Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое

не может. Тогда я ему предложил: «Продайте мне десять двадратных сажень земли, она вам совершенно не нужна», — предполагая, что назначит мне цену тысячу, ну, по крайности, 2 тысячи рублей. Он с усмешечкой ответил: «Извольте, так и быть, за двадцать тысяч рублей я вам их продам». Я был поражен его нахальством, и мы расстались недовольные друг другом.

Поверенный, к которому я обратился за советом, сказал: «Дом родовой, внесите в депозит Окружного суда пятьдесят тысяч рублей, что Ребров заплатил Николаю Николаевичу, и еще десять тысяч рублей на предполагаемые затраты на ремонт дома во время его владения, с представлением оправдательных документов на израсходованные им суммы». Я так и поступил. И.Д. Ребров явился ко мне уже не фоном 3*, как это было при первой нашей встрече, у него был вид прибитый, с поджатым хвостом собаки. Он начал умолять меня о прощении за его поступок, отдавая мне 10 кв. сажень бесплатно, чтобы только я не отнимал бы дом у него. Наконец он зарыдал и бросился передо мной на колени. Видя его такое переживание, бывшее, несомненно, искренним, я пожалел его и сказал ему: «Я готов исполнить вашу просьбу, но все-таки вас накажу: вместо десяти квадратных сажень вы отдайте мне шестьдесят квадратных сажень с находящимся деревянным двухэтажным домом, кроме того, отнимаю у вас право иметь окна на мою землю, что было разрешено Николаю Николаевичу при совершении раздельного акта, и за все это уплачу вам две тысячи рублей». Он вскочил от радости и бросился меня униженно благодарить.

И.Д. Ребров, провладевши домом лет с десять, продал какому-то инженеру-строителю из евреев, как я слышал, за 160 тысяч рублей; инженер выстроил два каменных небольших дома на дворе и сломал особнячок, где жил мой дед, и на этом месте построил трехэтажный дом, с одним фасадом бывшего дома Николая Николаевича, и продал потом за 320 тысяч рублей, наживши на этой операции, как говорили, около 80 тысяч рублей.

После продажи дома Николаем Николаевичем я с ним больше не встречался; мне его видеть не хотелось из-за боязни, что он мое посещение сочтет за заискивание в получении от него наследства, зная его болезненные мысли с навязчивыми идеями.

В 1902 году, будучи в Баку проездом в Среднюю Азию, получил телеграмму от Н.А. Найденова с извещением о кончине Николая Николаевича.

Вернувшись в Москву месяца через полтора, узнал, что Николай Николаевич сильно захворал и, будучи в бессознательном состоянии, был увезен его племянницей, а моей двоюродной сестрой Надеждой Ивановной Пановой к себе в дом, поручившей лечение его своему деверю доктору Владимиру Алексеевичу Панову 4*, выдавшему нотариусу удостоверение, что Николай Николаевич находится в полной памяти и в здравом уме. Было составлено духовное завещание, где он оставляет все свои деньги церквам и монастырям, за исключением 50 тысяч рублей, поступающих Н.И. Пановой. Душеприказчиками были назначены обер-прокурор Св. Синода Победоносцев и Саблер. Как для меня, так и для многих других родственников и знакомых, знавших Николая Николаевича, было ясно, что Николай Николаевич при его взглядах на монастыри не мог оставить им свои деньги, он неоднократно мне говорил: «Вы мой наследник», — да и по закону я им был. Советовали начать дело о расторжении духовного завещания, так как Николай Николаевич даже, как казалось при полном здоровье, был уже несомненно душевнобольной. Не желая быть обвинителем своей родственницы в уголовном преступлении, я не пожелал начать процесса. Надежда Ивановна еще при жизни была наказана за свой поступок: получив от матери дом и большую часть ее денег, она жила хорошо и в довольстве, но, поступив так с завещанием Николая Николаевича и получив 50 тысяч рублей, ее положение сильно изменилось, уже к 1912 или 1913 году она осталась без дома, без денег и очутилась в богадельне Купеческого общества имени Петра Алексеева, учрежденной в память ее дедушки, и была помещена в комнату, где она родилась, то есть в спальню ее матери, когда Алексеевы еще блистали своими богатствами 5*. Даже выданные ей опекунами 500 рублей на постановку памятника на могиле Николая Николаевича она не исполнила, что пришлось сделать мне, после того, как я увидал, в какой заброшенности была могила.

Я вспоминаю о Николае Николаевиче с большим уважением: при разделе родового имущества он мог бы легко обделить меня, оставив имущество за собой по оценке земли и строений городской управой, ценой, очень дешевой [в сравнении] с действительной стоимостью, по преимущественному праву старшего наследника, но он этого не сделал, хотя он мне и говорил о своем праве, а предложил сделать так: «Назначаю стоимость имущества по такой-то цене, если желаете, можете оставить его себе, уплатив мне мою часть по этой цене, если вы на это не согласны, то я оставляю по этой цене за собой!»

В общем Николай Николаевич был хорошим человеком, честных правил, но выбитый из жизненной колеи двумя отказами отца от удовлетворения его желаний. Он вместо того, чтобы отнестись к ним с христианской кротостью, с признанием, что отец был морально прав, затаил злобу в сердце и ею в течение долгого времени питался и ее развивал, и, как обыкновенно в таких случаях бывает, он воображал себя несправедливо страдальцем и в конце концов он наслаждался своим злобостраданием, и оно наконец перешло к неотвязчивым мыслям, близко граничащим с сумасшествием 6*.

1* Практическая академия коммерческих наук была основана в 1810 г. как среднее учебное заведение для детей почетных граждан, купцов и мещан. С момента основания занимала выстроенную в 1801 г. по проекту М.Ф. Казакова усадьбу по адресу: Покровский бульвар, д. 11. Закрыта в 1918 г., ныне в этом здании размещается Военно-инженерная академия.

2* Двухэтажный дом Н. Н. Варенцова на Старой Басманной ул., д. № 6 был построен в 1880 г., третий этаж надстроен в 1884 г. См.: ЦАНТД. Басманная часть. Д. 386/993.

3* Фон — человек чванливый, заносчивый, важный. Происходит от частицы «фон», ставящейся перед немецкими фамилиями и указывающей на дворянское происхождение.

4* Двоюродная сестра автора, Н.И. Панова, была женой Ивана Алексеевича Панова, директора по закупкам сырья Товарищества Никольской мануфактуры «Саввы Морозова сын и К°». По завещанию своей матери, С. Н. Алексеевой, владела с 1896 г. домом в Старом Огородном пер. (см. примеч. 2 к гл. 57). В этом же доме жил брат ее мужа, надворный советник В. А. Панов, врач больницы имени императора Павла I.

5* Усадьба П.С. Алексеева по адресу: Большая Алексеевская ул., д. 27- в 1860 г. была продана его наследниками Абраму А. Морозову, после смерти которого его вдова В.А. Морозова основала здесь ремесленное училище. В 1897 г. усадьба перешла в собственность Московского купеческого общества, которое устроило здесь дом бесплатных квартир на 370 человек. Это благотворительное учреждение получило имя Н.А. и А.А. Мазуриных, а не П.С. Алексеева, как ошибочно утверждает автор. См.: Власов П.В. Обитель милосердия. М., 1991. С. 115.

6* Далее зачеркнуто: «К этому случаю очень применимы слова Спасителя: «Мирись с соперником своим (совестью) скорее, пока ты по пути еще с ним, чтобы соперник не отдал бы тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге и ввергнул бы тебя в темницу» (Мф. 8, 25). Николай Николаевич был как бы ввергнут в темницу от больших мнимых страданий с потерей душевного равновесия».

ГЛАВА 59

В Московском Торгово-промышленном товариществе был покупатель Алексей Васильевич Смирнов, имеющий в деревне Ликино фабрики 1*. Когда я познакомился с ним, ему по виду можно было дать 60 лет. Он был крепким человеком и, нужно думать, с сильным духом и твердой волей. Его серые проникающие глаза глубоко сидели в черепной коробке, и в них совершенно не было заметно переутомления, с ясным и немного лукавым взглядом. С его худощавого лица с большим