товарищ лейтенант.
До позднего вечера рассказывал Дмитрий Васильевич. В заключение снова вернулся к непонятной просьбе лейтенанта искать Теремова в городе среднерусской полосы:
– Назвал он мне этот город, а он такой простой, что спутался в голове с другими простыми названиями - Рязань, Воронеж, Брянск или вот наш Орел, - убейте не помню. Да и как искать, если фамилия начисто вылетела из головы.
– Он говорил, наверное, о Вязьме, - подсказал Теремов. - Там брат мой живет. Работает на железной дороге. Я хоть и редко, но все же с ним переписываюсь. Он знает обо всех моих переездах, связанных со службой. Наверное, Саша хотел, чтобы вы нашли меня через него.
– Точно! Теперь припоминаю, он действительно говорил что-то о железной дороге. Ах да! Адрес, говорит, не запомнишь, да и сам я его не помню, ищи, говорит, по этой же фамилии на железной дороге. А я, сундук, фамилию забыл! Кого искать? Да и в каком городе, тоже точно не знаю.
– Ну, ничего, - успокоил полковник, - теперь я сам нашелся. Может быть, вы вспомните поточнее, какие слова он просил мне передать? Вот еще одна деталь сейчас выяснилась, я имею в виду железную дорогу. Может быть, он как-то иначе сказал или вы что-то забыли?
– Уж тут полный порядок, товарищ полковник, - уверял Колосков, - как сейчас его голос слышу. Передай, говорит, майору Теремову, что я погиб честно, сражаясь за Родину.
– А он не сказал, кто я ему?
– Не сказал. Я только теперь узнал, что вы отец.
Колосков видел, полковнику неприятно, что сын не назвал его отцом, однако кривить душой Дмитрий Васильевич не хотел, говорил так, как было. Да и лейтенант, видно, в свои слова какой-то смысл вкладывал.
Спать легли рано. После того как Гришин отец все рассказал и вопросы у Теремова иссякли, полковник опять стал неразговорчив. Поэтому и легли пораньше, чтобы дать человеку возможность все обдумать как следует наедине.
Теремову постелили в столовой, на диване. Гриша лег на свою кровать. Хоть и далеко теперь он служил и едва ли вернется домой, кровать его не выносили, она стояла на прежнем месте, всегда прибранная. Екатерина Сергеевна, оставаясь дома одна, часто подходила к этой постели, поправляла подушки, вздыхала: когда-то по утрам, убирая ее, она чувствовала в одеялах и подушках сохранившееся после ночи тепло сына. Бранила ласково Гришу:
– Как ты спишь? Кувыркаешься, что ли, ночью? Гляди-ка, все перемесил.
Теперь кровать всегда была чистая, нетронутая и холодная.
Утром за завтраком полковник попросил Дмитрия Васильевича:
– Не смогли бы вы уделить мне два дня и съездить к месту боя. До Смоленска недалеко. Мне бы очень хотелось побывать там. Может быть, могилу найдем.
Колосков оживился:
– Как же это я раньше не дотумкал! Давно надо было там побывать. Обязательно поедем, товарищ полковник.
– Вот и отлично. Я готов ехать хоть сейчас. Найдем такси…
– Зачем такси? - перебил Колосков. - Я мигом на автобазу смотаюсь и достану машину. У нас на базе фронтовиков много. Сам директор - бывший подполковник.
Дмитрий Васильевич надел на голову кепку и поспешил к двери:
– Вы ждите, я сейчас.
Вскоре он подъехал на небольшом автобусе, голубой корпус которого был смонтирован на раме полуторки, на боку и над передним стеклом автобуса написано: «Техпомощь».
– Вот «кабриолет», товарищ полковник, - весело сказал Колосков. - Вы, наверное, не привыкли на таких ездить, но ничего, машина надежная. Я как сказал завгару, по какой надобности, так он без звука выделил машину. Он тоже из наших - танкист, у маршала Рыбалки воевал.
Колосков выглядел помолодевшим, видно, чувствовал себя в эти минуты прежним лихим механиком- водителем, которому все под силу и все нипочем.
Доехали до Смоленска. От города двинулись по большаку Смоленск - Духовщина.
Места со времени войны очень изменились. Дмитрий Васильевич едва узнавал их. В те годы рощи стояли иссеченные осколками, стволы многих деревьев были обломлены. Теперь все весело шелестело зеленой листвой, будто никогда и не проносилась здесь война. Земля, изрытая траншеями и воронками, обновилась, поля были покрыты огромными квадратами посевов пшеницы, ржи, картофеля. Траншеи исчезли, только у самой дороги местами оставались их края, да и те обвалились, их затянуло землей почти до верха. Лишь одинокие братские могилы на холмах да на опушках леса свидетельствовали о том, что здесь шли тяжелые бои.
– Надо было нам по маршруту нашего полка ехать, - сказал озабоченно Колосков-старший, - с большака я могу и не узнать то место. Мы тогда ведь не по дороге наступали, а сбоку на нее выскочили и перерезали. С северо-востока двигались. На той стороне насыпи должно быть болото, в которое мы потом отошли.
Они несколько раз останавливались. Колосков спрашивал местных жителей:
– Где тут болото к самому большаку подходит?
– У нас болот много, которое вам надобно? - односложно отвечали жители.
Наконец один старичок понял, что ищут приезжие, сам обрадовался не меньше их, стал торопливо пояснять:
– Точно, есть такое болото! И танки побитые есть. Только это не туточки. Вы по новому большаку едете. А то болото возле старого большака. Дуга была прежде. Верст на десять. А теперича ее распрямили. Так вот, вам по старой дуге надобно ехать. Там и встретите и болото и танки.
– Неужели и танки еще стоят? - поразился Колосков.
– Не все стоят, - пояснил дед, - утиль их забирал. Огнем резали. Как полоснет струей, будто масло, железо поддавалось.
– Так, значит, нет теперь танков? - допытывался сержант.
– Два или три есть ишо. Дюже глубоко загрязли. Не могли их вытянуть. Так, поди, и стоят. Я уж года два в тех краях не был. Кум прежде там жил недалеко. Ну, а как кум-то помер, стало быть, я туда и не хожу.
Двинулись дальше. Не очень-то поверили старому деду. Мало ли тут танков было подбито. Лет десять их после войны собирали.
Однако опасения Дмитрия Васильевича оказались напрасными. За одним из поворотов, как только машина выскочила на пригорок, не только сержант, а все трое сразу увидели то самое место, которое они ищут. Слева от большака раскинулось болото, и два танка Т-34 стояли в нем недалеко от кромки.
– Танки… наши танки… - изумленно воскликнул Колосков. - Вон тот мой. Правый. Даже цифру одну видно. Семерка, различаете? Наш триста седьмой был. Я эти цифры сам наносил.
Около края болота ходили люди. Колосков направил автобус к ним. Машина запрыгала по кочкам. Затормозив около двух парней, одежда и волосы которых выгорели на солнце, Дмитрий Васильевич выпрыгнул из машины. Поздоровался и спросил:
– Чего вы здесь робите, хлопцы?
– Да вот, болото осушаем. Второй год чикаемся, - неторопливо ответил один из парней.
– А я здесь воевал, - сказал задумчиво Колосков. - Вот мой танк - триста седьмой, видите?
Парни оживились.
– Неужто в нем сидели? - спросил один.
– В этом самом? - подхватил другой.
– Да, я водил эту боевую машину, - подтвердил сержант и спросил: - А почему вы их не вытащите? На металлолом или для памятника. Слыхали, в Праге памятник из нашей тридцатьчетверки сделали.
– Читали.
– Так почему пример не берете?
– В прошлом году только показались, а то целиком в трясине были. Мы и не знали, что в этом болоте танки есть. А как дренажи проложили, вода убывать стала, вот эти и обозначились. Сперва башни высунулись, а потом все целиком вылезли.
