Василиса Липовна согласно кивала. Она-то в церкву хаживала регулярно. Один из углов большой комнаты в доме — весь в иконах. Особо в тех, что с Богородицей. Липыч поддерживал Матвеевну из окна. Он хоть на службы и не ходил, в бога верил сильно. И представлял его себе очень подробно. Таким — с бородой, усами, крепким стариком. И круг вокруг всей головы.
Липыч пощупал крестик на груди, на месте ли? Крестик, слава тебе Господи, был на месте.
Почтальон же в боге сомневался. А Златорукому это было до лампочки, хоть и был он мастер.
— Главное, чтоб заработанную плату давали, — подумал он и плюнул в землю.
Однако не знали чушкинцы, что готовит им именитый слесарь Крыжовников.
— А ведь бога-то нет! — вдруг уверенно провозгласил он.
— Царица небесная! — сказала Матвеевна и так поглядела на Костю, словно видела его самый первый раз в жизни.
Златорукий плюнул на землю и не попал в первый плевок.
Трактор Липыча ухнул и на всей скорости поехал задом-наперед в сторону комбината. Однако, чего ему там делать, было неясно, ведь молоко-то чушкинское Липыч уже сдал.
Бог есть
Тем не менее, исчезновения большого трактора никто не заметил.
В тугом сером узле под фуражкой забрезжил свет и даже сложился над головой Семашко в некое подобие милицейского нимба. Рука участкового окрепла. Она так твердо упиралась в козырек, что на нее теперь можно было вешать булаву, подобно той, что украшает руку богатыря Ильи Муромца.
— Ага! — подумал участковый. — Нет-таки Бога!
— Как так нет? — тихо спросила Костю Василиса Липовна. — А кто ж землю-то сотворил? А?
Однорукий почтальон Кадыков значительно посмотрел в сизую тучку, зависшую над сельсоветом.
— Большой взрыв! — сказал он. — Взрыв неимоверной мощи все создал. Сначала ничего не было, а потом ба-а-х! И все стало.
— Какой такой 'бах'? — не понимала Василиса Липовна. Она не представляла себе, как взрывом можно что-то создать. — А Бог-то где?
— Оглянитесь вокруг! — призвал земляков Костя. — Присмотритесь!
Все тут же заворочали головами. Матвеевна настороженно обвела взглядом сельсовет и дорогу, которая твердо упиралась в горизонт, словно ручка от зонта. Василиса Липовна осмотрела тучку. Не сидит ли на ней Бог? Тучка клубилась ватными боками и закрывала солнце. Хотелось ее отодвинуть, дать дорогу свету, чтобы он понесся на землю и развеял туман, собравшийся в головах чушкинцев.
Брат-участковый метнул глазами сначала влево, потом вправо, но следов Бога также не заметил.
— Ну что, — спросил Костя, — видели Бога?
Семашко решил не отвечать прямо на вопрос. Боялся подвести свой участок — деревню Чушки.
— А что? — спросил он.
— А то, — ответил Костя. — Мастер Дхар Ма говорил, что для тех, кто Бога не видит, его и нет. А для тех, кто его различает, имеется.
Тучка над сельсоветом махнула ватными боками, словно огромная рыба плавниками и поплыла по небу в сторону горизонта. Солнечный свет рухнул в головы чушкинцев, и в каждой голове произошел небольшой 'большой взрыв'.
Хотя нельзя сказать, чтоб сразу после этого там появилась Земля.
Только в голову Семашко свет и не проник. Наверное, этому помешали большие поля милицейской фуражки.
— Тогда пройдемте, — сказал он и взял Костю чуть выше локтя.
Тело и сознание
Участок деревни Чушки находился в известной избе. Когда-то в ней был штаб партизан, которые громили отходящие отряды французского императора Наполеона. В левой части избы находился музей партизанского движения села Чушки, а в правой — участок. При этом левую-то половину посещали куда чаще. А в участок сроду никого не приводили. Костя был первым. Однако этому факту он совсем не радовался. Он сидел на дубовой лавочке, на которой, должно быть, сиживал самый известный партизан Денис Давыдов. Со стены на Костю смотрел, прищурившись, знаменитый полководец Михаил Илларионович Кутузов. На груди его, как на ночном небе, сияло множество больших и малых звезд. Самая большая походила на Альфу-Центавра.
Крыжовников вспомнил, как Дхар Ма учил его выходить из тела и летать на другие планеты. Костя решил при случае обязательно слетать на эту звезду.
В участке Семашко почувствовал себя надежнее. Как партизан, который знал, что снаружи может и француз с палашом напасть, а уж за дверью-то вряд ли. Да и с Кутузовым за спиной было спокойнее. Полководец отечески поглядывал на участкового.
Семашко вздохнул. Как дядя Василь, он, конечно, знал, что на лавочке сидит Костя Крыжовников, однако, как представитель закона, он должен был найти этому доказательства. Семашко выдвинул ящик из тумбочки стола и достал из него папку цвета молодой картошки. Пыль на папке лежала как снег на крыше зимнего дома. Семашко осторожно потряс папку над урной, и пыль сугробом съехала в железное ведро. Участковый положил папку на стол. Если бы Костя стоял рядом, он увидел бы, что на ней написано: 'Протоколы', но он сидел на лавочке возле стены и ничего этого, понятно, не видел.
— Фамилияимяотчество, — сказал Семашко.
— Крыжовников Константин Викторович, — ответил с лавочки Костя.
— Пока все сходится, — думал Семашко и радовался. Все-таки ему хотелось, чтобы Крыжовников оказался Крыжовниковым.
— Паспорт имеется?
— Дак нет, — ответил Константин.
— Что ж так? — опечалился Семашко, который теперь все же смахивал на дядю Василя.
— Дак он же был на человека с сознанием Константина Крыжовникова, а того уж нет.
— Убийство! — закрутилось в голове у Семашко. — Мокрое дело!
Он незаметно опустил руку и расстегнул на поясе кобуру. В ее глубине черным светом блеснула ручка похожая на ручку электродрели. Только та дрель, что была в кобуре, могла продырявить куда сильнее. Вот теперь Семашко гораздо больше походил на участкового. Кутузов над дядей Василем щурился как бы через прицел еще не поднятого пистолета.
— А где же тело? — спросил участковый, настороженно держа свою руку на ручке пистолета. Только у пистолета ручка была короче Семашкинской. С ладонь.
— Да вот оно, — сказал Костя и опустил заплечный мешок на деревянный пол, чтобы дядя Василь лучше мог его, Костю, разглядеть.
— В мешке тело! — пронеслось молнией в затуманенной голове участкового. — На куски порубил и в мешок! Рецидивист! Особо опасный!
Солдаты-герои 1812-го года за спиной Кутузова держали ружья 'на караул'. Казалось, что стоит Кутузову дать команду, они вступят с Бородинского поля прямо в участок, чтобы взять Костю под стражу. И не посмотрят, что Крыжовников — наш. Михаил Илларионович, щурясь, будто размышлял: дать команду или погодить.
— Да вот оно тело-то, — повторил Крыжовников и поднялся, чтоб участковый лучше его разглядел. — Тело-то прежнее осталось, да сознание уж не то.
Облегчение. Неведомое доселе облегчение почувствовал Василь Матвеевич. Казалось, что из его
