— Не могу-у! — ответствовал Храпатун.
— Вдохни, если не собираешься здесь висеть всю жизнь. Если у тебя другие планы, тогда не вдыхай. Храпатун по-страшному выпучил глаза и со свистом втянул воздух. Гук сунул в развилку палку и заклинил стволы.
— А теперь выдыхай!
Храпатун выдохнул, тряпочкой выскользнул из развилки и мешком полетел вниз, чуть не упав на еле отскочившего Виктора. Гук трелью слетел вниз.
— Ты бы сшибал их что ли. А-то все время так висеть будешь, — он протянул Храпатуну тот самый крупный желудь.
Храпатун взвизгнул от радости, сунул желудь за щеку и, что-то напевая, поскакал с опушки. Память у него была чрезвычайно коротка.
— Скоро опять откуда-нибудь доставать придется, — вздохнул Гук, глядя ему вслед, затем поглядел на солнце, рубиновыми кусочками видневшееся меж верхушек сосен и проговорил:
Гук весело повернулся к Виктору. Тот заулыбался. Стих ему показался великолепным. А потом они собрали полную рубашку желудей, которую Виктор завязал узелком, и, отягощенные увеличенной ношей, прошли они ромашковой прогалиной и очутились перед корявым огромным буком.
— Это мой дом, — сказал Гук, — заходи.
Он отворил дверь, сливавшуюся с корой бука. Виктор вошел в светлую комнатку. Ничего прекраснее он не видел. Тут были стульчики, плетеные из березовой коры. Стены были украшены сушеными веточками вербы и кленовыми листами. На полу лежали узорчатые циновки, плетеные из сухой осоки. Даже окошко было — слюдяное! Но самое главное — камин! Настоящий камин, сложенный из серых булыжников, сверху которого располагалась лежанка, великолепная лежанка, устланная сухой соломой и еловыми ветками. Как здесь, наверное, было здорово лежать в тепле, когда на улице завывал и стучал в слюдяное окошко холоднющий, колючий ветер! И потягивать чай с прошлогодним шиповником, смородиновым листом!..
А на стенах висели вырезки из «Литературной газеты». Они были аккуратно оформлены рамочками из веток. Над дверью висел великолепный звонок, сделанный из пустой банки от томатной пасты.
— Вот это да! — выдохнул наконец из себя Виктор.
— Да, — согласился Гук, — оглядев свое жилище, — мне тоже нравится.
Виктор хотел бы здесь остаться навсегда, ну… ну хотя бы бывать здесь иногда. В великолепном домике Гука. Тем временем Гук развел костер и приготовил лепешки из желудевой муки. Затем разогрел чай. Виктор, тем временем, глядел в слюдяное окошко и не мог оторваться. Окно выходило прямо на поляну, сверкающую самыми красивыми цветами.
— А между цветами плетет свои сети паук-крестовик, — сказал Гук. — И, когда спускается ночь, на ней выпадают капли росы. А когда дует ветер — кажется, что плещется ночное море.
— А можно мне будет прийти посмотреть? — попросил Виктор.
— Конечно, — кивнул Гук и снял с таганка в камине чайник без носика. Видимо, выброшенный кем-то в поселке за ненадобностью.
— Не понятно, зачем выкидывать такой замечательный чайник? — сказал Гук.
— Может, они решили отказаться от чая? — Виктор пожал плечами. Теперь ему тоже казалось непонятным все за пределами леса.
Стоило всех приводить сюда, чтобы показать, как все по-настоящему должно быть. Но нет, он этого никогда не сделает. Потому что лес Гука должен оставаться в тайне.
Они пили чай, макая румяные лепешечки с чуть ореховым и горьковатым привкусом в мед. И до чего им было уютно и вкусно! Когда солнце окрасило окошко комнатки в багровый цвет, Виктор с сожалением поднялся и сказал, что ему пора. До чего ж тяжело это было сделать! Зато, попав в этот маленький уютный домик в стволе старого бука и увидев Гука, невозмутимо потягивающего шиповниковый чай из берестяной кружки, легко можно было подумать, что именно так все и должно быть в мире.
Гук кивнул, они взяли добытую в киоске литературу, и вышли в вечерний лес, готовящийся погрузится в свою ночную, таинственную жизнь. У лощины с тремя елями Гук остановился.
— Ты чего? — удивился Виктор.
— Здесь пролегает таинственный путь, — сказал Гук.
— Таинственный путь? — переспросил Виктор.
— Да, он сокращает дорогу. Пойдем.
Они вошли во мрак елей и вдруг как будто провалились. Нет, они шли, но Виктор не чувствовал, куда они идут и действительно ли они, передвигаясь, двигались вперед. Если бы не слабые очертания Гука перед ним, он бы испугался. И тут они вдруг вышли к калитке его дома, за которым садилось полыхающее расплавленной медью солнце.
— Ничего себе! — вырвалось у Виктора. — Фантастика.
Чтобы не попасться никому на глаза, они обошли дом сзади. Они уже были у сарая, как вдруг, неизвестно откуда перед ними возник Филипп Филиппович. Гука поймали врасплох. Виктор застыл в ужасе. Он пытался что-нибудь придумать, но в голове была лишь одна мысль, бежать, сломя голову. Хотя это было еще хуже, чем просто так стоять. Все равно все придется объяснять.
— Где? — вдруг проревел дядя, выкатив глаза.
— Ч-что где? — заикаясь от испуга, спросил Виктор.
— Снежный человек! Я захожу в сад, вижу его следы! Следы снежного человека в саду!
— А какой он? — с интересом спросил Гук.
— Головы на три повыше меня, руки до земли и на обезьяну похож — гориллу. Вот же его следы, — он ткнул пальцем в отпечатки ног Гука, оставленные только что в рыхлой земле палисадника.
— Нет, — покачал головой Гук, — такого не видели.
— Э-эх! — взмахнул руками Филипп Филиппович, — ну, ничего, далеко ему не уйти!
Дядя перепрыгнул через забор и бросился в погоню. Гук посмотрел дяде вслед, передал Виктору листовки и растворился в предвечернем воздухе.
На следующий день Филипп Филиппович решил уезжать. Он, не откладывая дела в долгий ящик, собрал те из своих бумаг, которые могли еще понадобиться при его новых взглядах на науку, и упаковал их в портфель. Виктор подошел и протянул ему его старый очерк о снежном человеке, купленный в киоске.
— Нет, — сказал Филипп Филиппович, — он мне теперь не нужен. Это же бред. Творение заблудшего. Теперь это интересно лишь для истории. Я найду этого Пиорниса, который писал статью о существовании снежного человека, и мы организуем экспедицию для его поиска! И мы его найдем, вот увидите! — Дядя взял чемоданы и вышел на улицу. У автобуса он оглянулся и крикнул: — Вот увидите! Я всем докажу!
Бабушка опять вдохновилась политической борьбой. Дядя, уезжая в город в тряском автобусе, думал о новой экспедиции за снежным человеком. Все были заняты своими делами.
А в глуши леса в комнатке, сооруженной из дупла в стволе старого бука, Гук и Виктор пили ромашковый чай. Чайник без носика благоухал ароматом и испускал клубы белого душистого пара. В камине потрескивал костерок из березовых поленьев, потому что вечерами становилось уже прохладно. Все было наполнено тишиной и покоем.
Но только не Виктор…
