весь тот день мимо каких-то озер, пока не добрались до порядочного селения, где надеялись встретить кого-то из жителей, но они при нашем появлении его покинули и разбежались по окрестностям.
И тот день я провел там, и еще другой, ибо солдаты мои, раненые и здоровые, были сильно утомлены и измучены и страдали от голода и жажды. И лошади наши тоже изрядно притомились, а в селении том мы обнаружили немного маиса, мы его поели и взяли в дорогу, и вареного и жареного; и на другой день пустились в путь, и все время нас не оставляли неприятельские толпы и, наскакивая, с криками нападали на наш авангард и тыл; однако мы неуклонно шли по дороге, которой нас вел класкальтек, и испытывали там большие труды и опасности, ибо то и дело приходилось от нее отклоняться и идти по бездорожью, и уже к вечеру мы вышли на равнину, где стояли небольшие домики, и в них провели всю ту ночь, испытывая сильный голод.
На другой день мы выступили в путь, но не успели еще выйти на дорогу, как неприятельское войско погналось за нами; беспрерывно отбиваясь, мы пришли в большое селение, расположенное в двух лигах, и справа от него увидели на невысоком холме кучку индейцев; мы подумали, что неплохо бы их захватить, ибо они находились совсем близко от дороги, и заодно разведать, не притаились ли там, за холмом, другие индейцы, кроме тех, что были на виду; и я с пятью верховыми и десятком или дюжиной пеших солдат обогнули тот холм, и за ним оказался большой, густонаселенный город, и там пришлось нам хуже некуда, ибо кругом скалы, и индейцев не счесть, а нас горстка, и мы были вынуждены отступить обратно в то маленькое селение, где провели ночь; мне в этом бою тяжко поранили голову, дважды угодив камнями, и после того, как мне перевязали раны, я вывел испанцев из оного селения, ибо мне показалось, что оно недостаточно безопасно; мы пошли дальше, а индейцы в великом множестве все сопровождали нас и атаковали столь яростно, что ранили четверых или пятерых испанцев и столько же лошадей и убили у нас одну лошадь, и хотя одному Богу ведомо, как она была необходима и как мы горевали о ее потере, — после Господа нашего не было у нас другой надежды, как на наших лошадей, — нас отчасти утешило ее мясо, ибо, терзаемые голодом, мы съели ее всю целиком, и клочка шкуры не осталось; ведь с тех пор, как покинули столицу, мы ничего не ели, кроме жареного и вареного маиса, и того не всегда вдоволь, да всяких трав, которые рвали по пути.
И, видя, что с каждым днем войско неприятельское все прибывает и усиливается, а мы, напротив, слабеем, я в ту ночь распорядился для раненых и больных, которых мы везли на крупах лошадей и несли на руках, сделать костыли и другие подпорки, чтобы они сами могли держаться на ногах и идти, а лошади и здоровые солдаты были освобождены для боя. И похоже, что мыслью этой озарил меня сам Святой Дух, судя по тому, что произошло на следующий день; когда мы утром ушли из того дома и удалились от него лиги на полторы, навстречу нам, двигавшимся по дороге, повалила толпа индейцев, да такая громадная, что и спереди, и сзади, и с боков вся земля была запружена ими, местечка свободного не видать. Они накинулись на нас со всех сторон столь яростно, что мы, вовлеченные в гущу схватки, перемешавшись с индейцами, едва могли друг друга различить и, право же, думали, что пришел последний наш день — так велико было превосходство индейцев и недостаточны наши силы для обороны, ибо были мы до крайности измучены, почти все ранены и еле живы от голода. Однако Господу нашему было угодно явить свое могущество и милосердие, ибо при всей нашей слабости нам удалось посрамить их гордыню и дерзость, — множество индейцев было перебито, и среди них многие знатные и почитаемые особы; а все потому, что их было слишком много, и, друг другу мешая, они не могли ни сражаться как следует, ни убежать, и в сих трудных делах мы провели большую часть дня, пока Господь не устроил так, что погиб какой-то очень знаменитый их вождь, и с его гибелью сражение прекратилось…
…И так в тот день, а было это воскресенье, восьмое июля, мы вышли из провинции Кулуа и ступили на землю провинции Тласкальтека, войдя в селение, называемое Гуалипан, с тремя или четырьмя тысячами жителей, где нас очень хорошо встретили и помогли утолить голод и оправиться от усталости, хотя съестные припасы давали нам только за плату и не желали брать ничего, кроме золота, но по причине крайней нашей нужды приходилось отдавать золото. В этом селении я пробыл три дня, и туда пришли говорить со мною вожди Магискасин и Синтенгаль и все знатные особы оной провинции, и некоторые из Гуасусинго, которые выказали большое огорчение из-за того, что с нами произошло, и старались меня утешить, говоря, что они ведь неоднократно предупреждали, что индейцы из Кулуа предатели и их надобно остерегаться, а я, мол, не хотел им верить; но раз уж я остался жив, я должен радоваться, а они будут мне помогать до конца дней своих, дабы вознаградить за ущерб, нанесенный оными предателями — к сему их обязывает не только звание подданных Вашего Величества, но и скорбь по многим убитым сыновьям и братьям, находившимся в моем войске, и тяжкие обиды, каковые в прежние времена им были нанесены. И я, мол, не должен сомневаться, что они пребудут моими верными и преданными друзьями до самой смерти; и поскольку я ранен, а все остальные мои солдаты сильно измучены, они просят нас идти в их город, находящийся в четырех лигах от оного селения, а там мы отдохнем, и нас подлечат и помогут оправиться после наших трудов и невзгод. Я, поблагодарив, принял их предложение и дал им кое-какую мелочь из уцелевших ценностей, чему они были очень рады. И вместе с ними я пошел в их город, где мы также встретили весьма радушный прием и Магискасин преподнес мне кровать из инкрустированного дерева и постельное белье, какое у них употребляют, чтобы я мог спать, ибо у нас ничего не было; и всем остальным он предоставил все, что имел и мог дать.
В том городе я, еще когда шел в Теночтитлан, оставил нескольких больных и нескольких своих слуг с моим серебром и одеждой и другими домашними вещами и припасами, дабы в пути ничто меня не обременяло; и оказалось, что пропали все грамоты и акты, которые я заключал с туземцами из этих мест, и то же произошло с одеждой испанцев, которые меня сопровождали, и осталось у них лишь то, что было на них, и я узнал, что сюда являлся один из моих слуг из селения Вера-Крус, который привез съестные припасы и разные вещи для меня, а с ним прибыли пятеро верховых и сорок пять пеших солдат. И тот слуга забрал с собой оставленных мною испанцев со всем серебром и платьем и прочими вещами, и моими, и моих товарищей, да семь тысяч песо переплавленного золота, оставленного мною в двух сундуках, не считая разных драгоценностей, да еще золотых изделий на четырнадцать тысяч песо, отданных мною в провинции Тучитебеке капитану, которого я отправил основать селение Куакукалько, и многое другое стоимостью более тридцати тысяч золотых песо; и я узнал, что индейцы из Кулуа по дороге всех их перебили и забрали все, что у них было; и еще я узнал, что оные индейцы убили многих других испанцев, направлявшихся в город Теночтитлан и полагавших, что я там мирно живу и что дороги там, как было при мне, безопасны. Поверьте, Ваше Величество, от этих вестей всех нас объяла такая печаль, что и сказать невозможно; ведь кроме того, что мы потеряли стольких испанцев и столько всякого добра, мы с новой скорбью вспомнили гибель товарищей и утраты, причиненные нам в оном городе и на его мостах и на дороге оттуда; особенно же удручало меня подозрение, что подобный же удар, возможно, нанесен нашему селению Вера-Крус и что те, кого мы считали друзьями, узнав о нашем поражении, могли взбунтоваться. И, дабы узнать истину, я тотчас отправил нескольких горцев с проводниками-индейцами, наказав, чтобы, пока не доберутся до Вильи, шли не по большой дороге, и они вскоре известили меня о том, что там происходило. Господу нашему было угодно, чтобы они застали там испанцев в добром здравии и туземцев, настроенных мирно, что было для нас большим утешением в наших потерях и в нашей скорби, хотя для них там весть о наших поражениях и бедах была весьма огорчительна.
В провинции Тласкальтека я пробыл двенадцать дней, залечивал свои раны, состояние коих в дороге и при небрежном уходе сильно ухудшилось, особенно же рана на голове, а также позаботился о лечении своих раненых товарищей. Некоторые скончались — кто от ран, кто от понесенных трудов, тот остался без руки, тот — без ноги, ибо раны оказались слишком опасными, а для должного лечения не было времени, и я сам тоже лишился двух пальцев на левой руке…
Торибио де Бенавенте (Мотолиниа). История индейцев Новой Испании (фрагмент)
Здесь начинается рассказ об идолопоклонничестве, обрядах и церемониях, увиденных испанцами в
