большими праздниками посылали в тюрьмы разной снеди и денег арестантам, расходуя на это значительные суммы, не говоря уже про хлопоты, но они этим не стеснялись, будучи уверенными, что делаемые ими блага послужат в пользу их души.
К своим служащим приказчикам, ученикам-«мальчикам» относились хотя строго, но справедливо, напрасно не обижая их, что те отлично чувствовали и понимали, что хозяева строги для их же пользы, с полным желанием сделать из них в будущем таких же купцов, как их хозяева. Хозяева действительно не боялись, что они из них готовят в будущем себе конкурентов, говоря: «На наш век всем дела хватит!»
ГЛАВА 75
Мне пришлось знать много богатых купцов, начавших свою карьеру с «мальчиков», отданных своими родителями из крестьянских и мещанских семей на обучение в какую-нибудь торговлю или промышленное предприятие, потом из них выходили очень дельные и богатые купцы.
Я уже в своих записках говорил про одного из таковых купцов И.Г. Фирсанова (глава 67). Вспоминаю Кирилла Ивановича Лебедева, принятого моим дедом Федором Ильичом Рябиновым, отцом моей матери, в качестве ученика-«мальчика» в свою оптовую мануфактурную торговлю. К.И. Лебедев потом имел уже свое мануфактурное дело, нажил очень большое состояние, но, несмотря на свое блестящее положение, он до смерти своей не забывал Ф.И. Рябинова, своего учителя и наставника, и навещал мою матушку со своей женой в дни больших праздников, как дочь своего бывшего хозяина, и, как можно было думать, делал это исключительно из расположения к умершему Федору Ильичу, чтобы хотя этим показать незабываемую им благодарность к своему бывшему учителю. Моя матушка его посещения ценила и понимала так, как я об этом пишу, она его уважала и даже иногда по некоторым семейным вопросам обращалась к Кириллу Ивановичу за советом.
Мне пришлось иметь дело с неким Константином Ивановичем Маракушевым; он мне еще тем памятен, что я с ним познакомился в первый день моей работы на коммерческом поприще, и даже после прекращения с ним торговли, вследствие прекращения мануфактурного дела в Средней Азии, я еще с ним остался в довольно близких отношениях.
Как мне было известно, К.И. Маракушев был взят фабрикантом Кокушкиным в качестве ученика-«мальчика». Костя своим примерным поведением, вниманием заслужил полное расположение своего хозяина, постепенно двигаясь по фабричным иерархическим ступеням достижений, достиг в конце концов должности доверенного. Кокушкин убедился в его достоинствах, отдал ему в жены свою единственную дочку, вскоре после этого зачислил его компаньоном, и фирма его получила название «Кокушкин и Маракушев».
Я познакомился с Маракушевым, когда его тесть уже скончался и Константин Иванович был единственным хозяином фирмы. Мне приходилось его навещать в Троицком подворье, где он всегда останавливался, приезжая из Иванова, где у него находилась фабрика. Он помещался всегда в самом дешевом номере подворья: в маленькой с одним окном комнате помещалась железная кровать, маленький столик и один стул, больше в комнате ничего не было, так как больше в ней ничего нельзя было поставить.
Я помню: Маракушев моим первым визитом был как бы смущен, посадил меня на стул, а сам сел на кровать, объяснив мне: для чего ему большой номер, когда он приходит только переночевать, а весь день проводит в своем амбаре.
Судя по его комнате, а также костюму, сильно поношенному, котелку-шляпе порыжевшего цвета с пятнами на ленте от высохшего пота, можно думать, что он большими средствами не обладает, и я в своем уме оценил его состояние в 500 тысяч рублей. Да и меня, правда, мало интересовали его средства: мы у него покупали, а не продавали, а потому не приходилось бояться: заплатит он или нет?
Я, будучи как-то в Иванове, зашел к нему в дом, но он, как оказалось, был в Москве, а потому мне не пришлось видеть его в домашней жизни. Потом, после мне рассказывал мой хороший знакомый Н.И. Решетников, которому пришлось быть в его доме, что дом у него большой, отлично меблированный дорогой стильной мебелью, но, как и у большинства купцов, среди роскошной мебели можно было видеть стоящий столик работы сухаревских кустарей, продаваемый на рынке по рублю. Раз за него деньги заплачены — не выбрасывать же его? Диссонанс безвкусия купцам был непонятен.
Решетников был у него только в парадных комнатах, и я уверен, если бы он прошел по внутренним комнатам, то многое бы его поразило в обстановке, составленной многими десятилетиями и поколениями, когда из-за жалости и привычки не решаются расстаться с грязной и неряшливый рухлядью.
Я расскажу о тех моих встречах с Константином Ивановичем, которые мне пришлось иметь с ним: однажды, будучи в Петербурге, я гулял на островах, вдруг неожиданно столкнулся нос с носом с К.И. Маракушевым с красивой молодой дамой. Мне было известно, что он вдовец, а потому невольно у меня блеснула мысль, что он со своей пассией. Он остановился и представил свою даму мне, сказав, что это его дочь, замужем за сыном Александрова, одного из самых богатых петербургских купцов 1*. Погулявши с ними на островах, Маракушев предложил меня довести до гостиницы, где я остановился. Этим мое знакомство с его дочкой закончилось, я ее больше не встречал.
Через год или два мне пришлось быть в Ессентуках на Кавказе, гуляя по парку, опять встретил Константина Ивановича с какой-то женщиной, по виду мало интеллигентной и интересной. Она была повязана платком, на ногах калоши, хотя стояла сухая и жаркая погода. Маракушев, увидав меня, сильно обрадовался, бросил свою даму, подошел ко мне, и мы с ним пошли вместе гулять по парку.
Я в этот день был приглашен моим бывшим товарищем по училищу Ивановым, жившим в Петербурге, поехать верхом в Пятигорск в большой довольно компании. В этой компании принимал участие известный тенор, артист Мариинского театра Каминский, две его поклонницы, молодые, красивые и изящные дамы из титулованного петербургского круга; одна молодая красивая девушка, стремящаяся попасть на сцену, и еще несколько молодых людей, фамилии которых я забыл. Выезд назначался к вечеру, чтобы не так жарко было
