Ни в письмах, ни в минуты последней встречи перед ссылкой на Хоккайдо Бранко Вукелич не рассказывал жене о том, каким пыткам подвергают его тюремщики. Да и зачем стал бы этот мужественный человек причинять жене своими жалобами новые страдания? Следователь на допросе Вукелича в первый же день записал в протоколе:
«У Вукелича совершенно отсутствует желание раскаяться».
Эту запись следователю и судьям пришлось повторить много-много раз.
Даже на страшной каторге в Абасири Вукелич сохранил ненависть к врагам, презрение к тюремщикам. Он продолжал молчать.
29 января 1965 года Председатель Президиума Верховного Совета СССР передал жене и сыну Бранко Вукелича — Иосико Вукелич и Хироси Вукеличу орден Отечественной войны 1-й степени — посмертную награду герою.
Кем ты был на Земле, Бранко Вукелич? Непреклонным борцом за самое дорогое для всех простых людей, за мир!
…Несколько слов о родных Бранко Вукелича.
В 1934 году, воспользовавшись временным улучшением отношений между Францией и СССР, Славомир Вукелич вместе с семьей выехал как специалист в Советский Союз. Работал научным сотрудником в области радио в системе Наркомата обороны; в 1940 году заболел тяжелой формой гриппа. В августе 1940 года Славомир Вукелич умер в возрасте тридцати четырех лет.
Вильма Вукелич умерла в Загребе (Югославия) в 1956 году. На надгробном камне по ее желанию высечены имена сыновей Бранко и Славко и даты их смерти.
Сын Вукелича Хироси учился на экономическом отделении юридического факультета Токийского университета. Затем уехал на родину отца, в Югославию. Позже окончил аспирантуру при Белградском университете, вернулся в Токио и работает в области экономики. Иосико Вукелич живет и работает в Токио.
4. Рука об руку
Шел мелкий, мелкий дождь, словно стоял и таял в воздухе пар. Настоящий шанхайский дождь. В такую погоду Анна чувствовала себя особенно плохо. Ей казалось, что она задыхается: проклятый бронхит не давал покоя. Вот уже несколько месяцев ее донимала эта коварная болезнь. Все чаще и чаще Анна вспоминала свою родную Сибирь с ее сухим, чистым и звонким воздухом. Вот где от ее бронхита уже через неделю не осталось бы и следа! Но Сибирь была далеко, а для эмигрантки Анны Жданковой просто недосягаема.
Отдежурив свои часы в госпитале, где она работала, Анна решила прогуляться по набережной, прежде чем идти домой. Мимо нее, поблескивая зеркальными стеклами, мелькали роскошные лимузины директоров банков, менеджеров. Все спешили после закрытия оффисов по домам. Анне идти домой не хотелось, не хотелось видеть хозяйку и вновь заводить разговор о квартире. Дело в том, что хозяйка неожиданно предложила ей освободить две маленькие комнатушки, которые она занимала на третьем этаже дома. Хозяйка мотивировала это тем, что ей выгоднее сдать весь верх одному жильцу, немцу, который живет у нее на втором этаже.
Анна была возмущена до глубины души. Чем, собственно, она хуже этого немца? За квартиру платит исправно двадцать долларов в месяц, и это не такая уж малая цена за чердачное помещение. Она решительно отказалась выполнить требование хозяйки, заявив ей, что будет по-прежнему жить в занимаемых комнатах. Такая категоричность несколько смутила хозяйку — госпожа Анна была действительно аккуратной плательщицей, но выгода есть выгода… Так они определенно и не договорились ни о чем. Значит, предстоит вторичный разговор. Проклятый немец, откуда только он свалился на ее голову? Так хорошо вроде все наладилось…
Кое-где по набережной зажглись фонари, и их яркий свет отражался на мокрой мостовой. С реки ползли на берег клочья тумана, дул теплый сырой ветер. В такую погоду город всегда казался Анне призрачным, таинственным и чужим, и она особенно остро чувствовала свое одиночество.
Анна Матвеевна Жданкова родилась 2 апреля 1899 года в сибирском городе Новониколаевске. После родов умерла мать Мария Жданкова. Ее отец Матвей Жданков был скорняком, шил шубы. Анна была четвертой и последней из детей. Нужда заставила отца переехать с детьми в деревню Довольня Ярковской волости. Когда Анне исполнилось три года, отец отдал ее на воспитание купцу второй гильдии Попову в Новониколаевске. В семье Поповых отняли у нее детство и юность. Взяв в дом как приемную дочь, купец превратил ее в даровую работницу. С детских лет Анна выполняла в доме Поповых самую тяжелую и грубую работу. Будили, как правило, в пять часов утра, чтобы успела натаскать для пяти печей дров со двора, занесенного снегом. Темно, трещит пятидесятиградусный мороз, а маленькая девчушка кидает и кидает снег от крыльца дома, от дверей сараев, от калитки. А потом бежит в дом, чтобы убрать комнаты, помочь на кухне, сходить, куда пошлют. Хотелось учиться, но работа настолько выматывала, что Анна засыпала в школе. Учение продвигалось плохо, и через три зимы она оставила школу. В семье Поповых обращались с ней очень грубо — окрики, оскорбления, насмешки были обычным явлением.
Потом годы эмиграции в Китае.
На первых порах Анну приютили знакомые эмигранты. Хозяин семьи работал на английском пароходе. Людьми они оказались отзывчивыми и приняли близкое участие в судьбе Анны. Она пришла к ним, не имея ни денег, ни работы. Надеялась заработать трудом портнихи, но этот труд был настолько дешев, что прокормиться было почти невозможно. Пришлось искать другую работу. С большим трудом Анне удалось поступить продавщицей в русский магазин, где за десятичасовой рабочий день платили так мало, что едва хватало на питание. Оставаться дольше у знакомых Анна уже не могла. Начались долгие годы полунищенского существования, скитаний. С грустью думала она о том, что ей уже под тридцать, а счастья так и не удалось изведать. Видно, это не для нее… Но надо было жить, и Анна с удвоенной энергией принималась за поиски подходящей работы.
Анне удалось устроиться на двухмесячные курсы госпитальных работников. После окончания курсов она работала три месяца в госпитале Блю и два месяца на частных квартирах по госпитальному обслуживанию. Научилась говорить по-французски и бегло по-английски. Благодаря этому ей посчастливилось занять место в изоляционном госпитале с зарплатой в восемьдесят долларов в месяц. Эмигрантам платили в китайских долларах, которые давно уже обесценились, но на восемьдесят долларов одному человеку жить было все-таки можно. Анна сняла две очень уютные комнаты в восточной части Шанхая и обрела наконец-то некоторое спокойствие. Но судьба издевалась над ней: привязался бронхит — очевидно, плохое питание и скверное жилье в течение долгого времени сделали свое дело.
…Резкий гудок парохода вернул Анну к действительности. Дождь усилился, он разогнал праздных зевак и пешеходов. Только около некоторых стоявших у берега судов суета торопливой погрузки. Куда поплывут эти суда? Может быть, они пройдут мимо берегов ее родины? Да, у нее есть родина, но какая она теперь? Анна немало наслушалась о «большевистских зверствах, голоде и безработице» в России. Было страшно возвращаться в неизвестность, но иногда Анну охватывала тяжелая тоска. Ее начинала угнетать бессмысленность своего существования. Хотелось жить для большего, чем собственное благополучие. В такие минуты она ясно сознавала, что все обретает смысл только на родине. Она все чаще и чаще ловила себя на мысли, что одиннадцать лет жизни на чужбине не отлучили ее от России. Но вернуться туда, не имея даже денег на дорогу? Нет, это просто невозможно.
…Радист Макс Клаузен познакомился с Рихардом Зорге в Шанхае в декабре 1929 года. Вскоре началась совместная работа. Перед Клаузеном поставили нелегкую задачу: обеспечить организацию Зорге надежной радиосвязью. Макс приехал в Китай на несколько месяцев раньше Зорге — в марте 1929 года. Его недаром рекомендовали Рихарду как эксперта по связи. Прекрасный знаток своего дела, он по собственной воле вызвался работать за рубежом.
