достигнутый рубеж! Незадолго до рассвета, когда стояла самая густая чернота, нам вдруг раздали боевые патроны. Роте была поставлена задача наступать с боевой стрельбой.
Хотя мы изучали еще до выхода в поле меры предосторожности на боевых стрельбах, знали, как себя вести, все же нервное напряжение охватило многих. Старослужащие это уже не раз испытали, а первогодки немного струхнули. Мало ли что может произойти! Чуть повернул автомат в сторону - поразишь соседа. Споткнулся о камень, дернул неосторожно спуск - и пули ударят в людей. В общем, всякое случается.
И вот подразделения развернулись в боевой порядок. Где-то здесь множество людей: они не видят друг друга в ночной тьме, но все их действия объединены одной целью, направлены единым решением и руководством командира, - это сплоченный, боевой организм.
Зеленая ракета - сигнал «Вперед!». Мы выскочили из траншей и побежали, стараясь не терять из виду соседей. Зарычали танки, ударили пушки, зарокотали пулеметы, застрочили автоматы. В лицо нам брызгали вспышки огневых точек противника. Их было много. Они то появлялись, то исчезали. Мы стреляли в эти огоньки.
Справа неожиданно устремился на наше отделение черный силуэт танка.
– Гранатометчик, танк справа, расстояние пятьдесят, поразить! - крикнул Волынец.
Скибов быстро опустился на колено, гранатомет его бабахнул, огненная струя и дым отлетели назад от плеча Скибова: через секунду мы услышали, как инертная неразрывающаяся граната ударила в фанерную мишень.
– Попал! - радостно крикнул Скибов.
– Доложите как положено! - осек его Волынец.
– Танк уничтожен, товарищ сержант!
– Вперед!
Свистят пули и снаряды. Шлепнул о землю где-то впереди осколок, или это пуля срикошетила. Я невольно остановился. И тут же услышал голос Волынца:
– Вперед!
Сержант видел все и всех. Он обнаруживал новые цели, ставил задачи пулеметчику Куцану, гранатометчику Скибову, всем автоматчикам, в зависимости от того, к кому ближе была цель и кто как умел стрелять. Степану доверял небольшие «головки» наблюдателей и снайперов, мне - «грудные» и «пулеметы», Дыхнилкину и Соболевскому - ростовые, те, что солдаты зовут «коровой».
Как Волынец успевает все это видеть и осмысливать - уму непостижимо.
– Агеев, не забывайте о фосфорных насадках! - делает он мне замечание. - Точнее ведите огонь!
Изредка доносился из мрака спокойный, четкий голос Жигалова:
– Первое отделение, подтянуть левый фланг! Где-то неподалеку сквозь треск стрельбы пробивается команда капитана Узлова:
– Бронетранспортеры, держать плотнее к атакующим!
Нам навстречу поднимаются длинные цепи противника. Они мигают вспышками огня. Я уже более спокойно нахожу зеленые светлячки фосфорных насадок на прицеле, посылаю точные очереди, мигалки гаснут.
– Молодец, Агеев! - тут же хвалит сержант.
Мы преодолели несколько рубежей, не раз отбили контратаки пехоты и танков, уничтожили десятки пулеметов и расчетов безоткатных орудий, наконец достигаем рубежа, который был определен нам при постановке задачи.
Грохот постепенно стихает. Беремся за лопаты: надо закреплять успех, готовиться к отражению контратак противника.
Тьма поредела, над землей стал виден синий дым от имитационных взрывов и от разрывов настоящих снарядов и мин.
Кажется, бой длился недолго, а взглянул на часы - прошло полтора часа, позади километров семь учебного поля. Я подумал: какая сложная автоматика и механизация нужны для того, чтобы создать такую реальную обстановку и провести стрельбы! Сотни мигалок, мишени, встающие в нужный момент на определенном расстоянии и на строго установленное количество секунд, движущиеся макеты танков под различными углами, и тоже на расстоянии, требующем от гранатометчиков быстроты и сноровки.
Все это должно двигаться и действовать по мере надобности, в зависимости от замысла и задач, намеченных руководителем учений, соответствовать тактике, вооружению и организации подразделений возможного противника.
Вся эта сложнейшая система приводится в движение электричеством и по радио. Густая сеть проводов, механизмов, электромоторов, датчиков, реле автоблокираторов и трансформаторов скрыта в земле и сведена к пульту управления. Был я однажды в домике, где сооружен этот пульт: огромная панель вдоль стены и металлический стол усыпаны мигающими лампочками, прыгающими на приборах стрелками, выключателями, микрофонами. Да, хоть и не ракетчики мы, но хозяйство современной пехоты даже в простом деле организации стрельбы автоматизировано и все на кнопках!
…По учебному полю в предрассветной синеве ходят наши офицеры и посредники. Они считают пробоины в мишенях. Это очень важно. По результатам стрельбы подведут итог: сколько врагов, а главное, огневых точек мы поразили. Из этого будет ясно, выполнена боевая задача или нет.
Где-то на испытательных полигонах подсчитаны и внесены в «Курс стрельб» таблицы - своеобразные нормы, которые определяют эффективность наших действий. Опять математика, формулы, вычисления, опять наука! Поразили девяносто процентов появившихся перед нами целей - стрельба будет признана отличной, восемьдесят процентов - «хорошо», семьдесят - «удочка». А если пробоины окажутся в шестидесяти девяти с половиной процентах мишеней - беда. Значит, задачу не выполнили.
На учениях это только отметка. А случись такое в настоящем бою - лежали бы мы перед теми огневыми точками, которые не сумели поразить. И чтобы этого не произошло в бою, будут принимать меры: ругать на разборе, обсуждать на комсомольском собрании, разрисуют в стенгазетах, а доморощенные конферансье осмеют на концертах самодеятельности. Кончится все тем, что нас доучат. Жить роте с двойкой не позволят!
Минуты, пока считают дырки в мишенях, не менее напряженные, чем сама стрельба. Мы волнуемся.
Наконец кто-то пробежал мимо нашего окопа, обронил:
– Порядок!
Нам этого мало, допытываемся:
– Сколько?
– Восемьдесят!
Это уже действительно порядок.
Беспроволочный солдатский телеграф понес по траншее радостную весть: оценка «хорошо».
Дело сделано! Разрядилось нервное напряжение, усталость, копившаяся несколько суток, навалилась сразу. Я ощутил полное изнеможение. А «старики»: Волынец, Умаров, Скибов и Куцан - держатся бодро. Кузнецов тоже «свеженький». Он физически слабее меня, а не так вымотался. Неужели я самый хлипкий? Посмотрел на Соболевского и невольно улыбнулся - есть еще один! Руки плетями висят вдоль тела, глаза уходят под лоб, нижняя губа отвисает. Дошел Вадька!
Да, невольно вспоминаются слова Шешени: «Моральный дух - главное, без него и сила не сила!»
И вот именно в эту минуту, когда, кажется, не в состоянии пальцем шевельнуть, звучит призыв:
– Все сюда!
Это зовет Жигалов. Голос у него неестественно взволнованный и громкий. В наши сердца мгновенно проникает тревога. Мы выпрыгиваем из траншеи и бежим к лейтенанту.
Как только я выбрался на бруствер, сразу увидел на поверхности земли у левого фланга роты полосу огня. Около пламени метались черные фигурки солдат; они били по красным языкам огня шинелями и плащ-накидками.
Пламя было невысокое, чуть выше пояса, но оно грозно гудело и быстро текло по степи. Горела тонкая, невысокая травка. Она выросла на барханах весной, потом пожелтела, высохла и сейчас схватывалась, как порох. Огонь катился по степи так быстро, что мы едва успевали за ним. Солдаты никак не могли сбить пламя. Жар был невыносимый, горячий воздух обжигал легкие, трещали волосы, обмундирование
