Фрэд Вэнгер, духовный наставник местной еврейской общины и хороший саксофонист. Кусок земли, на котором построили единственную в нашем мормонском штате синагогу, евреи купили у Соренсона. Соренсон сделал свои миллиарды, начав с нулевой отметки, мальчиком на побегушках в крупной фармацевтической компании; сейчас он властелин огромной империи биомедицинской аппаратуры.
Я искала, кого бы заинтересовать некоторыми своими идеями, и раввин Вэнгер предложил позвонить Соренсону. Соренсон принял меня немедленно: у него неуемное детское любопытство к новым людям вообще, а к русским ученым дамам – в особенности. У мормонов женщина традиционно имеет только одно назначение – рожать. Когда я приехала в Юту, в средней мормонской семье было человек двенадцать – четырнадцать детей, да и шестнадцать не было редкостью. Сейчас эта цифра катастрофически упала до шести – семи, а тогда, восемь лет назад, семья с семью детьми считалась бы малодетной. Поэтому я со своими тремя научными степенями и одной-единственной дочерью была насекомым редкой породы. Джим рассматривал меня с нескрываемым энтомологическим интересом и дал университету на мои исследования пять тысяч долларов, которые очень пригодились мне на старте.
Мы стали видеться. Джим познакомил меня со своей очаровательной женой Бэверли и девятью детьми, а впоследствии и с сорока двумя внуками. К слову, идем мы с Володей как-то по дешевому супермаркету, а навстречу нам – Бэверли с такой же, как у нас, тележкой, с тем же набором продуктов. Я тут же написала в Москву: не волнуйтесь, живем хорошо, питаемся, как миллиардеры…
Джим живет довольно скромно, прост в обращении, одевается, как ковбой, обожает свое ранчо на юге Юты и с удовольствием ездит туда навещать коров, которых у него тысячи. Красота в тех местах необыкновенная, и ему принадлежит там кусок земли величиной с небольшое скандинавское государство.
Я написала, что Джим прост в обращении. В обращении прост – да, но вообще-то он очень непрост: не всякий, согласитесь, начав с нуля, будет к поздней зрелости (ему за семьдесят) стоить два миллиарда. Джим уверяет, что пошел в своего пра-пра-прадедушку. Легендарный Джимов пра-пра-прадедушка, согласно семейной легенде, был в Санкт-Петербурге сборщиком налогов у русского царя. Пра-пра-прадедушка был еврей, на что Джим обычно особенно напирает – очень гордится своими еврейскими корнями. Итак, пра- пра-прадедушка собирал налоги для русского царя, а потом вдруг сбежал из России и купил себе остров в Норвегии. Если так оно и было, выходит, он собирал налоги не только для русского царя… На новой родине пра-пра-прадедушка женился на местной девушке, поменял свою религию на лютеранскую, а еврейскую фамилию на более благозвучную для норвежского уха – Соренсон. У него родились сыновья. Одного из них – прадедушку Джима – сманили добравшиеся до тех краев мормонские миссионеры, и он переехал в Юту. Этот прадедушка женился на дочери местного раввина и родил с ней много детей, один из которых оказался Джимовым дедушкой. Так, по отцовской линии, генетическая линия Соренсонов пересекла океан и протянулась от Петербурга до Солт-Лэйк-Сити.
Купленный пра-пра-прадедушкой норвежский остров до сих пор существует и принадлежит сейчас бывшему гитлеровскому офицеру, осевшему там после войны. В архиве острова хранятся сведения о бывших владельцах – Соренсонах. Джим их видел.
Когда Джим путешествует, ему во всех странах оказывают императорские почести. В Ватикане его принимал Папа Римский, в Израиле – премьер-министр и мэр Иерусалима… Поэтому я была совершенно ошарашена, когда, узнав, что я собираюсь в Россию, Джим заявил:
– Замечательно! Я еду с тобой! Мой пра-пра-прадедушка был в Санкт-Петербурге сборщиком налогов у русского царя, и я хочу там побывать: хочу посмотреть места, где зарыты мои корни! Еще я хочу познакомиться с твоим папой.
Я попыталась возразить:
– Джим, Россия – не Ватикан и даже не Израиль, тебя там не будет встречать у трапа господин Ельцин, зато вполне может встретить русская мафия. Не хочу я брать на себя ответственность за жизнь американского миллиардера! Вдруг тебя похитят, и американская биомедицинская промышленность останется без босса!
Но миллиардер на то и миллиардер, что уж если он чего решил…
Осознав, что сопротивление бесполезно, я попыталась по крайней мере свести риск к минимуму. Я тщательно проинспектировала туалеты, которые Джим собирался взять с собой. Забота моя состояла в том, чтобы он не выделялся из русской толпы. Я уже писала, что одевается Джим очень скромно, но это – скромность по-американски: джинсы лучших американских фирм, серебряная булавка-галстук с великолепно вычеканенной мордой коня или с американским орлом, ковбойские сапоги на высоких каблуках… Все это к случаю никак не годилось. Я выбрала неброский серый костюм и пару рубашек, и галстук тоже не от Версаче, и попыталась втиснуть американского миллиардера в образ скромного совслужащего. Ничего из этого не вышло, о чем немного позже.
…Самолет авиакомпании «Дельта» летал тогда в Россию через Франкфурт. Мы с Джимом договорились встретиться во франкфуртском аэропорту: он прилетал во Франкфурт из Парижа, я – из Швейцарии. Дальше мы летели вместе; в Москве приземлились около десяти вечера. Чинная американо-немецкая очередь медленно-медленно продвигалась к таможенному контролю. Мы стояли около часа. Джим сбегал в туалет – я с интересом наблюдала, как он отреагирует на московские удобства – ничего, не дрогнул. Медленно, медленно, медленно двигалась наша очередь… Скучно, утомительно, и время позднее… Тут приземлился самолет «Аэрофлота» из Дубая (Арабские Эмираты). Оттуда, как горох, в наше замкнутое пространство высыпались «челноки» с огромными, закрученными в полиэтилен тюками, на которых красовались начертанные фломастерами опознавательные знаки: Таня, Зоя, Люба, Зина. Все как один раскаленные, веселые, пьяные. «Челноки» выстроились клином, сомкнули ряды, враз разметали нашу чинную очередь и влезли вперед. Два совсем почти голых мужика, всех туалетов – одни только семейные трусы да башмаки без шнурков, да у одного еще гармошка – орали песни и приплясывали. Западная публика в немом ужасе наблюдала эту вакханалию. Джима, однако, заинтересовало другое:
– Какая блестящая идея, – сказал Джим, – нанять этих развлекателей. Кто им платит – «Дельта» или «Аэрофлот»?
Одобрив пляшущих мужиков, Джим активно заработал локтями, решительно оттеснил «челноков» и встал на свое прежнее место – единственный из всей западной очереди. И я в очередной раз поняла, почему он миллиардер, а остальные, судя по всему, нет.
Мы остановились в гостинице «Метрополь». Впервые в жизни я жила в Москве как туристка, было странно, шикарно и грустно. Завтрак стоил двадцать восемь долларов, обед – сорок восемь. Бродя, как потерянная, «средь различных рыб и мяс», я думала о папе и друзьях, которые давно забыли, что на свете такое бывает…
Днем мы пошли в Кремль. И тут выяснилось, насколько бесплодными были мои попытки создать Джиму русский «имидж». В России билеты во все музеи тогда имели две разные цены, одна – для русских граждан, другая, раз в двадцать дороже – для иностранцев. Я купила нам билеты по «русской» цене – не из соображений экономии, боже упаси, платил за все Джим, который не разорился бы и от «американских» билетов. Я купила «русские» билеты, чтобы не привлекать к Джиму внимания, и велела ему молчать и не открывать рот, пока мы в Кремле. Но первая же старушка, проверявшая билеты у Архангельского собора, грудью преградила Джиму дорогу, потянула его за рукав в сторону и объявила с негодованием:
– Вы – американец!
Джим ничего не понял, глянул на меня обескураженно, я пожала плечами и пошла покупать «американские» билеты. Объяснить ему, почему билеты в один и тот же музей имеют разную цену для «своих» и иностранцев, оказалось довольно сложно. Джиму очень понравилось в Оружейной палате, он все пытался прицениться к карете Екатерины Второй…
На следующий день мы заказали в «Интуристе» машину и поехали на дачу к папе. Джим читал папину книгу о «деле врачей» (ее издали в Америке в 1991 году) и очень хотел с папой познакомиться. Он рассказывал о папе своим друзьям и родственникам с неожиданным для него и трогательным уважением и восхищением – чертами, которых я раньше в нем не наблюдала.
Мы ехали по Ново-Рязанскому шоссе. По этой дороге я за пятьдесят лет жизни намотала столько километров, что если вытянуть их в одну линию, можно было бы, наверное, опоясать экватор… Местность сильно изменилась. Уже начиналось большое подмосковное строительство дворцов для «новых русских»; Джим его заметил и одобрил – строят, значит, имеют деньги и хотят красиво жить; когда у всех будут деньги
