границы на этом участке уже не имело смысла: было поздно.
Берген с волнением рассматривал черную туфлю на низком каблуке. В республике производятся тысячи таких туфель. Но чья эта? Что заставило эту женщину перейти границу? В чем изъян в организации охраны границы, позволивший осуществить переход?
Взяв след, собака сначала устремилась вниз, но вскоре потеряла его.
— Товарищ младший лейтенант, снимите копию следа и продолжайте осмотр.
Перед выездом Берген разбудил Рэке и рассказал о случившемся. Теперь Рэке сидел в своем кабинете и ждал его возвращения.
— Что случилось, Рольф? Нарушение?
— Нарушение. Женщина, — ответил Берген и поставил на стол туфлю, покрытую грязью. — Единственная улика. Собака след не взяла: дождь…
Рэке подошел к столу и взял туфлю. Прищурившись, стал рассматривать ее.
— Подожди. Совсем недавно я где–то видел такие туфли.
Берген рассмеялся.
— Охотно верю.
Рэке продолжал вспоминать. Час за часом прослеживал он события последних трех дней. Где он мог видеть такие туфли? В кино? Нет. В Хеллау? В народном имении Хассель? Нет. Во Франкенроде? Два дня назад он, фрау Федлерн и еще один товарищ из погрануправления беседовали с Бертой Мюнх… Мюнх! Она все время вертела ногой, и его это раздражало. На ней были точно такие туфли!
— Рольф, это туфля Мюнх!
— Что?
— Туфля Мюнх!
— Но зачем ей понадобилось переходить на ту сторону? Ей же ничего не грозило. Может быть, из–за Болау…
— Едем в деревню!
…Когда появились Берген и фрау Федлерн, Шонфус находился во дворе. Он не без удивления ответил на приветствие офицера и поинтересовался причиной его визита.
— Что, неужели у Берты опять кто–нибудь?
Берген подчеркнуто серьезно спросил:
— Фрау Мюнх дома?
— Я уже дважды к ней стучался, но она не отзывается. Вчера с ней черт знает что творилось, Господи, уж не случилось ли чего? Мне это только сейчас пришло в голову. Берген и бургомистр посмотрели друг на друга.
— Разбудите, пожалуйста, фрау Мюнх или проводите нас в ее комнату.
— Прошу, прошу. — Шонфус сильно постучал в дверь.
Никто не ответил.
На пороге кухни появилась фрау Шонфус.
— В чем дело?
Муж не ответил ей.
— Да открывайте же, господин Берген! Господи, неужели она…
Берген с силой распахнул дверь. В комнате никого не оказалось. Шкафы были распахнуты. Повсюду в беспорядке валялись бумаги и вещи. Кровать в нише была покрыта покрывалом. Берген достал из портфеля туфлю и показал ее хозяину дома.
— Господин Шонфус, эта туфля фрау Мюнх?
Шонфус стал внимательно разглядывать туфлю.
— Да, кажется…
— В таком случае знайте, что фрау Мюнх сегодня ночью перешла границу.
Фрау Шонфус, которая только что вошла в комнату, бессильно опустилась на стул.
— Берта? На Запад?! Святая Мария, это же невозможно!.. Зачем?
— Именно это меня и интересует, фрау Шонфус, — ответил Берген. — Она с вами ни о чем не говорила?
Женщина разволновалась и не смогла дать вразумительного ответа.
— Какой позор! — начала причитать она. — То бесконечные истории с мужчинами, а теперь… Господи, чем мы это заслужили!
Шонфус, заметив взгляд Бергена, попросил жену выйти на кухню.
— Господин Шонфус, не казалось ли вам поведение фрау Мюнх в последнее время странным? Важна каждая мелочь.
Накануне вечером Мюнх явно была чем–то взволнована. И хотя у нее были связи с мужчинами, заметил Шонфус, работала она хорошо. Берген, так ничего и не добившись от Шонфуса, попрощался и вместе с фрау Федлерн покинул дом. Она тоже не могла объяснить происшедшего, хотя и предполагала, что побег Мюнх связан с арестом Болау.
На заставу Берген вернулся в плохом настроении.
* * *
Фриц Кан простился с Ганни около семи часов вечера. Сегодня у него было ночное дежурство. По дороге на заставу он нагнал Восольского.
— Я тоже на заставу, — сказал Восольский. — Сегодня кружок. Обсуждение стихотворений Эриха Вайнерта. Пройдем немного пешком, ты все равно здесь не проедешь!
— Жаль, — ответил Фриц. — Мне так хотелось присутствовать на этом занятии. — А ты что, в наряде?
— Да. Но зато в следующий раз буду обязательно.
— Служба есть служба. Как я себе представляю, дежурить ночью — удовольствие не из приятных. В кровати определенно лучше.
Фриц рассмеялся.
— Что верно, то верно. Особенно под утро приходится быть начеку: глаза так и слипаются.
— Разумеется. Да еще к тому же кругом лес. Разве уследишь за всем? В Хеллау поговаривают, что какая–то женщина из Франкенроде перешла на ту сторону. Это правда?
— К сожалению, да. Мюнх. Самой пташки не жаль, но для нас это — чрезвычайное происшествие.
Восольский в знак согласия покачал головой.
— Но ведь если у кого–то появляется желание попасть на Запад, значит, у него на это есть серьезные причины. Видимо, и у Мюнх были какие–то причины?
— Ее никто не трогал. Может быть, испугалась, что женщины выцарапают ей глаза? Вела она себя ужасно…
— Действительно?
— Что правда, то правда. И особенно неприятно то, что в этой истории замешан один из наших. Вот почему об этом так много говорят. Женщины даже рады, что она смоталась, а вот мужчины жалеют!
— Да–а! — засмеялся Восольский. — Покажи себя с плохой стороны кто–нибудь из местных жителей — говорят о конкретном лице, о каком–нибудь Мере или Шульце, но стоит им оказаться одному из вас, говорят о всех пограничниках!
— За это он и поплатился, — ответил Фриц. — «Старик» долго с ним возился.
— А тебе не кажется, что с ним обошлись очень жестоко?
— Как жестоко? Ты же сам только что сказал, что пограничник не имеет права позволять себе подобное. Этот тип натворил такое, что всем нам не сразу удастся навести порядок.
— С этой точки зрения ты прав…
Они поднялись на вершину. Фриц сел на велосипед.
— Всего хорошего. В семь я должен быть на заставе.
Погруженный в свои мысли, учитель долго смотрел Фрицу вслед.
* * *
Со дня побега Мюнх пограничники ходили в подавленном состоянии. Командир заставы тщательно разобрался во всем и обратился к солдатам. В их адрес были брошены суровые, но справедливые слова.
