Когда Бекли пошел по указанному следу, он почувствовал знакомое ему нервное сжимание горла, холодный пот выступил на его лбу, и сердце замирало от страха…
Утренний поезд из Центральной Мексики опоздал в этот день на три часа, и таким образом, его приход не совпал с отходом поезда на другой стороне реки. Пассажиры, направлявшиеся в Соединенные Штаты, должны были искать ночлега в маленьком пограничном городишке, потому что до следующего утра не было ни одного поезда.
Они ворчали, потому что через два дня должно было состояться открытие большой ярмарки и скачек в Сан-Антонио, а известно, что в это время Сан-Антонио представляет собою колесо Фортуны, спицы которого были: скот, шерсть, фаро[2], скачки и озон. В это время скотоводы играли на тротуарах улиц в орлянку золотыми монетами и ставили на карту такие высокие столбики монет, которые ежеминутно грозили падением. Поэтому на это время съезжались сюда сеятели и жнецы, другими словами, люди, которые тратили доллары, и люди, которые выуживали их. В особенности спешили в Сан-Антонио устроители народных развлечений. Две известные театральные труппы были уже там, а дюжина более мелких находилась в пути.
Вблизи мизерной маленькой железнодорожной станции, на запасном пути, стоял вагон, оставленный здесь утром мексиканским поездом и обреченный на скучное ожидание, среди жалкой грязной обстановки, следующего дневного поезда.
Вагон был когда-то обыкновенным пассажирским вагоном, но те, которые когда-то в нем ездили и раболепствовали перед важными кондукторами, никогда не узнали бы его в теперешнем виде. Свежая окраска и некоторые детали домашнего уюта снимали с него всякое подозрение в том, что он служил для передвижения публики. Кружевные занавески закрывали окна от любопытных взглядов. На переднем конце вагона висел мексиканский флаг, а позади развевался американский — со звездами и полосками. Из полуоткрытого окна торчала дымящая печная труба, которая усиливала впечатление домашнего уюта и комфорта. Зритель, любуясь странным видом вагона, наверно, заинтересовался бы и золотыми и синими надписями, тянущимися почти по всей длине его. Интерес его еще бы больше увеличился, когда бы он подошел ближе и прочитал: «Альварита, королева змей». Это был ее вагон, вернувшийся из триумфального турне по главным мексиканским городам и направляющийся теперь в Сан-Антонио, где, согласно широковещательным рекламам:
АЛЬВАРИТА, КОРОЛЕВА ЗМЕЙ
покажет поразительное искусство
и бесстрашную власть над смертоносными великанами-змеями,
которых ОНА бесстрашно держит в руках в то время,
как они извиваются и шипят, к ужасу тысячи онемевших
и дрожащих зрителей.
Сто градусов жары[3] в тени разогнало от вагона всех зевак. Это была захолустная часть города; ее обитатели представляли собою накипь пяти наций; ее постройки состояли из палаток, деревянных халуп и известняковых домов; ее развлечением служила шарманка. За этой жалкой окраиной возвышалась густая масса деревьев, наполняющих собою небольшую ложбину. По этой ложбине журча протекал небольшой ручеек, который затем низвергался по отвесному склону большого ущелья Рио-Браво-дель-Норте.
В этом жалком местечке должен был оставаться несколько часов вагон Королевы змей.
Дверь вагона была открыта. Передняя часть вагона была отделена драпировкой и представляла собою приемную. Здесь обыкновенно сидели восхищенные репортеры и перекладывали музыкальную речь синьориты Альвариты на менее музыкальный язык печати. На стене висели портрет Авраама Линкольна, фотография группы школьниц, расположившихся на ступеньках каменной лестницы, и белые лилии в кроваво-красной рамке. Пол был устлан ковром. На небольшом столике стоял кувшин с водой и стакан. В плетеной качалке сидела Альварита и читала газету.
С первого взгляда на нее вы бы сказали, что она испанка из Андалузии или из Бискайи. Волосы ее имели оттенок синего винограда, если смотреть на него в полночь. Продолговатые темные глаза смущали зрителя своим пристальным гипнотизирующим взглядом. Высокомерное и смелое лицо оживлялось очаровательным выражением задора. Чтобы скорее убедиться в ее прелестях, взгляните на кипу афиш в углу — зеленых, желтых и белых. На них вы увидите изображение синьориты в ее профессиональном наряде и профессиональной позе. Она была неотразимо хороша в черном кружевном платье с желтыми лентами. Вокруг каждой голой руки обвивался голубой пайлот[4]; свернувшись дважды вокруг ее талии и один раз вокруг шеи, тесно прижался к ней своей страшной головой Куку, огромный одиннадцатифутовый азиатский пифон.
Чья-то рука раздвинула драпировку, разделявшую вагон, и увядающая женщина средних лет, с ножом и полуочищенной картошкой в руках, заглянула в приемную и сказала:
— Альвири, ты занята?
— Я читаю газету, мама… Подумай… Эта бледная неинтересная Матильда Прайс, у которой волосы как пакля… получила наибольшее число голосов на конкурсе красоты в Галлиполисе.
— Неужели! Ей бы этого не удалось, если бы ты была там, Альвири. Надеюсь, что мы вернемся домой раньше, чем пройдет осень. Мне так надоело разъезжать вокруг света и разыгрывать из себя испанцев. Но я не это хотела тебе сказать. А то, что самый большой удав опять уполз куда-то. Я обыскала весь вагон и не могла его найти. Он, должно быть, скрылся уже час тому назад. Мне помнится, что я слышала шорох по полу, но я думала, что это ты.
— Ах, старый негодник! — воскликнула королева, отбрасывая газету. — Это уже третий раз он удирает. Джордж никогда как следует не закроет крышку ящика. Я думаю, он боится Куку. А теперь мне нужно пойти его поискать.
— Поторопись, а то кто-нибудь может причинить ему вред.
Королева презрительно улыбнулась, обнажив свои блестящие зубы.
— Этого не надо опасаться. Когда люди видят Куку на свободе, они просто без оглядки бегут в аптеку покупать себе бром. Между нами и рекой есть ручеек. Этот негодяй готов пожертвовать своей шкурой за глоток воды. Я уверена, что я найду его там.
Несколько минут спустя Альварита вышла на переднюю площадку вагона, готовая отправиться на поиски. Ее красивая черная юбка была скроена по самой последней моде. Ее безупречно чистая блузка ласкала глаз и казалась оазисом в этой пустыне ослепительного солнечного света. Соломенная шляпа мужского фасона плотно сидела на ее вьющихся густых волосах. Вокруг высокого накрахмаленного воротничка изящным узлом был завязан мужской галстук. В руке она держала белый шелковый зонтик с кружевным воланом.
По костюму она могла принадлежать к Галлиполису, но по глазам ее, безусловно, нужно было отнести или к Севилье или к Вальядолиду. Как-то невольно вспоминались кастаньеты, балконы, мантильи, серенады, тайные свиданья и похищения.
— Ты не боишься идти одна, Альвири? — тревожно спросила королева-мать. — Здесь столько грубого народа. Может быть, лучше, если ты…
— Я никогда еще не видела чего-нибудь, чего бы я боялась, мама. В особенности людей, а в частности мужчин. Не тревожься, пожалуйста. Я вернусь, как только найду своего беглеца.
Пыль густым слоем лежала около железнодорожного пути. Альварита очень скоро обнаружила зигзагообразный след удравшего пифона. След вел через железнодорожное полотно вниз по небольшой улице по направлению к ручейку, как она и предполагала. Царившая кругом тишина поддерживала в ней надежду, что жители еще не узнали, какой страшный гость гуляет по их дорогам. Жара загнала их в дома, откуда доносился иногда резкий смех или унылое завыванье концертино. В тени играли несколько мексиканских ребятишек, которые при проходе Альвариты молча застывали в изумлении. Иногда какая- нибудь женщина выглядывала из-за двери и молча стояла, пораженная видом белого шелкового зонтика.
Пройдя приблизительно сто ярдов, Альварита вышла за пределы города, где начались редкие
