостился с краю. Диссертант, как и полагается, сидел во главе стола в центре. Папу немного удивило, что за несколько дней, прошедших с момента защиты, он так изменился внешне. Еще больше папу удивило, что рядом с диссертантом сидит милая девушка в нарядном белом платье и в фате. Впрочем, закуска была отменная, и папа решил не обращать внимания на такие пустяки. А, выпив и закусив, решил, что следует сказать тост в честь научных успехов диссертанта. И сказал. Гости покатывались со смеху, так двусмысленно звучал этот тост из области патологической анатомии на свадебном банкете. Впрочем, никто не удивился: жених и родственники со стороны жениха полагали, что папа – гость со стороны невесты, а невеста и ее родственники приняли папу за гостя со стороны жениха. В
