шансы были очень незначительны, но надеялась на удачу. Думала, что там сможет перейти линию фронта… Однако ей отказали.
Развитие военных событий в России, где фашистские войска продвигались к Сталинграду, не давало антифашистке покоя ни днем, ни ночью.
…Была суббота 12 сентября 1942 года. Гестаповцы ворвались в квартиру в три часа дня.
— Вы Штёбе?
Они обыскали Ильзе, обшарили всю квартиру. Ничего не нашли.
— Одевайся!..
В специальном автомобиле, который сопровождали еще две автомашины, набитые гестаповцами, Ильзе доставили в полицейскую тюрьму на Александерплац: в Берлине не было специальной тюрьмы для женщин, арестованных службой безопасности.
Охранник втолкнул ее в камеру, сбив с ног.
Шатаясь, она поднялась. В глазах стояли красные круги.
— Требую снять наручники!
Охранник оскалил в усмешке рот:
— Эти браслеты для твоей же, детка, безопасности… Покончить самоубийством — самый легкий путь из этих мест!
Почти тут же ее вызвали на допрос. Вел его хитрый и опытный следователь-эсэсовец. Он сам сказал Ильзе, что работал в политической полиции во Франкфурте-на-Майне с 1933 года. Видимо, даже этим хотел ее запугать…
Первый допрос продолжался трое суток почти без перерыва. Ильзе не давали спать, есть, пить… Гестаповцы рассчитывали сломить ее волю одним ударом.
Следователь рассыпал перед Ильзе десятки фотографий:
— Кого знаете из этих людей?
Особенно часто гестаповец показывал фотографию мужчины в форме немецкого летчика-офицера. Называл много имен.
— Где слышали о них раньше? Кто такая Старуха? Когда познакомились с ней? Что знаете вот об этой даме?..
Ильзе все отрицала.
Ее ответы записывал секретарь.
…Позвонив Ильзе на работу, Курт узнал, что она арестована. Время тянулось мучительно медленно. Курт считал дни, недели. Думал об Ильзе: «Выдержит ли?»
Примерно через месяц после ареста антифашистки Курт как бы случайно зашел в кабинет к своему старому знакомому по германскому МИД фон Шелия. Тот только что вернулся из поездки в Швейцарию. Курт застал его еще сидящим на чемоданах.
Поговорили о Женеве, о берлинских новостях. Наконец, безразличным тоном Курт упомянул о том, что Ильзе Штёбе арестована гестапо. Шелия побледнел. Его руки дрожали. Он не мог даже закурить папироску. Дальнейший разговор с ним был невозможен.
В тот же вечер фон Шелия был вызван начальником отдела кадров и арестован в его кабинете. Курт узнал об этом через несколько дней…
После ареста фон Шелия Курт заметил, что за ним наблюдают. Было трудно внешне сохранять спокойствие и делать вид, словно ничего не замечаешь. Но он не делал попыток отвязаться от следивших за ним агентов. Через три недели наблюдение сняли. Курт понял, что Ильзе не выдала его…
12.
Наконец криминальный комиссар гестапо мог поздравить себя с успехом. Сам шеф имперского управления безопасности Гиммлер заявил на совещании, что «дело Штёбе — наиболее удачное дело, выполненное за последнее время гестапо…».
Личный успех следователя был настолько велик, а похвала начальства привела его в такое отличное расположение духа, что на очередном допросе он предложил Ильзе сесть в кресло и с довольной улыбкой заявил:
— Я горд тем, что добился успеха в вашем деле…
Нет, теперь он мог не играть с этой «красной» в прятки. И, наслаждаясь победой, заговорил, пуская колечки табачного дыма к потолку:
— Вы неглупая женщина, Штёбе. Я бы сказал, что вы умная и сильная женщина… Как следователь, проработавший в гестапо почти десять лет, я могу сказать, что на всех допросах вы вели себя просто исключительно. Этот старый дипломат фон Шелия, в отличие от вас, сразу стал похож на мокрую курицу. А вы… Если бы вы пришли к нам добровольно и согласились бы работать на нас, вы были бы великой женщиной! А теперь разрешите перейти к фактам…
Выражение благодушия исчезло с лица следователя. Оно снова стало жестким и злым.
— Нам удалось расшифровать ранее перехваченные радиограммы. В одной из них упоминалось о вас…
Следователь встал, открыл сейф, наполнил стакан до половины французским коньяком, выпил. Сегодня он мог себе позволить это. Снова сел за стол и продолжал:
— Долго эта радиограмма была единственной уликой против вас… Вы, конечно, не знали этого, но были правы, все отрицая… Вы лгали нам в течение почти семи недель. И мы действительно многое не могли доказать… Мы исключительно подробно проверили поездку в Бельгию директора фирмы «Лингерверке», где вы работали. Проверка не дала результатов…
Следователь откинулся в кресле и посмотрел на Ильзе в упор.
— Не так давно, — в голосе гестаповца появились зловещие ноты, — положение изменилось. Ваша карта бита. Как умный человек, вы должны понять, что лгать теперь бесполезно…
Ильзе не шелохнулась. Затем с растерянным видом прошептала:
— Господин криминальный комиссар, я уже тысячу раз говорила, что это какая-то трагическая ошибка!..
— Ошибка? — вскочив, следователь зацепил стул ногой и с яростью отшвырнул его. — Взгляните на это…
Следователь привык вышибать из арестованных признания угрозами и пытками. Но сейчас ему доставляло огромное удовольствие одержать победу иными средствами.
Бросив взгляд на признание фон Шелия, написанное его собственной рукой, Ильзе похолодела: «Он все выдал!.. Эта обезьяна в мундире права. Теперь мне от них живой не уйти!..»
Огромным напряжением воли она взяла себя в руки: «Шелия знает только меня. Теперь лишь бы выиграть время. И спасти товарищей. Этот гитлеровец прав, все отрицать невозможно. Надо брать всю вину на себя и больше никого не называть…»
Неделя сменяла неделю. Допросы, очные ставки с фон Шелия, на которых тот окончательно пал духом, продолжались ежедневно. Следователь выбивался из сил. Ильзе стояла на своем: больше она никого не знает.
Гестаповец и его подручные давно забыли об утонченных методах допроса: «Нет, эту красную психологией не проймешь!»
Ежедневно Ильзе избивали до потери сознания. Обливали водой и снова начинали истязать. Ее тело было сплошь покрыто кровоподтеками. Она едва могла ходить. Но и самыми зверскими пытками эсэсовцы не могли сложить ее воли. Соседка Ильзе по камере рассказывала, что, приходя в себя после допроса на Принц-Альбрехтштрассе, Ильзе Штёбе даже улыбалась…
За два дня до суда ей разрешили увидеть брата и мать. На ее изувеченное побоями лицо нельзя было смотреть без содрогания. Но глаза Ильзе блестели неудержимой радостью: она уже знала об успехах Красной Армии под Сталинградом. Она была уверена, что наступил поворотный момент войны…
