— Что это с ней? — удивился Гришка.
— Меня спрашиваешь? — Сергей отставил в сторону практически нетронутую чашку чая.
— Кого ж еще? — фыркнул Гришка.
— Если меня — то откуда мне знать? — Сергей встал из-за стола и холодно улыбнулся приятелю: — Слушай, у меня что-то голова побаливает. Я, наверное, лягу сегодня пораньше. Ну, пока! До завтра…
И он мгновенно исчез.
Гришка остался в столовой один и машинально сунул в рот шоколадную конфету. Свою любимую, с вафлями. Но вкуса не почувствовал. Он смотрел на нетронутую тарелку друга, и ему было не по себе — Сергей даже вилки не испачкал! Неудивительно, что несчастная Карповна с лица спала. И в столовой не осталась, чтоб не видеть, как ее любимец себя голодом морит. Гришка помрачнел: «Или это Ильин специально устроил? Так называемый спектакль для одного зрителя? Ну, для меня? И Карповну, гад клыкастый, в это втянул! Она для своего любимчика на что хочешь пойдет, я это точно знаю…»
Гришке не повезло. Как он и ожидал, его уложили в комнате для гостей. Шикарной, в общем-то, но находившейся довольно далеко от Серегиной. В другом крыле дома. Зато — с огромной двуспальной кроватью посредине, с музыкальным центром с мощнейшими колонками и новеньким, последней модели компьютером. Само собой, спать Гришка сегодня не собирался вообще, поэтому заранее и подобрал несколько игр поинтереснее. Прихватил из комнаты Сергея с десяток музыкальных новинок, чтобы на всю ночь хватило. И устроился со всем этим богатством в библиотеке. Гришка решил: она расположена стратегически очень удобно. Почти под комнатой Сереги. Достаточно высунуть нос наружу и задрать голову, и пожалуйста — прямо перед тобой нужная дверь. Еще пара секунд — и ты взбежал на второй этаж. Приоткрыл дверь и убедился: Серый на месте. А не летает жуткой хищной мышью над родным городом в поисках чужой крови! Глупости, конечно, но раз уж он пообещал девчонкам…
Ничто из этого богатого перечня развлечений предусмотрительному Гришке не пригодилось. Буквально через десять минут он вдруг почувствовал странную сонливость и вялость. Покосился на часы и изумленно присвистнул: всего-то десять вечера! Лапшин ничего не понимал. Обычно в это время он, Гришка, бывал свежим словно майская роза. Черт, да он и в двенадцать-то ночи ложится лишь по прямому приказу разгневанного папы или встревоженной мамы! Что это с ним, а?! В третий раз подряд уронив голову на грудь, Гришка с трудом выбрался из кресла и побрел в свою комнату. Голова его стала тяжелой, как чугунный котел, а ноги не хотели слушаться. Гришка жалостливо заскулил — ступеньки выглядели невероятно крутыми, кровать казалась невообразимо далекой, а перила лестницы буквально выскальзывали из-под руки. Он едва не упал! Глаза его слипались. Челюсти буквально выворачивало от бесконечной зевоты. Тело сделалось неподъемным и каким-то чужим.
Вырубился Гришка сразу же, не успела его голова коснуться подушки. И уже засыпая, он с ужасом подумал — его наверняка накачали снотворным! Уж очень отяжелели веки! Неестественно как-то отяжелели. Как Гришка ни пытался держать их открытыми — ничего не получалось. «Поэтому чай и оказался таким сладким, — мрачно успел подумать Лапшин. — Чтобы я ни черта не разобрал. Только когда же ОН успел?!» И Гришка отключился…
Спал в эту ночь Гришка просто безобразно — его мучили кошмары. Совершенно необычные, навеянные последними событиями. Даже во сне он осознавал это и все равно периодически покрывался холодным потом и жалобно вскрикивал. Что, в общем-то, было совсем неудивительно. Если бы снам присваивали премии, как фильмам, Гришка — сто процентов — получил бы приз! За режиссерские находки! ТАКОЕ придумать не каждому под силу.
То Гришка в виде огромной летучей мыши парил над ночным городом, и глаза испуганной пожилой женщины с Сережкиного полотна исступленно следили за ним. Следили с нескрываемым ужасом, как за будущим палачом! То он вместе с Сергеем сидел в каком-то странном кафе, больше всего напоминавшим исчезнувший магазинчик. Те же черные стены, бесконечные зеркала, мигающие огоньки стоявших прямо на полу свечей — будто гаснущие звезды водили хоровод вокруг посетителей. Они пили неприятный, вязкий, солоноватый напиток багрового цвета и угрюмо молчали. А потом Ильин, как-то нехорошо улыбаясь, вдруг сообщил другу, что пьют они человеческую кровь. Гришку во сне долго и мучительно рвало, а Сергей удовлетворенно ухмылялся…
То вдруг Гришка во сне пристал к Ильину, сидевшему за компьютером, чтобы тот дал наконец ему посмотреть свои накладные зубы. К облегчению и некоторому разочарованию Лапшина, Сергей легко согласился, но почему-то предложил Гришке добираться до его челюсти самому. А когда Гришка доверчиво сунул руку Сергею в рот, страшные зубы клацнули, как хороший капкан, и отхватили Лапшину два пальца. Это оказалось ужасно больно, и крови было — море!
А потом Гришке приснилось, что он у Сергея и спит в одной из комнат для гостей. Как бы со стороны Гришка увидел себя: он лежал на огромной деревянной кровати. Вот совершенно бесшумно открылась дверь спальни, и в нее змеей проскользнул почему-то полностью одетый Ильин. Тяжелые парчовые шторы раздвинуты, и в помещении оказалось довольно светло, так что Гришка отлично все рассмотрел. Мертвенный, зыбкий лунный свет позволял увидеть буквально каждую мелочь! Гришку даже во сне испугало невероятно бледное, какое-то неживое лицо друга, его ярко горевшие в темноте глаза, лихорадочно пульсирующие зрачки и белки, налитые кровью. Сергей, явно что-то мучительно обдумывая, на несколько минут замер в центре комнаты. Как-то безрадостно хохотнул и, прошептав: «Извини, но ЭТО сильнее меня», — присел в изголовье Гришкиной кровати.
Последнее, что запомнил из этого кошмара Гришка, — приближавшиеся к его лицу страшные, безжалостные глаза: не Сергея — вампира! — и оскаленные в холодной улыбке необычайно острые зубы. К счастью, в этот момент Гришка потерял сознание!
Проснулся он от холода. В комнате почему-то оказалось открыто окно, хотя Гришка прекрасно помнил, что перед тем, как идти в библиотеку, он плотно прикрыл его. Оттуда явственно сквозило. Ильины придерживались европейских стандартов, и температура выше восемнадцати-двадцати градусов в доме никогда не поднималась. Так что распахнутое окно, на взгляд теплолюбивого Гришки, было явным излишеством. И потом — если жарко, можно включить кондиционер. Зачем кому-то понадобилось вообще трогать рамы?!
Гришка, дрожа, выбрался из-под одеяла. Нашарил ногами шлепанцы и медленно побрел к окну. Почему-то у него сильно кружилась голова, комната временами будто плыла перед глазами. Гришке даже приходилось замирать на секунду-другую, и, лишь постояв немного, он мог двигаться дальше. Закрывая раму, Гришка невольно обратил внимание на следы обуви, оставленные кем-то на широком подоконнике. Не веря собственным глазам, он мазнул по пыльному отпечатку пальцем и недоуменно уставился на смазанный след.
Это уж слишком! Точно такие же отпечатки оставляли новые Сережкины кроссовки, привезенные недавно из Германии его отцом: звезды, заключенные в выпуклые пятиугольники. Их ни с чем невозможно было спутать!
— Ну, пар-р-разит, — потрясенно прошептал Гришка, — надо же, до чего додумался!
Эти четкие, прекрасно знакомые следы в очередной раз уверили Лапшина — его ближайший друг продолжает беззаботно развлекаться. За его, Гришкин, счет, разумеется! Иначе бы Сергей в жизни не оставил такую улику. «Неплохо придумал, — невольно оценил усилия Сергея Лапшина, идя обратно к постели. — Распахнутое настежь окно, следы на подоконнике… Любой бы на моем месте купился! Подумал бы: Серый прямо отсюда мотанул в небо, превратившись в летучую мышь. Кроме меня, естественно! Я-то как раз не такой дурак…»
Гришка натянул одеяло до подбородка и вновь удивился собственной слабости. Заболел он, что ли? Давно себя так паршиво не чувствовал. Если уж честно — вообще никогда. Может, у него грипп начинается? Пуховая подушка неудобно сбилась, и, поправляя ее, Гришка нечаянно задел ворот своей старой футболки. Он оказался каким-то неприятно липким и холодным. Гришка недоуменно поморщился. Поднес к лицу руку и неестественно широко распахнул глаза. В неверном лунном свете Гришка ясно увидел: пальцы испачканы чем-то темным. Чем именно — долго он голову не ломал. Просто ЗНАЛ. От его руки пахло так же тошнотворно, как и от напитка в одном из его ночных кошмаров. Это — кровь. Его, Гришкина,
