изобретательности (хотя когда-то требовал изрядного напряжения творческих сил). На моей памяти геология в последний раз вела за собою в середине 1970-х: тогда впервые в истории техники требования к выносливости транзистора для геологических нужд оказались жёстче условий Пентагона — прибор из этих транзисторов должен был погружаться в глубинную скважину.
Раз столь скромны требования науки — ясно: связанная с нею техника не обязана блистать совершенством. Буровые установки — основной инструмент нефтедобычи — принципиально не отличаются от прототипов едва ли не вековой давности. Разве что фрезерную головку тогда двигали, вращая всю колонну труб, погружённых в скважину, а сейчас двигатель — электрический или гидравлический (движимый напором глинистого раствора, вымывающего из-под земли раскрошенный камень) — прикреплён прямо к головке, и колонна неподвижна. Но и это — по-моему, последнее качественное — новшество журналисты воспевали ещё в пору моего детства, полвека назад.
Материалы буровых комплексов, труб и насосов для добычи и перекачки, совершенствуются постоянно. Но, увы, не по запросам сырьевиков — те просто используют достижения иных сфер. Последнее новшество отрасли — многослойные сварные трубы для газопроводов — всего лишь побочный эффект от совершенствования технологий электросварки для совершенно иных целей: легендарный разработчик большинства нынешних методов сварки Евгений Оскарович Патон начинал как мостостроитель (в Киеве через Днепр перекинут — и доселе активно используется — созданный им сварной мост, именуемый «мост Патона»), а главный прогресс электросварки со времён Великой Отечественной неразрывно связан с танкостроением.
Итак, сырьевая отрасль не нуждается в таком скором прогрессе, какой ныне характерен для прочих видов человеческой деятельности. В то же время сырьевикам не хочется отставать. И от них постоянно исходит стремление (пусть не явное, а только подсознательное) притормозить остальных.
Само по себе это ещё не страшно. Но к сырьевому торможению неизменно присоединяются чиновники.
Одними командами, без глубокого проникновения в суть дела, сложное производство — не говоря уж о научном исследовании — не управляется. Знаменитый американский генерал Лесли Гровс, руководя Манхеттенским проектом по созданию ядерной бомбы, благоразумно не вдавался ни в какие тонкости работы учёных и инженеров, а ограничился лишь снабжением да охраной свежепостроенных наукоградов — и то учёные постоянно возмущались сложностями информационного обмена в условиях секретности. А не менее знаменитый генерал Аугусто Пиночет Угарте отдал ученикам чикагского экономиста Милтона Фридмана всё управление экономикой Чили — и до сих пор остаётся едва ли не единственным латиноамериканским диктатором, которого после ухода от власти добрая половина страны вспоминает с благодарностью.
Но в дела простого хозяйства так и тянет вмешаться. Мол, какие сложности в той же нефтедобыче? Пробурил — и качай.
Сложностей, конечно, хватает и здесь. И технических, и организационных: вспомните частные скважины казённого ЮКОСа. Но осознаётся это лишь после того, как старые грабли разобьют новые лбы.
Чиновнику, чей аппетит распалён страстью ко вмешательству в чужие дела и лёгкостью наживы, мешает любой, чьего ума хватит для предвидения последствий командования бизнесом. Отсюда бессчётные манёвры в сторону ухудшения образования — от Болонского процесса в Европейском союзе (чья бюрократия контролирует в экономике куда больше нынешней российской) до Единого Государственного Экзамена, подменяющего понимание зазубриванием.
Полагаю, всего изложенного достаточно, чтобы читатель понял: моё отношение к распаду СССР в целом и независимости Украины в частности определяется в первую очередь твёрдой уверенностью в абсолютной необходимости экономического единства.
Более того, анализ ключевых требований к нашим промышленным изделиям и мой личный опыт участия в нескольких проектах, связанных с отечественной промышленностью, доказал: большинство её отраслей ещё долго не сможет выйти на мировой рынок — не из-за нехватки квалификации конструкторов и рабочих, а вследствие принципиальных различий в ориентации как самих производителей, так и потребителей за рубежом и в нашей стране. Эти различия продиктованы многовековым ходом истории. Даже при самом большом желании наши технари не смогут преодолеть их в одночасье.
Да их и вряд ли следует преодолевать: наша концепция требований к продукции не хуже зарубежной — она просто совершенно иная. Грубо говоря, наши люди покупают «Лады» и «Волги» не только из-за нехватки денег на «Рено» и «Лексусы»: есть множество объективных обстоятельств, заставляющих нас искать в «Ситроенах» и «Инфинити» те же свойства, кои в своё время были куда полнее воплощены в «Москвичах» и «ЗиМах».
Следовательно, экономическое воссоединение жизненно необходимо ещё и потому, что вписаться в мировой рынок наша промышленность заведомо не может и скорее всего не захочет. Но — в свете ульяновской формулы, помянутой в предисловии — возможно ли экономическое единство без политического?
Идеологическая надстройка
Причины политического разделения нашей страны и его неизбежных экономических последствий я начал ещё задолго до того, как мне стала в полной мере ясна картина закономерностей, обрекающих любые осколки былого Союза на хозяйственный паралич (или — в лучшем случае — поглощение более развитыми странами в качестве вспомогательных — и при желании легко заменяемых — звеньев более развитого механизма).
Соотношение политики с экономикой — яркий пример несводимости закономерностей высшего уровня к низшему. Механизмы всех химических реакций в принципе можно вычислить из общих формул квантовой механики, но объём таких вычислений, как правило, непосилен даже для мощнейших аналитических методов и компьютеров. Любовь теоретически определяется биохимическими и социальными механизмами — но сложность каждого из них в сочетании с изобилием возможностей их взаимодействия гарантирует непредсказуемость каждого отдельного романа.
Поэтому даже после прояснения экономической картины в целом нужно уточнение множества её подробностей. А уж причины политического разделения (и механизмы последующего воссоединения) и подавно не сводятся к лобовому применению элементарных экономических правил. Пришлось написать множество работ, исследующих весь комплекс украинских вопросов (и многие из них — по отдельности) с разных точек зрения.
Если не считать тезисы нескольких докладов на конференциях по программированию в 1970–80-е годы, первая опубликованная моя статья посвящена именно украинской проблеме. Писалась она в тот момент, когда я ещё надеялся в одиночку остановить уже катящуюся лавину.
Независимость от здравого смысла
Открытое письмо моим соседям по коммунальной квартире, именуемой Украина
