времён Богдана (Зиновия) Михайловича Хмельницкого Владимир Ильич Ульянов во время гражданской войны присоединил русскоязычные[15] Донбасс, Новороссию, Слобожанщину; Иосиф Виссарионович Джугашвили в 1939-м приписал к Украине Галичину, которую Хмельницкий считал главной угрозой своим родным краям, и запад Волыни (Ровенскую область), в 1940-м — Буковину, в 1946-м — Закарпатье; наконец, Никита Сергеевич Хрущёв в 1954-м — к 300-летию единства — подарил родной республике Таврию, в Средневековье названную тамошними татарами Крым.[16] Кстати, Хрущёв и другой выходец с Украины — Леонид Ильич Брежнев — почти 30 лет правили всем Союзом. Украинский язык в 1920-х годах окончательно кодифицирован русскими писателями и языковедами как точное среднее между русским и польским языками и с тех пор активно субсидировался государством. Да и экономика Украины пользовалась немалыми привилегиями и по достижении независимости резко просела.
Тем не менее гремучая смесь ошибок и прямой лжи стала общепринятой ещё задолго до того, как её стали насильственно, в лучших традициях советского агитпропа, вбивать в народное сознание казённые журналисты и профессиональные лжеучёные. Более того, она — если не причина, то повод для множества акций, блокирующих установление между нашими странами нормальных отношений и или даже создающих угрозу прямого конфликта.[17]
Итак, идеология, придуманная для обоснования существования независимого украинского государства, сама по себе оказывается для него опасной. Что, между прочим, не раз доказывала история. И сам народ Украины никогда своей независимостью не обольщался.[18]
Тем не менее идеология эта всё ещё в ходу. И даже остаётся официальной. Очевидно, как указал Владимир Владимирович Маяковский, «если звёзды зажигают — значит, это кому-то нужно». По немецкой поговорке, из всякого свинства можно сделать кусочек ветчины. Разделение страны — свинство величайшее. Поэтому и ветчины из него можно выкроить очень много.
Прежде всего, конечно, политической. Ещё Гай Юлий Цезарь заявил: «Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме». Правда, до нас это изречение дошло потому, что его автор совместил обе половины скромного желания и стал в Риме первым. Но очень многие политики, не обладающие достоинствами основателя империи, действительно готовы удовольствоваться деревней — лишь бы их первенству там никто не угрожал. Соответственно всегда хватает желающих изолировать свою деревню от притока граждан с римским опытом.
Но, как справедливо отметил помощник присяжного поверенного Ульянов, политика есть концентрированное выражение экономики. Если бы деятельность политиков, явно и бесспорно препятствующая развитию экономики в целом, не была выгодна ни одному из экономических субъектов по отдельности — её пресекли бы давно и безжалостно. Следовательно, в нынешней экономике Украины — да и России, давно смирившейся с её отделением — хватает деятелей, считающих сепаратизм выгодным для себя лично.
Конечно, наибольшую выгоду от самоизоляции получают местные монополисты. Естественно, ценой огромного ущерба, причиняемого всем остальным: о пагубности монополизма для экономики написано, пожалуй, побольше, чем об его же вреде для политики.
Но монополистов в экономике не так уж много. Прежде всего потому, что сама монополия для своего сохранения нуждается в политической поддержке — от «стеклянного потолка»[19] и до тех же таможенных барьеров. А на такую поддержку не могут рассчитывать все подряд. Просто потому, что чиновников, к счастью, чаще всего меньше, чем бизнесов, и каждый бюрократ может выбирать, кого ему выгоднее поддерживать, а кем можно и пренебречь. И ещё, конечно, потому, что полная монополизация ведёт к столь полному застою, что экономика — да и политика — умирает в считанные годы.[20]
Конечно, монополисты могут в значительной степени определять какие-то существенные стороны политики.[21] Но всю её может сформировать только значительная масса рядовых экономических субъектов. Следовательно, практически каждый из них на Украине сейчас боится воссоединения.
Этот страх во многом проистекает как раз из опыта общения с собственными, украинскими, монополистами и чиновниками. Ощутив на себе их давящую мощь, каждый легко может представить себе, насколько страшнее может его придавить структура несравненно более крупная — хоть монополия газпромовских масштабов, хоть ведомство вроде налоговой полиции. Впрочем, если он сам почему-то не сталкивался с монополией и даже особых налоговых проблем не испытывает,[22] то по крайней мере далеко не единожды наблюдал, как те же напасти обрушиваются на его ближних и дальних.
Есть и множество других страхов, затрагивающих практически каждого. Придётся разбираться с ними подробнее.
Монополисты украинского масштаба, как уже сказано, боятся поражения в конкурентной борьбе с монополистами покрупнее — российскими. Но почему-то забывают, что в любой борьбе результат невозможно предсказать заранее. На то она, собственно, и борьба.
В любой развитой стране существует антимонопольное законодательство. Полного вытеснения всех конкурентов чаще всего не допускает та самая бюрократическая машина, которая в других своих проявлениях способствует развитию монополизма.[23] Есть и организации средних бизнесменов, лоббирующие свои соединённые интересы в противовес гигантам.
Сами украинские монополисты по очевидным причинам пока не могут воспользоваться всеми этими возможностями — потому в них и не верят. Но перейдя в другую весовую категорию, они обретут официальную защиту от тех, кому ныне могут противопоставить только самые грубые орудия — вроде таможенных пошлин.
Впрочем, защита понадобится далеко не всякому. Например, добрая половина русскоязычных телефильмов, идущих на российском экране, снимается не в самой России, а на студиях Украины и Белоруссии. Не столько потому, что там производство дешевле (расходы на разъезды российских актёров и специалистов съедают изрядную часть этой разницы), сколько потому, что местные профессионалы ещё не перенастроились на съёмку рекламы и видеоклипов, а потому умеют работать в полнометражных форматах.
Развитый рынок располагает множеством экологических ниш, где производители могут размещаться, ничуть не мешая друг другу.[24] Чем шире рынок, тем больше на нём таких ниш. Шансов столкнуться с мощным конкурентом на объединённом рынке окажется меньше. А способов вырасти — больше.
Например, галицкие нефтяники проявили в своё время чудеса изобретательности, чтобы отрезать Украину от российских поставок нефти.[25] Ведь тамошние месторождения не просто истощены ещё в начале XX века. Главное — они дают крайне высокопарафинистую — содержащую в основном молекулы с довольно длинными углеродными цепочками — нефть. Её не то что добывать — даже транспортировать трудно: застывает в трубах чуть ли не при комнатной температуре. А уж переработка её на топливо и вовсе может считаться рентабельной, только если никаких других источников жидкого горючего вовсе нет, так что цену можно накручивать по мере надобности.
Между тем на общероссийском рынке значительная часть нефти перерабатывается на смазки, где нужны как раз длинные молекулы. А уж пластмассы, состоящие из цепочек длиной в десятки тысяч атомов углерода, и подавно выгодно делать как раз из длинных парафинов. Правда, соответствующие технологии ещё не отработаны: наша нефтехимия десятилетиями ориентировалась на легкодоступные нефти со
