открыли мне глаза на мир.
Родители пытались отвлечь меня от пламенной любви к Вождю и приобщить к науке.
Дружеские шаржи к одному из папиных юбилеев.
Папа и Катя, девяносто четвертый год. Папа познакомился с Катей на кладбище – моя мама и Катин первый муж похоронены в соседних могилах. Папа и Катя прожили вместе около двадцати пяти счастливых лет.
Фотография сделана американским миллиардером Джимом Соренсоном. Папа поразил меня тем, что в свои девяносто пять лет довольно свободно и со свойственным ему юмором общался с Джимом по- английски, хотя никогда не бывал ни в одной англоязычной стране, да и профессиональную литературу уже какое-то время не читал из-за катаракты.
Алёша Блюменфельд и наш общий друг Эрик Бабицкий, впоследствии погибший на Алтае (читайте о них в рассказе «Первые уроки»).
Путешествуем по Крыму, 1962 или 63-й год.
Эрик был замечательный профессиональный художник, у меня сохранилось несколько подаренных им рисунков. В том году, когда были сделаны эти фотографии, мы с Алёшей и Эриком целый месяц бродили с палаткой по восточному Крыму. Питались в основном мидиями и рыбёшкой, если Алёше удавалось не промахнуться из его подводного ружья. Вели путевые записки: Эрик рисовал, я подписывала в стихах. Вечерами, пока не стемнеет, листали странички этого альбома, вспоминали обрисованные и описанные там события, пили вино и были счастливы. В таком расслабленном и диком виде вышли на южный берег – а там цивилизация, на берегу продают чебуреки. Мои оголодавшие спутники на все сохранившиеся у нас копейки купили вина и чебуреков. Я чебуреков не люблю, так что им досталась и моя порция. Через пару часов они стали постоянно куда-то исчезать из поля зрения, то один, то другой, то оба сразу. К вечеру раскинули где- то в укромном месте палатку, и я попросила достать альбом – хотела записать последние впечатления. Смущённый и грустный Эрик вынул…одну обложку.
– Понимаешь, у этого гада чебуреки были, видно, из дохлой кошки…
Сейчас Виктор Александрович Кабанов – химик номер один нашей страны, академик-секретарь отделения общей и технической химии Российской академии. А в том далеком году, когда я под его руководством делала на химфаке диплом, он только-только защитил кандидатскую диссертацию и оттачивал на мне свое педагогическое мастерство. Мы с Витей были знакомы с детства, потому что его мама Матильда Яковлевна Брайнина работала с моим папой. В школьные годы я была помешана на химии, и Витя – тогда студент второго курса – привел меня за руку в университетский химический кружок. Витя был дьявольски умен, талантлив, обаятелен и красив – совершенно убийственное сочетание качеств. Может, если б не это, я выбрала бы себе в жизни другую профессию?
В расторгуевском лесу. Мы с Володей познакомились здесь же накануне того дня, когда был сделан одним моим другом этот снимок.
Володя несколько дней до изнеможения водил меня на лыжах по лесу, прежде чем привести в свою расторгуевскую хату. После этого события развивались очень стремительно. Подробности читайте в главке о менингите.
Овчарка Руслан, со своей стороны, одобрила Володин выбор.
Афанасий
Вика накануне отъезда в Израиль, 1990 год. Когда в Советском Союзе кончились краски, ничто уже не могло удержать Вику на Родине. В бытность Вики в художественном училище девочки практиковали такую стратегию добывания красок: шли в ларек при Союзе художников, протягивали какому-нибудь маститому члену Союза мятую пятерку и клянчили: «Дяденька! Купите нам три тюбика охры, два изумрудной зелени… и так далее». «Дяденька» обычно не отказывал. Но времена изменились, и теперь уже «дяденька» шел в Союз художников с письменным заявлением: дескать, пишу портрет Вождя, нужен тюбик серой на кепку, два тюбика охры и белил на лысину… При таких обстоятельствах краски для тех, кто не был членом Союза художников, оказались вне пределов досягаемости.
…В 1989 году мы с Викой впервые приехали в Америку – пока в гости. В Нью-Йорке заглянули в магазин художественных принадлежностей. Огромный, несколько этажей… Краски всех мыслимых и немыслимых оттенков, мастей, фирм и народов… У Вики был настоящий шок.
… В Америке Вика сдала экзамены и была принята в три прекрасных художественных школы – Нью- Йоркскую академию художеств, Бостонский университет и куда-то ещё; все предложили ей большие стипендии. Тут бы ей и остаться, но был месяц май, а занятия начинались в сентябре, и жить в промежутке было негде и не на что. Вика вернулась со мной в Москву… Тем, кто помнит это время, дальнейшее понятно. Чтобы поехать в Америку учиться, нужна была выездная виза; чтобы получить визу, требовалось направление от Министерства культуры. Вика туда пошла. «Кто ты такая, чтобы ехать учиться в Америку, – сказали ей в Министерстве культуры. – Мы что, тебя туда посылали? Нет? Не посылали? Ну и иди…»
В нашей семье никто не умеет пробивать бюрократические стены. Учиться в Америку Вика не поехала, но и оставаться в этой стране ни минуты не хотела и подала заявление на отъезд в Израиль. ОВИР заявления не одобрил: дело в том, что Вика оформляла два спектакля в Тюменском кукольном театре, о чем в ее трудовой книжке была сделана неосторожная запись. Прописана в Тюмени Вика не была и, стало быть, два раза по две недели находилась в Тюмени без полицейского надзора. «Пока мы не убедимся, что, живя в Тюмени, вы не совершали уголовно наказуемых деяний, отпустить вас из страны не можем», – сказали Вике в ОВИРЕ. «Как вы можете убедиться, что я их НЕ совершала? – удивилась Вика. – Если б я их СОВЕРШАЛА, вы могли бы в этом убедиться. Но как убедиться в том, что я их НЕ совершала?» «Да, это очень сложно», – согласились в ОВИРЕ, и полгода никак не могли решить эту животрепещущую проблему, пока я не пригрозила объявить голодовку на их пороге, пригласив друзей из вражьих «голосов» и «Аргументов и фактов». ОВИР сдался, так и не получив подтверждения об отсутствии у Вики уголовного прошлого.
…Девятого марта девяностого года Вика улетела в Израиль.
Вика и Миша в Иерусалиме. 1991 год.
Миша работал в охране. Его забрасывали в пустыню с палаткой охранять разные объекты, Вика его сопровождала. Один из их рассказов об этом периоде жизни мне очень понравился. Они сторожили что-то важное двумя палатками. Во второй палатке жил молодой бедуин по имени Нур. Нур был очень любознательный, приглашал их пить чай и забрасывал вопросами.
– На каком языке говорят в Европе, – спрашивал Нур.
– На европейском, – докладывал Мишка.
– Почему люди думают, что Земля круглая, – спрашивал Нур (пустыня в этих местах такая плоская, что действительно трудно было понять, почему у людей такой странный взгляд на вещи).
– Что больше, Израиль или Советский Союз? – спрашивал Нур. На этот вопрос Вика и Мишка отвечали без запинки.
Сидя около палатки, Вика делала эскизы иллюстраций к книге израильской прозы и поэзии для детей (она потом вышла в издательстве «Аллия»). Нур был совершенно индифферентен к ее занятию – но только до того момента, пока Вика не стала рисовать верблюда. Тут Нур очень разволновался, все подходил смотреть рисунок и спрашивал, скоро ли она закончит. Наконец Вика объявила, что дело сделано, и пошла отдохнуть в палатку, оставив рисунок снаружи. Когда она вышла, верблюд был полностью перерисован Нуром. В том, что было так дорого его сердцу, он не мог стерпеть Викиных отклонений от фотореализма. Вике пришлось рисовать нового верблюда. К сожалению, рисунок Нура не сохранился…
За мир!
Вика в Иерусалиме. 1992 год. …Диалектика учит, что все отрицательное имеет свою положительную сторону. Это утверждение справедливо и по отношению к войне в персидском заливе: Вике и Мише пришлось вытащить кольца из носов, потому что на них не налезали противогазы.
Свою первую мастерскую степень в Америке Вика получила по театральному дизайну. Эту икону она нарисовала и вырезала для спектакля «Вишневый сад» в Солт- Лэйкском драматическом театре. На конкурсе работ выпускников театральных факультетов Америки она была первой по западным штатам и второй по стране. Однако, получив мастерскую степень по театру, Вика тотчас переключилась на гравюру. Сейчас она делает офорты небывало огромного размера, и фотографии,
