обитый жестью, московского изделия, а у некоторых железный сундук старой конструкции, где они сохраняли деньги, документы и ценные товары.
Бухарские купцы того времени отличались радушием и гостеприимством, встречали нас любезно, усаживали рядом с собою, спрашивая о здоровье моем и моих сыновей, но спрашивать о женах и дочерях считалось верхом неприличия, о чем меня своевременно предупредил Бурнашев.
Как только усаживались, малайка подавал кальян, и сейчас же ставился поднос с дастарханом и зеленым чаем, напоминавшим ромашку, но, по уверению, весьма полезным для здоровья. При прощании обязательно приглашали в гости к себе в дом. Приходилось принимать такое приглашение, чтобы упрочить с ними свои хорошие отношения, то тогда они лично приезжали за мной на своих лошадях или извозчиках и таким образом отвозили до дому в сопровождении верховых с зажженными фонарями для освещения пути.
Я был приглашен на обед богатым купцом евреем Аароном Пенхасовым, к которому поехал.
В большой комнате с лепной работой под мавританский стиль, с нишами в стенах, где стояли китайские вазы; устланной коврами, был накрыт большой круглый стол, уставленный закусками, виноградом, гранатами и чарджуйскими дынями.
Обед начался с чая с разными сладостями, потом подали какое-то вкусное сладкое, сделанное из молока, за ним был подан плов из баранины с вареной айвой и другими фруктами, изумительно вкусно приготовленный, а за ним подали фаршированную щуку, после чего жареную какую-то птицу, а в довершение — шурпу (суп); обед закончился фруктами, дыней и чаем со сладостями. Мне и моему компаньону Капустину были поданы тарелки, ножи, вилки и ложки, остальные гости, хозяева ели без этих атрибутов еды, подсовывая свои пальцы под рис в общем блюде, с ловкостью поддевали двумя пальцами рис, а третьим, большим пальцем сталкивали его в рот, не роняя ни единого зернышка.
Аарон Пенхасов был старик лет шестидесяти с чем-нибудь, высокого роста, стройный, хорошо сложенный, с большим широким развитым лбом и красивым с горбинкой носом, с длинной бородой; глаза у него были умные, ясные и проницательные. На обеде присутствовал его брат, Сион Пенхасов, весьма похожий на Аарона. Они мне напомнили библейских пророков, как я себе представлял их в своих мыслях. К концу обеда Аарон привел свою молоденькую дочку, очень красивую и кокетливую; она хорошо говорила по-русски, и заметно было, что присутствовать на обеде ей доставляло большое удовольствие, но жену свою Аарон не показал.
При нашем отъезде Аарон надел на меня и всех его гостей халаты, а мне, кроме того, подарил два халата и льняное покрывало, вышитое шелком, причем не преминул сказать: это покрывало в его роду более ста лет, сработанное руками, а не машиной, как делают в настоящее время.
Во время обеда Аарон Пенхасов рассказал, что у него около Бухары имеется очень хороший сад, наполненный фруктовыми деревьями, виноградом и другими растениями, очень сожалея, что я не приехал по раньше, и он меня обязательно туда бы свозил. Сад его лучший из всех садов, даже лучше, чем у эмира.
Года через два мне пришлось услыхать: эмир по настоянию своих жен пожелал приобрести у Аарона сад и предложил хорошие деньги за него, но Аарон продать за деньги отказался, а просил принять его в дар. Эмир к явившемуся к нему Аарону обратился со словами: «Чем я могу отплатить тебе за ценный твой подарок?» Аарон ответил: «Мне лично ничего не нужно, но для меня будет большой милостью, если ты отменишь приказ твоих предков, касающийся моих соотечественников, — носить на головах конфедератки и черный халат, перепоясанный веревкой». Эмир исполнил его просьбу и, кроме того, за сад заплатил его стоимость.
Описывать обеды у других бухарцев я не буду: они мало отличались от пенхасовского, только вместо фаршированной рыбы давали жареное мясо. У многих не давали ножей и вилок, но давали ложки, а у одного ели перстами, как они обучали нас, глядя, как они это делали и после опускания в рот с удовольствием облизывали свои пальцы для взятия новой порции из общего блюда.
Деловым своим успехом я был доволен. Приобретено много новых солидных купцов, с которыми я сошелся очень хорошо и даже сердечно, так, почтенный бухарец караванбаш Азизов после долгих с ним переговоров перешел всецело на мою сторону. Звание «караванбаш» приблизительно соответствует нашему «купеческому старшине». Азизов был интересная личность, пользовался большим влиянием у бухарского купечества.
Этим он отчасти напоминал хивинца Ибрагима Резакбердыева, но с большим развитием ума и с меньшими добрыми эмоциями сердца. Резакбердыев был похож скорее на святого, а Азизов напоминал французского министра Ришелье и, что удивительно, был по лицу схож с ним. Азизов был высокого роста, с большим лбом, умными и хитрыми глазами, с небольшой бородкой и поднятыми усами и обладал большим самолюбием. Мы сделались друзьями и остались таковыми до конца его жизни, наши отношения ни разу не были помрачены.
Года через два после моего первого приезда в Бухару Азизов приехал в Москву и привез мне в подарок каракуль дымчатого цвета, какого я в продолжение своей жизни ни разу не видал, с особенным блеском и завитком, еще халат на каракулевом меху и ковер. Азизов был скупой человек, и его подарки указывают, что он ценил мои деловые отношения к нему.
Еще познакомился с Убайдуллой Касым-Ходжаевым, с виду молодым человеком лет 17–18. Убайдулла был небольшого роста, с плохой растительностью на лице, худенький, с умными глазами и с большой энергией. Несмотря на его молодость, он внушил к себе доверие. Я открыл ему хороший кредит, и впоследствии оказалось, что я в нем не ошибся: он нажил большие средства. Его сын, Файзулла Касым- Ходжаев, в данное время (1936 год) состоит наркомом в нынешнем правительстве от Бухары 6*.
Как-то, будучи в каракулевом караван-сарае у своих знакомых купцов, я осматривал с ними это интересное место, где сосредоточена вся торговля каракулем.
Шкурка-каракуль получила свое наименование от места, где их разводят. Местность Кара-Куль — единственное во всем мире, где разводятся овцы, имеющие шкурку, по красоте и прочности завитков незаменимую. Шкурки идут на дамские манто и шапки и расходятся по всему миру. Многие пробовали перевозить этих овец в другие места, но рождающиеся от них овцы не обладали шкурками того достоинства, какое было у родителей. Полагают, что это происходит от корма, растущего на особой солончаковой почве.
Пересекая двор караван-сарая, мы заметили какое-то странное волнение у ворот его, один из бухарцев с взволнованным лицом подбежал к Бурнашеву и ему что-то сказал. Бурнашев тоже смутился, быстро поправил халат, чалму на голове, усы и бороду и сказал мне: «Вас желают видеть министры куш- беги и диван-беги 7*». Я тоже немного смутился, думая про себя: для чего я мог бы понадобиться таким знатным персонам? В это время увидал входящих двух почтенных сартов 8*, в дорогих халатах, в белых чалмах, в сопровождении толпы бухарцев, известных любителей всякой тамаши (зрелище, потеха, событие и развлечения).
Я поспешил к ним навстречу, снял шапку. Министры протянули мне руки и поздоровались, говоря что-то по-бухарски. Бурнашев перевел: «Его светлость эмир шлет свое поздравление с благополучным прибытием в Бухару с просьбой посетить его на даче, где он находится в данное время». Я поблагодарил за милостивое внимание Его светлости и в свою очередь просил передать Его светлости мое глубочайшее сожаление, что из-за недостатка времени и неимения с собой надлежащего костюма не могу осчастливить себя возможностью видеть Его светлость и представить ся ему, а потому прошу передать мою глубокую признательность и благодарность за его приглашение.
После целого ряда обмена любезностями с обеих сторон один из министров обратился к лицу из своей свиты, что-то державшему в своих руках, который поспешил развязать узел и достал оттуда парчовый халат, передал с поклоном министру, тот собственноручно надел халат на меня.
Я поблагодарил министра и просил передать мою глубокую благодарность эмиру. После еще нескольких любезностей министры удалились из караван-сарая, предварительно передав Бурнашеву в руки несколько дорогих халатов тоже для меня.
Наряженный министром в парчовый халат, похожий на нашу ризу, я хотел снять его после ухода министров, но Бурнашев запротестовал: «Нельзя снимать, эмир может обидеться, подумает, что вы
