Линнувиэль был невероятно бледен. Изможден, будто намедни его забрали с каменоломен, где он пробыл в каторге не менее пары десятилетий. Черты безупречно красивого лица заострились, скулы подозрительно выпирали, зеленые глаза потускнели и казались двумя темными провалами, в которых истаивали последние искры. Белоснежная рубаха давно и безжалостно распорота на длинные лоскуты, беззастенчиво обнажая сильное тело и наглядно демонстрируя собравшимся причину столь быстрого угасания - безобразная рана на левом плече была слишком свежа, чтобы Перворожденные успели о ней забыть. Некрасиво вспухшие и почерневшие края кожи красноречиво говорили: все, не жилец. И это было бы совершеннейшей правдой, если бы не одно 'но' - над умирающим эльфом, дрожа и переливаясь драгоценностями слов, непрерывно лилась тихая, мягкая, неповторимая и чарующая мелодия древней Песни, умеющей тронуть даже самые закостеневшие души. Исполненная на чистейшем эльфийском наречии - древнем, как сама жизнь, а потому способная противостоять даже почти законченной Песни Смерти.
Песнь Возрождения...
Белка, сидя на земле и положив голову Темного эльфа себе на колени, бережно держала его обеими руками за заострившийся подбородок. Низко наклонившись, тихо пела для него, заставляя замерших неподалеку эльфов цепенеть от осознания происходящего и лихорадочно искать ответы на нескончаемую череду вопросов. Она не смотрела по сторонам - прикрыв глаза, Гончая старательно вспоминала переданные ей много лет назад знания другого Темного мага, чей разум не мог не содержать нужных ей подсказок. А Ирташ исправно вбирал в себя излишки этой древней силы, чтобы ненароком не всполошить всю округу творящимся здесь таинством. Точно так же, как Карраш незаметно вбирал в себя магию Таррэна, вливавшуюся в изможденное тело Линнувиэля широкой рекой.
- Плохо, - беззвучно оборонил в тишину Шранк, и Сартас немедленно повернулся.
- У него не получается?
- Нет, - Воевода покачал головой. - Вашего Хранителя укусила самка мимикра... помнишь ту странную гиену, чей прикус так не понравился Белику? Так вот, они смертельно ядовиты, их слюна растворяет даже гномью сталь. А уж если попала в кровь, да еще и мага - пиши-пропало. Таррэн пытается обезвредить заразу, но, боюсь, даже его сил может не хватить: прошло слишком много времени. За трое суток там все насквозь должно разъесть - сердце, кишки, печенку... удавлю этого дурного молчуна, если выживет!! гордость ему, видите ли, не позволила сказать!.. но сейчас только родовой перстень удерживает его на грани. Да еще Белик, хотя не могу сказать, насколько его хватит. Такие раны опасны даже для вашего племени.
- Откуда Белик знает Песнь Возрождения?! - пораженно откликнулся Корвин. - Этой магией в полной мере владеют только Хранители! Как такое может быть?!! Кто ему передал наши знания?!
- Сам у него спроси.
- Н-нет, спасибо, - внутренне содрогнулся Темный эльф, и Шранк понимающе усмехнулся. - Пожалуй, обожду до следующей жизни. Скажи лучше, зачем мы тащили Линнувиэля сюда? Почему нужно было делать это во дворе, на голой земле, а не наверху, где тепло, сухо и нет посторонних глаз?
- Потому что Карраш не пролезет в окно.
- При чем тут Карраш? - опасливо покосился на мимикра Маликон.
- При том, что в его присутствии любая магия практически сходит на нет, - спокойно пояснил Шранк. - Это - особенность всех жителей Серых Пределов. Как и способность безошибочно чуять вашу силу. Она есть у него, Ирташа, у любой хмеры и даже у нас, Стражей. Появляется не сразу, конечно, но лет через пять в Пределах даже вы сможете научиться.
Перворожденные странно переглянулись.
- А...
- Все, - устало выдохнула Белка, неожиданно поднимая голову. - Больше слова не помогут: он жив, но с раной не сумеет справиться сам - резерв почти истощен. Даже с нашей помощью ему не хватит сил на борьбу. Никакая Песнь тут не сработает. Надо что-то иное.
- Он вернется? - напряженно спросил Таррэн, крепко держа изувеченную руку Хранителя и неотрывно следя за мощной волной магии, благодаря которой все еще мог держать собрата по эту сторону реальности.
Гончая отрицательно качнула головой.
- Сам не видишь? У тебя резерв наполовину пуст, я от него руки вообще не убираю, а яд даже не начал выходить. Придется резать по живому.
Темный эльф заметно помрачнел.
- Это убьет его.
- Ты знаешь другой выход? Он почти допел Песнь Смерти, и теперь даже я не сумею его вернуть. По крайней мере, так... - она вдруг прикусила губу и быстро покосилась на благоверного. Тот аж вздрогнул, прочитав в ее расширенных глазах отчаянную решимость. А еще - дикую боль от ощущения единственной правильности задуманного.
- Я не могу просить тебя об этом, - с мукой прошептал Таррэн.
- Знаю. Но если ничего не сделать сейчас, он скоро умрет. Рана слишком велика, а яда попало внутрь слишком много. Он сгниет заживо за считанные минуты, и ты ничего не сможешь сделать. И я тоже не смогу. Надо пробовать.
- Малыш...
- Нет, - посуровела Белка. - Моя Песнь немного замедлила процесс, но не остановила его - Линнувиэль слишком стремится на ТУ сторону. Он ХОТЕЛ уйти, понимаешь? Иначе не решился бы на Зов. Не знаю, как он вытерпел эту боль, как справился и три дня держался на одной силе воли, но вполне понимаю, почему он решил прекратить это вот ТАК. Твой брат еще недалеко, качается на грани, его еще можно попытаться вернуть, но его разум пуст и темен. У него нет семьи, нет любви и детей, к которым он мог бы тянуться. Нет нормального дома и того, кто ждал бы его там. Нет ничего, что могло бы нам помочь. Конечно, ты можешь попробовать приказать, но, боюсь, сейчас он просто не услышит. И я знаю лишь одно средство, как заставить его забыть о Смерти.
Таррэн горестно замер, прекрасно зная, как страшно ей будет обращаться к своей жутковатой силе. Как страшно задеть гибнущего эльфа слишком глубоко. Страшно промахнуться, не рассчитать силы и ввернуть его в пучину нового отчаяния, из которой потом будет лишь один выход.
- Бел, ты уверен, что это - хорошая идея? - обеспокоился Шранк.
- Нет, - вздохнула Белка, пряча в глазах тоскливое понимание, но тут же встряхнулась и властно кивнула. - Все, времени нет. Идите сюда и держите его, чтобы не вырвался. Корвин, Маликон, берите вторую руку. Атталис, Аззар - навалитесь сверху, когда рванется. Не дайте ему меня коснуться! Таррэн, когда я скажу - режь, да поглубже. Так, чтобы яд выходил, иначе мы его не спасем. Когда кровь пойдет чистая, закроешь магией и перебинтуешь. Ирташ постережет периметр и проследит, чтобы твоя магия не утекала в никуда. Готовы?
Эльфы без лишних слов отложили клинки и стремительно заняли положенные места. Сразу четыре пары рук вцепились в едва дышащего сородича, а глаза сами собой повернулись в сторону побледневшей от понимания предстоящего Гончей. Они еще не знали, что задумал странно побледневший мальчишка, не догадывались, на что соглашаются, но сейчас это было не столь важно. Главное, он дал им надежду.
- Ладно, - сглотнула она. - Но если у меня не получится, не обессудьте.
- Делай, - неожиданно кивнул Сартас. - У него все равно нет другого шанса. Так что делай, что задумал, и не оглядывайся - мы не станем мешать. Ни в чем. Слово воина.
- Признание, однако, - невесело улыбнулась Белка. После чего сорвала неизменные перчатки и обхватила голову умирающего эльфа руками - так, чтобы левая легла на затылок, а правая коснулась влажного лба. Затем склонилась к его бескровным губам, на мгновение замерла, будто перед прыжком в холодную воду и, наконец, очень тихо, едва слышно и совсем иным голосом, чем всегда, выдохнула:
- Ли-и-н-ну-у-ви-и-эль...
Перворожденные дружно вздрогнули.
- Лин-ну-у-ви-э-эль... - шепнула она чуть погромче - долго, протяжно, будто звала домой припозднившегося, горячо любимого мужчину. Звала ласково, настойчиво, трепетно, с искренней заботой и радостным ожиданием. Так, как будят по утрам дорогого человека. Как притягивают к себе невидимым
