Но вдруг комнату заполнили нежные, плавные аккорды «Лунной сонаты». Потом Альбина сыграла что- то бравурное, очень трудное в исполнении. Я поразился: откуда у нее такая сила? Тонкими пальчиками она так решительно била по клавишам, что дрожала посуда в серванте и чашки на столе. Альбина разрумянилась, глаза у нее теперь сверкали, как у человека, противостоящего буре и шквалам. Когда смолк последний аккорд, мне казалось, что музыка все еще витает вокруг дома и над барханами, окружавшими городок. Здорово она играла! А Вадька с видом знатока сказал:

– Ничего. Неплохо. С настроением.

Болтун! Он же в десять раз хуже ее играет, в подметки ей не годится со своими твистами и шейками!

Молодец девчонка! Мне сразу стало весело, захотелось поговорить с Альбиной.

Вадим включил радиолу. Мы стали танцевать.

– Вы очень хорошо играете!

– Я люблю музыку. А вы чем увлекаетесь?

Чуть было не ляпнул: пишу, хочу стать литератором. Но вовремя сдержался - это походило бы на Вадькино: «Решил стать киноактером». Какой я писатель? Еще неизвестно, что из меня выйдет. Я ответил:

– Да пока ничем. Еще не определился.

Вечер прошел невесело. Простой разговор не получился. Вадька все время стремился острить. Девочки терялись перед его «эрудицией», улыбались одобрительно. И молчали.

Когда мы возвращались домой, Соболевский сказал:

– Я тебя понимаю, старик. Альбина не то, но ты уж очень открыто отступил. Неприлично так прямо давать отвод. Подберем другую, не падай духом.

Вот скотина, он еще толкует о приличии!

После отбоя, лежа в постели, я вспомнил и перебрал все события дня. Да, невеликое дело - выйти перед строем и пожать руку замполиту, а вот приятно на душе до сих пор. И за столом именинников хоть и неловко было сидеть, а тоже хорошо. По-своему, по средствам, а все же отметили, не забыли. Хуже было у Никитиных. Танцевали, шутили, веселились вроде, но почему-то нехороший осадок остался после этого. Из-за Вадима, наверное…

За последнее время все чаще ловлю себя на мысли: Вадим Соболевский нравится мне все меньше и меньше. Поблек он как-то. Я уже не ищу его дружбы. Степан мне ближе. Он благороднее, надежнее.

* * *

Через два дня после того, как я отпраздновал день рождения, пришли письма от мамы и от Оли. Я сунул их в карман и не распечатывал, пока не улучил возможность уединиться. После обеда ушел в дальний угол спортивного городка, огляделся: никого нет? никто не помешает? Быстро вскрыл, конечно, первым Олин конверт.

«Здравствуй, Витя!

Поздравляю тебя с днем рождения.

Как тебе служится? Я учусь в педагогическом.

Здесь Юлька, Игорь, Витька-длинный и другие ребята из нашей школы. Живем весело. Иногда смываемся с лекций в киношку. Заканчивай службу, приезжай быстрее домой, будем ходить вместе.

Приветик! Оля».

Лицо у меня горело так, будто я просидел целый сеанс в кино и все это время держал Олю за руку. Значит, все она помнит. И про кино пишет не случайно. Намекает. Но все же письмо какое-то очень уж легкое. Как щебетание птички. «Чирик-чирик» - живу весело, хожу в кино. И подтекст «будем ходить вместе» не шибко значительный. Я ожидал большего. Сам не писал оттого, что не знал, как уложить и спрятать в подтекст большое чувство, которое так разгорелось во мне в разлуке. Я думал, и с ней происходит что-то похожее. А она вон как легко и просто живет - «смывается в киношку». Ну что же ей, жить затворницей? Из дома в институт, после лекций домой? С какой стати? Потому, что Витя служит в армии? А кто ей этот Витя - муж, жених? Да никто, просто школьный товарищ, который писем-то не пишет!

Нет, теперь-то я напишу обязательно. Длиннющее письмо накатаю!

Мамино письмо читал спокойно. Дома, как всегда, все в порядке. И бесконечные вопросы: как ты? Здоров? Как служба? Ну и много пожеланий к дню рождения. И ни слова об Оле. Это меня насторожило. Значит, маме известно - Оля напишет сама. Может быть, они даже писали, сидя рядом? Конечно же, это мама попросила ее поздравить меня. Оля не знает, когда у меня день рождения! Вот я не знаю ведь, когда ее именины. И она не знала. Ах, мама, мама! Это все твои старания облегчить мне службу! И если это так - Олино письмо теряет смысл, который я ему придавал, и нет в нем вообще никакого подтекста. Ну ладно, спасибо и за то, что ты дала мне предлог откликнуться. Теперь постараюсь сам во всем разобраться.

Буду и я краток, Оля. Сколько ты мне, столько и я тебе. Ты непонятно - с намеком или без, и я напишу так же. Но все же я чуть-чуть приоткроюсь, чтобы ты поняла меня. И ждала…

«Здравствуй, Оля!

Получил твое письмо, спасибо за поздравление. Завидую тем, кто ходит с тобой в киношку, ну и в институте учится, конечно.

У меня здесь дела более строгие: стрельбы, учения, караулы. Хожу в кино и я. Но рядом сидят, заполняя весь зал, только солдаты и офицеры. А ты далеко.

Если дождешься меня, будем опять смотреть фильмы вместе.

С приветом! Виктор».

Стоял дневальным по роте. Подходит лейтенант Жигалов:

– Дайте, пожалуйста, ключ от комнаты хранения оружия.

Ключ был у меня в кармане и попал туда по случайному стечению обстоятельств. Дежурного по роте Волынца вызвали в штаб батальона, и он передал ключ мне: вдруг кому-то понадобится оружие или снаряжение.

Я подумал: дать или нет? Может быть, Жигалов проверяет меня? По уставу дневальный подчинен дежурному по роте, а тот - дежурному по полку. Значит, я не имею права давать ключ никому другому. Но просит мой командир. К тому же я обязан выдавать оружие под расписку, сколько ему потребуется для занятий. Но Жигалов не требует у меня оружие, а именно ключ. Зачем ему ключ? Хочет проверить состояние автоматов нашего взвода, тогда просто приказал бы открыть дверь.

Я подал ключ.

– Если меня будут искать, позовите.

После этого он прикрыл за собой железную решетчатую дверь.

Что он там делает? Любопытство и беспокойство охватили меня. Лейтенант ушел в дальний угол; мне его не видно сквозь прутья решетки. Тишина. Лишь изредка шуршали подошвы сапог и постукивало оружие. Потом Жигалов вышел на середину комнаты. То, что он делал, очень меня удивило. Лейтенант стоял с автоматом в руках и выполнял приемы с оружием. Брал «на грудь», «на ремень», «за спину». Делал приемы по разделениям и слитно. В общем, занимался! Мало ему строевых занятий, он еще в одиночку наслаждался строевыми приемами!

Странно. Очень странно!

ЧП в отделении

23 февраля в клубе командир полка подводил итоги соревнования в честь Дня Советской Армии. Сержанта Волынца поощрили отпуском домой. Командовать отделением временно поручили Куцану как старослужащему и хорошо успевающему в учебе.

– Ты смотри темпа не сбавляй, - наставлял Куцана перед отъездом сержант Волынец. - Отпуск десять дней, дорога туда пять да обратно столько же, всего двадцать.

Волынец долго перечислял, что нужно Куцану сделать за это время.

Двадцать дней - срок небольшой. Но все произошло именно в эти дни. Началось с малого: с перерывов. Они стали длиться вместо десяти пятнадцать минут. Потом Куцан перенес занятия отделения в укромный

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату