недолгой, но яростной, на пределе сил, схваткой, воину пришлось приложить огромное усилие. Дернувшись всем телом, сбрасывая оковы холода, он спихнул с себя хварга. Но на большее сил юноши уже не хватило. Перед глазами вспыхнули яркие круги, мир бешено завертелся вокруг оси, которой на мгновение стал раненый, умирающий воин. Чувствуя, что не сможет более сделать ни единого движения, Ратхар замер. Голова, чудом, волею неведомых богов уцелевшая после удара варварского топора, гудела, точно набат.
Вдруг рядом раздался протяжный стон, и Ратхар, скосив взгляд, увидел подле себя слабое движение. Не он один выжил там, где, казалось бы, выжить просто невозможно. Хварг, тот, кто еще несколько часов назад был непримиримым врагом альфионского ратника, тоже сохранил еще крупицу жизненной силы. Его грудь и живот, защищенные лишь медвежьей шкурой, были пронзены в нескольких местах, но, как видно, раны оказались неглубокими, а потому варвар не скончался просто от потери крови. И сейчас, придя в себя, он силился подняться на ноги, но, как и Ратхар, оказался слишком слаб.
Хварг протяжно застонал, затем зашептав что-то на своем языке, которого Ратхар, конечно, не знал. Варвар, должно быть, понимал, что рядом нет никого живого, а потому не взывал о помощи, лишь молясь своим неведомым богам. Затем он внезапно умолк, пристально уставившись куда-то вдаль. И Ратхар, проследив за его взглядом, оцепенел.
Она шла по усеянному трупами, изрубленными, лишенными конечностей, с рассеченными головами, полю, ступая спокойно, точно не была земля залита остывшей кровью сотен умерших. Девушка, совсем юная, быть может, младше самого Ратхара, она была облачена в простое серое платье, а ноги ее были босы, точно нежданная гостья не чувствовал исходившего от промерзшей земли холода.
Девушка медленно брела по полю сражения, бросая по сторонам рассеянные взгляды, точно искала что-то, но забыла, что именно. Порой она низко склонялась над кем-то или чем-то, чего не мог видеть Ратхар, и, задержавшись на мгновение, двигалась дальше.
Наконец, вдоволь побродив по полю боя, она направилась к вновь издавшему протяжный стон хваргу, верно, тоже заметившему пришелицу. Девушка приблизилась к умирающему воину, опустившись рядом с ним на корточки, а затем склонилась над варваром, коснувшись губами его чела.
Северянин вздохнул, по телу его словно пробежала судорога. А когда девушка, которой неоткуда было взяться здесь, ибо поблизости не было поселений, а при войске, что полегло здесь, женщин не было, вновь поднялась на ноги, Ратхар увидел, что гримасу боли на плоском, скуластом лице хварга сменило выражение высшего блаженства. Прежде сведенные болью губы растянулись в радостную улыбку. Мертвец, казавшийся в этот миг безмерно счастливым, невидящим взглядом смотрел в небо. А девушка, оставив хварга, душа которого уже покинула этот мир, плавно ступая по стылой земле, направилась к Ратхару.
Воин понял, кого ему довелось увидеть, и страх заставил юношу оцепенеть, не сводя взгляда с той, которая все так же скользила по усеянной трупами земле, приближаясь к Ратхару. Она не спешила, словно позволяя юноше рассмотреть себя. Девушка была весьма красива, это мог заметить и умирающий. Невысокая, чуть больше пяти локтей, она была узка в плечах и широка в бедрах, а скромное платье, шлейфом волочившееся по земле, обтягивало крепкую грудь.
Но самым необычным в ее облике были волосы, белые, точно снег, ниспадавшие на плечи и спину, обрамляя круглое, словно у тех, кто родился в южных землях, лицо. Вздернутый носик, пухлые чувственные губы тоже придавали ей сходство с южанками, жительницами далекого побережья. Но стоило лишь взглянуть в глаза деве, что медленно брела по полю сражения, бесстрастно взирая на искромсанные тела павших бойцов, как становилось ясно, что вовсе не на юге родилась она. Девушка, которой неоткуда было появиться здесь, которую юноша просто не мог, не должен был видеть, остановилась в трех шагах от неподвижно лежавшего на промерзшей земле Ратхара, и взгляды их на мгновение встретились.
Тот, кто лишь на рассвете стал воином, вздрогнул. Ничего человеческого не было в этих глазах, лишенных зрачков, затянутых темной пеленой. Под прикрытыми веками незнакомки клубилась вечная тьма, словно то были не глаза, а два бездонных провала, высасывающих из этого мира тепло, свет и саму жизнь. На Ратхара молча, не произнося ни слова, даже не шевелясь, смотрела сама Смерть.
- Ты явилась взять мою душу, - Ратхар все же помнил, что был мужчиной, и успел стать воином, пусть даже первый же бой и оказался для него последним, а потому осмелился первым нарушить молчание. - Чего ты ждешь? Знаю, мой час пришел, так не мешкай же!
Ратхар испугался, испугался так, как не боялся прежде никогда. Он был еще жив, пребывал в полном сознании. И тем страшнее была мысль о том, что вот сейчас та, кто избрала ныне облик юной девушки, склонится над ним, одним легким касанием вырвав из истерзанного тела то, что звалось душой, и чему никто, ни один мудрец или чародей, доселе не смог найти объяснения.
А та, что собирала кровавую жатву на этом безымянном поле, все смотрела на юношу, проникая своим жутким взглядом в самую его душу, и Ратхар вдруг понял, что страх бесследно исчез, уступив место покорности и безразличию. Он смотрел в глаза той, что стояла недвижно над воином, чувствуя, как тонет, растворяется в той тьме, что плескалась, прихотливо пульсируя, в ее глазах.
- Почему ты медлишь, воин, когда должно спешить? - голос той, которую даже в мыслях Ратхар боялся назвать истинным именем, был глухим, хриплым и абсолютно безжизненным. И он зачаровывал, заставляя вслушиваться в каждый звук, забыв обо всем, что творится вокруг.
- Я не воин, и мне уже некуда спешить, - юноша с трудом разлепил губы, даже не задумываясь над тем, что говорит. Он впал в странное оцепенение. Ратхару казалось, что все, что сейчас творится, происходит вовсе не с ним, что это видение, диковинный сон, а во сне человек не задумывается над тем, что говорит или делает, поступая так, как никогда не решится поступить наяву.
- Я ждал тебя, и ты явилась, - спокойно, слишком спокойно для того, кто еще полагает себя живым, вымолвил Ратхар. - Теперь я готов следовать за тобой.
Страха больше не было, как не было иных чувств. Человек уже ступил за ту грань, что отделяет этот бренный мир от иного, непостижимого и необъятного, не ведающего страха, любви или гнева, мира, который, быть может, и является истинным обиталищем всех, кто смеет называть себя разумными созданиями.
- Я дарую забвение тем, кого терзают воспоминания, - вдруг нараспев произнесла та, что стояла над недвижным человеком. - Тем, кого мучает боль, я даю избавление от нее, и облегчаю страдания того, кто устал идти по этому пути, пребывая в оковах вечно страждущей плоти. Но ты еще принадлежишь этому миру, в тебе много жизни, и ты не успел свершить все, что предначертано. Я не возьму тебя... сейчас.
- Но я ранен и слаб, и мне некуда идти, - не отрывая взгляда от своей собеседницы, словно зачарованный, произнес Ратхар. - Здесь пали все те, кого я мог назвать своими братьями, и мой путь прервется здесь.
- Ты прошел кровавую купель, лишившись многого, но многое и обрел сегодня, - возразила та, что даровала избавление от мук. - И ты еще жив, пусть сам и не желаешь верить в это.
- Если я жив, то как могу видеть тебя? Как возможно, чтобы я говорил с тобой?
- Я сама пожелала, чтобы было так, - последовал ответ. - Ведь как порой становится тяжко быть лишь проводником. Вы видите меня только одно неуловимое мгновение, оказавшись на грани, а я столь долгое время не разговаривала ни с кем, что позабыла, как звучит собственный голос. Но коль ты видишь меня, то быть может, поднимешься на ноги? Ведь вы верите, что мужчине должно встречать меня стоя, разве нет?
Что-то в ней вдруг начало меняться, и спустя миг на обессилевшего воина взирало существо, которое теперь уже нельзя было спутать с живым человеком. Кожа, побледневшая, казавшаяся такой прозрачной, что через нее едва не просвечивали кости, обтянула череп, лишенный, как будто даже клочка плоти. Только глаза остались неизменными, два провала, сквозь которые взирала на этот мир непроглядная тьма. Да еще волосы внезапно стали белыми, точно снег в средине зимы.
- Встань, воин, - приказала та, при мысли о которой прежде юношу охватывала дрожь. - Поднимись, и внемли мне!
В ее словах, в ее взгляде, даже в самой позе, которая не менялась все это время, Ратхару вдруг почудился приказ, сопротивляться которому он не смел. Юноша рванулся вверх, точно попавшая в силки птица, и сам не понял, как очутился на ногах, стоя теперь лицом к лицу с той, которую он не ожидал встретить, но которую встречал однажды всякий, кто жил под этим небом.
