мгновенно пересохло и стало шуршать, словно бумага.
– Впереди хлопок, товарищи! - кричал Шешеня.
Да мы и сами знали, что к учебному центру вплотную примыкают поля ближнего поселка. Люди с таким трудом отвоевали эту землю у пустыни, вырастили урожай, и вдруг мы, солдаты, из-за какой-то неосторожности спалим все. Нет, этого допустить нельзя! И мы били и били шинелями и плащ-накидками по огню, не думая о том, что дышать уже невозможно и что одежда тлеет на наших телах!
– Товарищ лейтенант! - закричал вдруг Карим Умаров. - Давайте мне людей и машину!
– Зачем? - перекрывая гул огня и защищая лицо согнутой рукой, спросил Шешеня.
– Огонь будем огнем тушить!
Я не понял, как это огонь - огнем, но замполит, видно, догадался, он крикнул Маю:
– Старшина, немедленно машину!
Черный, закопченный Май стремглав кинулся в тыл. Вскоре оттуда примчался бронетранспортер; на его ступеньке стоял Май.
– Людей надо! - крикнул Карим.
Словно эхо, ему ответил голос Жигалова:
– Взвод, ко мне!
Лейтенант первым прыгнул в кузов, мы - за ним.
Умаров торопливо объяснял водителю:
– Гони вперед! На ту сторону огня!
– Давай на полной скорости! - приказал Жигалов.
Водитель включил рычаг, и тяжелый бронетранспортер помчался, огибая и обгоняя огненную дугу. Мы промчались очень близко от пламени.
– Прикрыть лицо! - крикнул лейтенант.
Едва я успел накинуть на голову шинель, жар Хлестнул по спине и рукам. Через миг ни дыма, ни огня не было, холодный утренний воздух ударил навстречу мчащейся машине. Я глотнул прохладу полной грудью, осмотрелся, не горит ли одежда…
Теперь пламя гналось за нами, а мы убегали от него.
– Давай! - кричал Умаров.
Машина мчалась к огонькам поселка, которые в утреннем свете стали бледными. Совсем недалеко были хлопковые поля. Впереди мелькнула темная лента дороги.
– Стой! - крикнул Умаров. - Поджигай, ребята! Скорее поджигай навстречу!
Мы выскочили через борта и зачиркали спичками.
– Шире! - кричал Жигалов, поняв замысел Карима.
Мы побежали вдоль дороги. Отдельные языки огня сливались в небольшие цепочки. Вскоре они сомкнулись и с нарастающим гулом единой линией пошли навстречу пожару.
Мы бегали вдоль дороги и следили, чтобы искры не перекинулись на противоположную сторону. Через колею, спасаясь от огня, черными стрелками проносились ящерицы и вараны, быстро проползали змеи, как маленькие кенгуру, прыгали тушканчики. Две огненные волны быстро сближались. Вот они ударились, сцепились в неистовом желании поглотить друг друга. Заклубились огненные шары, вверх взлетели густые стаи алых искр, и вдруг огонь сник, упал на землю, и над ним заструились синие космы дыма.
И как только погасло пламя, сразу стало светло, и все увидели, что уже настало утро и солнце вот-вот вынырнет из-за горизонта.
По черному полю курились шары перекати-поля и верблюжьей колючки. Брели закопченные фигурки солдат. Рота сходилась к капитану Узлову.
– А с чего началось? - спросил кто-то тихим, усталым голосом.
– Из выхлопной трубы искра вылетела, - ответил старшина Май. - Шофер из кабины не увидел…
– Главное - посевы спасли, - сказал Шешеня, - остальное поправимо.
Вдали показалась толпа - это жители спешили к нам на помощь.
Я на секунду представил себе, какой был бы удар и для них, и для нас, если бы огонь докатился до колхозного хлопка. Даже подумать страшно об этом.
– Вовремя ты, товарищ Умаров, подсказал, что делать! - похвалил капитан Карима. - Спасибо тебе!
Солдаты оживились, заулыбались, обступили Умарова, затормошили его.
А Карим стоял смущенный и будто оправдывался:
– Я тоже первый раз такой дело делал. Слыхал, старики говорили, так надо тушить.
Шешеня пошел навстречу колхозникам, чтобы успокоить их.
Откуда взялись у меня и у других ребят силы? Ведь мы, особенно первогодки, после учений едва держались на ногах. И вдруг словно второе дыхание открылось. Теперь мне понятно, почему при землетрясении, наводнениях, на пожаре появление солдат успокаивает людей, вселяет веру, что беду одолеют.
В газетах часто вижу фотографии солдат и офицеров, которые служат за границей. На снимках они то с девушками, то с рабочими, то с бойцами дружественных нам армий. Я завидую им. Не только потому, что они увидели «заграницу». Мне кажется служба там более интересной и острой, горячее там накал идеологической схватки, о которой нам говорят очень много.
Я, конечно, понимаю: идеологическая борьба не имеет линии фронта, она и у нас здесь проходит в сознании, в голове каждого человека. Но мне хочется не только накапливать политические знания, а как-то их применять. Испытать свои силы.
Вообще любопытно получилось с политподготовкой. В первые месяцы службы повседневная политическая закалка в армии мне показалась скучной. Я позевывал на политзанятиях, политинформациях, лекциях. Казалось, все это не для моего ума, не мои масштабы мышления. В сложности международных отношений могут разбираться только дипломаты да большие руководители. Зачем мне над этим голову ломать?
Но однажды Шешеня на занятиях шутливо сказал:
– Ну-ка, доставайте ваши маршальские жезлы из вещевых мешков.
Мы не поняли его, но заулыбались.
– Я имею в виду не то, что каждый из вас может стать маршалом, - все маршалы наши были рядовыми солдатами, и вам это высокое звание тоже доступно.
Соболевский не упустил случая съязвить:
– А что, солидно бы звучало: маршал Дыхнилкин!
Все засмеялись, и Шешеня и Дыхнилкин смеялись. Потом замполит серьезно сказал:
– Еще неизвестно, кем будет Дыхнилкин, у него просто затянулся процесс становления характера. Он много плохого впитал в себя, а вот мы ему поможем избавиться от недостатков, вольем эликсир здоровых, правильных понятий, и тогда Дыхнилкин себя покажет. Правильно я говорю, товарищ Дыхнилкин?
– Что верно, то верно, - быстро и по-своему согласился Семен, - вливаете так, что спасу нет!
Солдаты засмеялись, а Вадим Соболевский, продолжая разыгрывать, спросил:
– А правда, Семен, что бы ты сделал, если бы вдруг маршалом стал?
Все затихли, ожидая ответа.
– Первым делом старшину Мая и сержанта Волынца на губу посадил бы! - искренне выпалил Семен.
Солдаты опять грохнули смехом.
– Ну хватит! - остановил наконец Шешеня. - Пошутили, и достаточно. И все же запомните: ни один человек не рождается ни героем, ни трусом, ни преступником. Плохие и хорошие качества люди приобретают в ходе жизни, от окружающей среды, - Шешеня сделал паузу, подумал и вернулся к тому, с чего начал разговор: - А про маршальские жезлы ваши я сказал вот почему. Все вы мыслите в вопросах политики и международных отношений маршальскими масштабами. В любой капиталистической армии солдат отгораживают от политики: любыми делами занимайся, только не лезь в политику. Потому что солдат капиталистической армии предназначен или для агрессий, или для усмирения своего же народа.
