Западная философия XX века

технику» (20, 841). Благодаря привлечению этой «логической техники» логические позитивисты с самого начала могли претендовать на анализ всего научного знания, всей структуры науки. Мах занимался преимущественно анализом ощущений, логические позитивисты подвергли анализу как чувственную, так и логическую ступени сознания, попытались связать их вместе. Что из этого получилось — другой вопрос, но такую попытку он сделали.

Изучая произведения и идеи неопозитивистов, следует иметь в виду одно важное обстоятельство, не учитывая которое в современном позитивизме разобраться невозможно. Мы уже видели, что экзистенциалисты, представители иррационалистической тенденции, ставят в своих произведениях немало важных и реальных проблем. В произведениях позитивистов таких реальных проблем не меньше, хотя тип их иной. Но дело не только в этом. Дело в том, что многие из них были не чистыми философами, но и учеными: физиками, математиками, логиками. В их работах, наряду с обсуждением собственно философских проблем, мы встречаем постановку и решение специальных вопросов, особенно вопросов математической логики, теории вероятности и т. д. Карнап, Тарский, Гёдель не ограничились лишь тем, что заимствовали и применяли готовую «логическую технику», они сами развивали ее и внесли немалый вклад в ее разработку. Но эта разработка проблем логики, семиотики, математики велась ими на сугубо позитивистской основе. В результате их произведения часто представляют собой переплетение интересного и ценного научного содержания с субъективными выводами.

Прежде чем приступить к изложению учения неопозитивистов, надо сразу же обратить внимание на самое существенное в нем, на специфическое отличие этой третьей формы позитивизма от первых двух его форм. Если выразить в двух словах суть неопозитивизма, то надо сказать, что специфика неопозитивизма состоит в том, что философия понимается как анализ языка, что философские проблемы рассматриваются как языковые проблемы. При этом в одних случаях имеется в виду язык науки, в других — обыденный разговорный язык. Иногда исследованию подвергается логический синтаксис языка, то есть его формальные правила, иногда его семантический или прагматический аспекты.

Но когда предметом анализа становится язык, а язык — это система языков, — то неизбежно на первый план выдвигается проблема значения и смысла. Она и становится в центре внимания неопозитивистов. Такова самая общая характеристика неопозитивизма.

§ 1. Логический атомизм Б. Рассела

«Дедушки» логического позитивизма — это Мур и Рассел. Роль Мура (1873–1958) обычно подчеркивают английские исследователи. Состояла она в том, что он привлек внимание к анализу значения слов и высказываний, которыми пользовались философы. Мур появился в Кембридже в 1892 г., чтобы заниматься классической литературой. Тогда, по его словам, он даже не подозревал о том, что существует такая вещь, как философия. Но постепенно, частично под влиянием Рассела, он втянулся в философские споры. Его удивило то, что философы часто говорили такие вещи, смысл которых он никак не мог понять. Мур оказался страшно дотошным парнем. Он без конца приставал к философам и требовал, чтобы они объяснили, что именно они имеют в виду, делая свои странные, с его точки зрения, утверждения. Он спрашивал также, откуда они знают, что эти утверждения истинны.

В то время, в 80-90-е годы, в английских университетах господствовал абсолютный идеализм Бредли, Мак-Таггарта и других. Мур же, как человек, не искушенный в философских тонкостях, подходил ко всем вопросам очень просто: он отстаивал точку зрения здравого смысла. Ему казалось, что его оппоненты отрицают то, что каждый нормальный человек считает истинным, и он уговаривал их не делать подобных глупостей. Так например, Мак-Таггарт утверждал, что время не реально. «Это, — рассказывает Мур, — показалось мне чудовищным утверждением, и я делал все возможное, чтобы оспорить его. Я не думаю, что я аргументировал убедительно, но я был настойчив» (75, 14).

Мур сразу же переводил абстрактные рассуждения философов на конкретную житейскую почву, сталкивал их со здравым смыслом. Если время не реально, рассуждал он, то не должны ли мы отрицать то, что мы завтракали перед обедом, а не после него. Если реальность духовна, то не следует ли отсюда, что столы и стулья гораздо сильнее похожи на нас, чем мы думаем? Можно ли сомневаться в том, что существуют материальные объекты, если очевидно, что вот одна рука, а вот вторая? И дальше в том же духе.

Мур рассказывал, что он далеко не всегда старался опровергать утверждения философов, но он всегда добивался того, чтобы они отдавали себе отчет в том, что именно они говорят, чтобы они понимали, насколько их утверждения отличаются от того, что говорят обычные люди. И наконец, он хотел знать, чем уж так плохи обычные взгляды людей, почему мы должны отказываться от языка здравого смысла и разговаривать на каком-то особом философском языке.

О Д.Э.Муре надо сказать, что он был одним из крупнейших западных философов первой половины XX века. В частности, он был родоначальником современного реализма. Еще в 1903 году он опубликовал статью «Опровержение идеализма». В ней он подверг скрупулезному логическому анализу тезис, который он считал фундаментальным для любого идеализма, именно, тезис Беркли «Esse is percipi».

В частности, он рассматривает ощущение синего цвета. Сопоставляя это ощущение с ощущением зеленого цвета, он утверждает, что в каждом ощущении имеются две составных части: одна — общая всем ощущениям — это сознание, и другая — составляющая объект этого сознания, т. е. сама синева, которая от сознания не зависит, а дается ему или входит в него как особый объект.

Этим анализом Мур заложил основы двух философских течений: реализма, согласно которому в познавательном акте объект непосредственно присутствует в сознании, и философии анализа.

Более того, Мур сказал новое слово в этике. В противоположность тем этикам и философам морали, которые пытались определить высшее этическое понятие «добро» или «благо» как добродетель, либо счастье и т. д., Мур объявил все эти попытки натуралистической ошибкой. Он утверждал, что понятие «добра» не может быть определено, так как оно представляет собой совершенно особое уникальное понятие.

Короче говоря, Мур призывал к анализу значения наших высказываний. При этом неизбежно вставал вопрос, как понять значение высказываний. Оказалось, что это совсем не так просто. Установить значение высказывания можно, попытавшись сказать то же самое другими словами, то есть переведя одно высказывание в другое. Но тогда можно вновь задать вопрос о значении второго высказывания и т. д. Поскольку эту процедуру нужно где-то закончить, Мур попытался относить высказывания непосредственно к опыту. По-видимому, это он придумал термин «чувственные данные» (sens-data). Но тогда вставал новый вопрос: что такое чувственные данные? Если, например, мы анализируем предложение «это — чернильница» и хотим определить его значение, то как чувственные данные относятся к самой чернильнице?

Муру не удалось решить эти вопросы, но он их поставил. Уорнок говорит, что Мур способствовал возникновению идеи о том, что дело философии — прояснение, а не открытие; что она занимается значением, а не истиной, что ее предмет — наши мысли или язык, скорее, чем факты.

По словам Рассела, Мур оказал на него освобождающее воздействие. Но роль самого Рассела была еще более значительной. Рассел был одним из тех ученых, которые разработали ту логическую технику, которой воспользовались неопозитивисты. К Расселу восходит и идея сведения философии к логическому анализу. А пришел он к ней в результате исследований логических основ математики и математической логики.

Дело в том, что в XIX в. математика переживала период чрезвычайно быстрого и, в известном смысле, революционного развития. Были сделаны поразительные открытия, которые перевернули многие привычные представления. Достаточно назвать создание неевклидовых геометрий Лобачевским, Бойяйи. Риманом; работы по теории функции Вейерштрасса, теорию множеств Кантора. Одна из особенностей всех этих исследований состояла в том, что их результаты пришли в разительное противоречие с чувственной интуицией, с тем, что кажется интуитивно достоверным. Действительно, со времен Евклида мы были убеждены в том, что из данной точки к данной прямой можно провести только одну параллельную линию.