незначительно в сравнении с большими заслугами, которыми я отличился перед ним. И приказал он мне сказать обо всем том также и его сыну дону Диего, который был очень обрадован пожалованием мне упомянутой должности. И дон Диего мне заявил, что если отец его дал ее мне одной рукой, то он готов дать то же обеими руками. И все это чистая правда, в чем клянусь загробной жизнью.
Когда я закончил, не без больших трудов, хлопоты по восстановлению дона Диего, моего сеньора, в правах управления Индиями, — а было это после кончины его отца, — я попросил у него патент на эту должность. Его сеньория ответил мне, что должность альгвасила уже отдана аделантадо, его дяде, но что он пожалует мне нечто иное и равноценное. На это я возразил, что это последнее пусть будет дано его дяде, мне же надлежит дать то, что обещал отец его и он сам. Однако дон Диего не выполнил обещанного.
Так я, обремененный служебными обязанностями, не получил никакого вознаграждения, а сеньор аделантадо, не отбывая никакой службы, присвоил мою должность, а с нею и воздаяние за все мои труды. Когда его сеньория прибыл в город Санто-Доминго в качестве правителя (gobernador) и приступил к исполнению своих обязанностей, он передал эту должность Франсиско де Гараю, приближенному сеньора аделантадо, с тем чтобы Франсиско де Гарай служил альгвасилом.
Было это 10 июня 1510 года, и тогда должность альгвасила приносила по меньшей мере одно конто[96] дохода, каковую сумму вице-королева, моя сеньора, как опекун и душеприказчик вице-короля, обязана мне выплатить. И мне ее должны по праву и по совести, потому что мне была эта должность пожалована. И я лишен ее с того самого времени, как эту должность получил аделантадо, и вплоть до последних дней моей жизни. Если бы мне ее дали, я стал бы самым богатым и уважаемым человеком на всем острове. А поскольку я не получил ее, я остался беднейшим из всех обитателей, настолько обездоленным, что не имею собственного дома и вынужден нанимать для себя помещение.
Если же возмещение мне всего, что приносила бы мне моя должность, сопряжено с большими трудностями, то я хочу предложить другое средство, которое состоит вот в чем.
Его сеньория [дон Луис] должен пожаловать пожизненно пост альгвасила Санто-Доминго одному из моих сыновей, другому же передать обязанности наместника Адмирала в этом городе. Пожалованием двух указанных должностей моим сыновьям с тем, чтобы препоручены они были заботам другого лица вплоть до их совершеннолетия, его сеньория [дон Луис] облегчил бы совесть Адмирала, своего отца, я же был бы удовлетворен, получив плату, которая причитается мне за службу. Об этом я не скажу больше ничего, доверяя решение вопроса совести их сеньорий. И да поступят они так, как им покажется лучше…[97]
Берналь Диас дель Кастильо. Подлинная история завоевания Новой Испании (главы из книги)
Прежде чем приступить к рассказу о великом Моктесуме{117} и великом его Царстве Мексике и мексиканцах, хочу я поведать о донье Марине, о том, как она с детства была знатной госпожой и владычицей селений и подданных. Дело было так. Отец ее и мать владели селением, называющимся Паинала, а также другими селениями, к нему прилегающими, примерно в восьми лигах от города Гуасакалько[99]. Отец ее умер, когда она была еще дитятей, и мать вышла замуж за другого, молодого касика; у них родился сын, и, сказывают, супруги души в нем не чаяли. Вот и уговорились мать и отец, что после их кончины он унаследует все владения, а дабы этому не было помехи, они ночью, тайком, отдали маленькую донью Марину индейцам Хикаланго и распустили слух, будто она умерла. В это время как раз умерла дочка одной индеанки, их рабыни, и было объявлено, что это скончалась наследница; потом индейцы Хикаланго отдали ее индейцам Табаско, а жители Табаско — Кортесу.
Я был знаком с ее матерью и единоутробным ее братом, сыном старухи, который к тому времени был уже взрослым мужчиной и правил вместе с матерью, ибо второй муж старухи умер. Обратясь в христианство, старуха получила имя Марта, а ее сын был наречен Ласаро, и это я знаю точно, ибо году в 1523-м, после покорения Мексики и других провинций, Кристобаль де Олид поднял мятеж в Лас-Игерас{118}, и Кортес, направляясь туда, проезжал через Гуасакалько, и к нам в том походе присоединилась большая часть жителей того селения.
Поскольку донья Марина во всех войнах в Новой Испании{119}, и в Тласкале[100] и в Мексике, выказала редкую доблесть и была превосходным толмачом, Кортес всегда держал ее при себе, и донья Марина обладала большим влиянием и безраздельно правила индейцами Новой Испании.
Остановясь в селении Гуасакалько, Кортес разослал гонцов ко всем касикам той провинции, созывая их, дабы сделать им наставление касательно святого христианского учения и добрых нравов; тогда-то, вместе с прочими касиками, и явились к нам мать доньи Марины и ее единоутробный брат Ласаро.
А незадолго до того донья Марина поведала мне, что она родом из этой провинции и по праву должна быть ее владычицей, и об этом знали Кортес и толмач Агилар. И вот, когда прибыли к нам ее мать с сыном, ее братом, они узнали друг друга, — и такое было у нее сходство с матерью, что всякому становилось ясно, что это мать и дочь.
Родичи доньи Марины испугались, полагая, что она послала за ними, чтобы их убить, и стали плакать. А донья Марина, увидев, что они плачут, принялась их утешать и сказала, чтобы они не боялись, и что, когда они ее отдали индейцам Хикаланго, они, мол, не ведали, что творили, и она их прощает, и дала она им много золотых украшений и всяческого платья и велела возвращаться домой. И еще сказала, что Бог оказал ей великую милость, отвратив от поклонения идолам, и сделав христианкой, и ниспослав ей сына от ее повелителя сеньора Кортеса, и дав в мужья испанского дворянина Хуана Харамильо, и хотя бы предложили ей быть правительницей всех провинций, сколько их есть в Новой Испании, она бы не согласилась, ибо всем благам мира предпочитает служить своему супругу и Кортесу. И все это, о чем я рассказываю, я знаю достоверно, и, сдается мне, это напоминает историю, произошедшую в Египте с братьями Иосифа, которые, когда у них настал голод, пришли ему поклониться. Донья Марина знала наречие Гуасакалько, на нем же говорили и в Мексике, и знала также наречие Табаско. А как Херонимо Агилар{120} знал наречие Юкатана и Табаско, для обеих провинций единое, то они хорошо понимали друг друга, и Агилар потом переводил все Кортесу на кастильский. Было сие добрым началом для нашего завоевания, и далее у нас тоже, благодарение Господу, все шло хорошо и весьма успешно. И я хотел об этом рассказать, ибо без доньи Марины мы не смогли бы понимать язык Новой Испании.
В Страстной Четверг 1519 года весь наш флот прибыл в Сан-Хуан-де-Улуа {121}, и как кормчий наш Аламинос{122} превосходно знал этот порт еще с той поры, что мы там побывали с Хуаном де Грихальвой {123}, он сразу же приказал бросить якоря в том месте, где наши суда были бы защищены с севера, и на флагманском корабле подняли королевские штандарты и вымпелы.
