– Плохо, что мы не выявили Паханова до того, как он совершил проступок. Я прошляпил…
Миронов предложил:
– Я постараюсь разобраться с ним до конца, а потом посоветуемся, с чего начинать. Прошу вас, Иван Григорьевич, провести беседу с молодыми офицерами об индивидуальном подходе. Лобода вот не все правильно понимает, и, видимо, не он один.
6
Днем поговорить не дадут. От подъема и до отбоя ждут люди с неотложными делами. Звонят телефоны, приходят срочные бумаги. Полковник дождался, когда полк затихнет, и велел привести Паханова.
Прошло двое суток после их первой встречи. Одну ночь полковник провел на стрельбах, другую - на ротном тактическом учении. Сегодня он свободен. Работа и личные дела, служебное время и отдых у Миронова слились в единое понятие - жизнь. Он работал дома и отдыхал в кругу солдат. Служебные дела, по каким-то особым признакам, им разделялись на официальные и личные. Дело Паханова, например, относилось к личному, и поэтому Миронов считал, что будет заниматься им в свободное время.
– Ну как? Сидишь? - спросил Миронов Паханова, отпустив конвоира.
– Сижу.
Сегодня полковник был подготовлен. Не то чтобы план какой написал, а просто обдумал предстоящий разговор, наметил определенные повороты, расставил подводные камни, о которые Паханов должен был стукнуться. И так, чтобы запомнилось.
– Я тебе прошлый раз о Сеньке говорил, помнишь?
– Помню.
– Вот письма его принес. - Миронов достал из стола пачку писем с яркими иностранными марками. - На, почитай, времени у тебя сейчас много.
Паханов взял письма. Скосил глаза на усатого короля на марке в углу конверта. Прочитал обратный адрес - Калькутта. «Скажи пожалуйста!» - прочитал Миронов на его лице.
– Ты на меня обиделся в прошлый раз за то, что я тебя мелким воришкой посчитал, а ведь я прав!
Паханов положил письма на край стола. Что еще скажет полковник? Миронов втягивал Паханова в разговор.
– А знаешь почему?
– Почему?
– Фамилия у тебя странная, Паханов. Блатная фамилия. Сразу настораживает. Крупные жулики под такими фамилиями не живут.
– Был я и Кузнецовым… Разиным… Аванесовым… - медленно выдавливал из себя Паханов. - А Паханов - это моя настоящая фамилия. По метрикам.
– А ты, Жора, любил кого-нибудь? - неожиданно по имени назвал Миронов Паханова.
Паханов сжался от этой ласки, словно черепаха в панцире, когда она чувствует опасность; сказал насмешливо:
– Нет, я баб презираю. Не люди они - шестерки.
Жорка Паханов врал, но Миронова ему было не провести. Есть у парня что-то затаенное, в глубине сердца. И уж, конечно, не собирается посвящать в свою тайну его, полковника Миронова.
– Ну ничего, еще полюбишь. - Миронов сделал вид, что поверил. - Удивительное это чувство - схватит тебя, закружит. И ходишь ты пьяный от счастья. Хочешь, расскажу, как я первый раз влюбился? - вдруг спросил полковник.
В Жоркиных глазах за настороженностью проглядывала ирония. Миронов все-таки стал рассказывать:
– Был я до войны лейтенантом. Спортсмен, грудь колесом, не то что сейчас. Девушки на меня посматривали, и я на них тоже. И вот однажды еду в очередной отпуск. Сел ночью в проходящий поезд, завалился спать. А утром вышел из купе, смотрю, около соседнего окна девушка. И вот будто солнце мне на голову упало - оглушило, жаром обдало. Залило все вокруг сияющим золотом. Целыми днями стоял я в коридоре - только бы увидеть ее, только бы услышать ее голос. А ночью, веришь ли, на полке лежу, и кажется мне, что ее тепло ко мне через стенку проходит. У нас полки смежные были. Прижмусь щекой к перегородке и так лежу всю ночь напролет…
Полковник прервал рассказ, задумался, может, вспоминал молодость.
После его откровенности Жорке Паханову стало неловко молчать. И он скупо, стараясь не вдаваться в подробности, рассказал о своей жизни «на воле», или, как в армии говорят, на гражданке. Но мало-помалу разговорился и рассказал о своем детстве, об отце с матерью, о том, как начал воровать.
Когда разговор подошел к концу, Жорка вдруг спросил Миронова:
– Ну, а чём оно у вас кончилось, с той барышней?
Миронов весело сказал:
– А оно и не кончилось!… Оно продолжается, Жора. Эта девушка - моя жена. Как-нибудь познакомлю тебя с ней. Она хороший человек и верный товарищ, все трудности делит со мной. Бывали мы с ней и на Памире, и в Забайкалье, и сюда вот, в Каракумы, безропотно приехала. В общем, мне повезло в жизни, Жора… А твое будущее, скажу, представляется мне темным и мрачным. Покуролесишь ты лет до тридцати - тюрьмы, пьянки, неустроенность. Они свое дело сделают, к тридцати годам старость тебе обеспечена. К этом времени одумаешься. Непременно. Покоя захочется. К близкому человеку потянет. А кому ты будешь нужен? Станешь ты, между нами говоря, как тряпка, то есть не мужчина, а так… И уйдет от тебя девушка к другому - если она у тебя будет. А время такое, когда ты начнешь задумываться, настанет. Это неизбежно.
Полковник дружелюбно улыбнулся Паханову и доверительно сказал:
– Давай, Жора, на сегодня кончим. Поздно. Пойду я к своей Лидии Владимировне. Ругает она, если засиживаюсь, беспокоится о здоровье. И, скажу тебе по секрету, правильно делает: сердчишко порой начинает о себе напоминать. Ну, пойдем. Письма, пожалуйста, не растеряй, они мне очень дороги. Когда Семен приедет в гости - почитаем с ним вместе.
Полковник снял с вешалки фуражку, кивнул Паханову:
– Идем.
Они вышли из штаба.
Полк спал. Луна еще не взошла, и на земле лежала густая чернота. Местами тьму пробивал желтый свет - это горели лампочки над входом в казармы и на постах.
– Ну, будь здоров.
– До свидания, товарищ полковник. - Жора огляделся и спросил: - Кто меня отведет?
– Сам дойдешь. Дорогу знаешь?
– Конечно.
– Вот и шагай.
Полковник подал Паханову руку, крепко пожал и направился к воротам.
Жорка Паханов стоял и смотрел ему вслед. «Оглянется или нет?» Полковник подошел к проходной. Отдал честь вытянувшемуся дневальному и, не оглядываясь, вышел на улицу.
7
Жорка медленно шел на гауптвахту. Полковник своим рассказом о любви разбередил самое больное. Гуляет, наверное, Нинка. Разве она будет ждать? Красивая, отрывная - такая одна не останется. Жорка шел, и в черноте ночи вставало счастливое прошлое. Любили они друг друга горячо, сумасбродно. Обоим вдруг захочется необыкновенного. Пойдут с Нинкой кружить по городу, среди домов и людей ходят, как по лесу, никого не замечают. Только в глаза один другому глядят. А то найдет - и пошли лихачить.
