делать?
Это был не праздный вопрос. Большинство длинно-меров в Конвое уже давно держались на амфетаминах и сидеть сейчас взаперти из-за песчаной бури, особенно со всеми этими проблемами, которые вертелись у них в головах, было нелегким делом. Паранойя была не за горами.
— Если вы не можете предложить ничего лучшего, я почитаю вам кусочек из романа, который вожу с собой, — предложила Вдова.
— Как он называется? — поинтересовался Биг Нэсти.
— «Вересковый дом».
— О чем он? — с сомнением произнес чей-то голос в конце Конвоя.
— Если ты заткнешься, — сварливо вставил Пиг Пэн, — мы все узнаем это. Давай, Вдова, начинай.
Она прочистила горло и начала монотонно читать: «Агата сидела в будуаре, пристально глядя в зеркало и мечтая о нем, его сильных руках, мужественных бедрах. Наступит ли тот день, когда Эррол сделает её своей?»
— Господи боже мой, — взорвался Биг Нэсти. Кто-то в колонне издал звук отработанных человеческих газов.
— Прекрасно, если тебе это не нравится, — обиженно проговорила Вдова, — я буду читать про себя.
— Эй, вы, ребята, — вклинился в разговор новый голос, — заткните свои дыры. Это лучше, чем ничего.
— Скажите это своим задницам, — парировал Биг Нэсти.
— Знаешь что, выруби свой громкоговоритель, чтобы не мешать остальным, — предложил Спайдер Майк.
— С удовольствием. Не хочу засорять свои мозги этим дерьмом.
— Давай дальше, Вдова, — подбодрил Пиг Пэн после нескольких минут тишины, — не обращая внимания на этих умников сзади. Мне понравилось насчет мужественных бедер. Когда начинают с этого — значит, скоро будет что-то интересное.
«Позади неё легкая занавеска мягко качнулась, будто от слабого дуновения ветерка. Но ночь была безветренна. Могло ли это быть? «Эррол?» — окликнула она, затаив дыхание и положив руки себе на грудь в попытке унять бешено бьющеё ся сердце. Занавеска чуть отодвинулась, открыв взору женщины не грациозную фигуру любовника, а хищные движения Джейсона Уилуинса, надсмотрщика. В его глазах горел огонь желания».
— Видишь? — пропел Пиг Пэн. — Что я говорил? Продолжай, Вдова! Педаль до пола!
Заглушив двигатель, Утенок долгое время молча сидел, бездумно глядя в засыпанное песком лобовое стекло. Мелисса начала нервничать. Сам того не замечая, тракер продолжал вести внутреннюю борьбу, переваривая и анализируя тс мысли, что занимали сейчас его мозг. В конце концов, когда напряжение достигло предела и стало невыносимо, женщина достала из кармана монету в один цент и положила на колено Утенка.
— За твои размышления, — ответила она на его вопросительный взгляд. — Если ты собираешься подумать теперь об этом, можешь с таким же успехом сказать все вслух.
— Мне кажется, я и так наговорил уже больше дерьма, чем было нужно.
— Что ты имеё шь в виду?
Тракер откинулся на спинку сиденья и, прежде чем ответить, закурил сигарету.
— Похоже, я кое-что преукрасил. Я открывал рот для этих репортеров целый день, чтобы сказать, что МЫ хотим и для чего вообще нужен Конвой.
— Ну и что?
— А что, если я не знаю, о чем говорю?
— В самом деле?
— Может быть — да, а может быть — нет, — медленно, словно нехотя, ответил мужчина. — Но в одном я уверен. Я не оратор и никому больше ничего не скажу.
— Если не ты оратор, то кто же? Политики? Нефтяные компании? Может быть полиция?
Утенок покачал головой, как будто старясь сложить разрозненные части вместе.
— Я не знаю, — ответил он. — Я ввязался в это, потому что некто сунул свой нос в это дело.
— Мне очень жаль. Ты хочешь вернуться назад?
— Нет! Черт, я не могу теперь вернуться никуда, никаким образом. Я думаю, это, вероятно, одна из тех вещей, которую ты до конца так и не поймешь. Ты всего лишь прыгаешь в кабину и едешь, и это все. Давай лучше поговорим о чем нибудь другом.
— О'кей. Откуда ты? Из каких мест?
Утенок улыбнулся, уловив профессиональные нотки в её голосе. Он окинул взглядом кабину Мака.
— Ты сидишь в этом, — сказал тракер. — Я родился в Эль-Пасо. В настоящий момент у меня есть место в Альбукерке, где я могу повесить свою одежду. А как насчет тебя?
Мелисса показала на два своих чемодана, лежащих в спальном отсеке.
— Вот. Я оставила то место в Лос-Анджелесе, где могла бы повесить свою одежду, два дня назад.
— Куда ты направляешься? Женщина развела руками.
— А что тот парень, о котором говорил репортер?
— Билл? С ним все кончено. Это было всего лишь крупной ошибкой.
— Насколько я слышал… мне кажется, это такая ошибка, которую ты совершала не оди^ раз.
— Ну и что? Тебе-то какое дело?
Утенок явно повернул разговор не в ту сторону. Мысли женщины начали заполнять фразы, которые ей хотелось сейчас произнести вслух. Злые фразы…
— Извини, — проговорил Утенок с такой обезоруживающей искренностью, что гнев Мелиссы тут же прошел. — Я думаю, сказывается вся эта проклятая ситуация. Я не хотел обидеть тебя.
Мужчина ненадолго замолчал. Так и не дождавшись от Мелиссы ответа, он продолжил тихим, почти неслышным голосом:
— Я подумал… сейчас все изменилось. Мы далеё не можем знать наверняка, кто гонится за нами а кто пошел еще дальше… Ну, и, я подумал… Если ты хочешь сойти, я полагаю, что смогу остановиться где- нибудь неподалеку и высадить тебя.
— Ты шутишь? — Мелисса положила фотоаппарат на сиденье между собой и мужчиной. — Самая крутая вещь в моей карьере произошла тогда, когда я забралась в эту спальню. Эти фотографии стоят тысячи, даже больше… если я решу позже написать об этом книгу. А кроме того…
— И что? — голос Утенка наполнился холодной яростью. В этих двух словах вылилась наружу злость эксплуатируемого в корыстных целях.
Но женщина была не трусиха и не дурочка.
— А кроме того, я хотела сказать, это стало намного большим для меня, чем просто заданием. Не только работой. Здесь действительно что-то происходит, что-то важное. Я не знаю, что это такое. И не думаю, что ты знаешь, как это назвать. Но есть фотографии или их нет — я хочу быть часть происходящего.
— Конечно, — Утенок не раз слышал нечто подобное.
— Хорошо, что ты хочешь, чтобы я сделала? — выкрикнула Мелисса в раздражении. — Выбросила эти пленки? Какого дьявола?
Тракер посмотрел на неё отсутствующим взглядом.
— Это доказывает, как сильно ты хочешь быть частью всего этого, — ровно произнес он.
Голос Вдовы нарушил установившеё ся между ними молчание:
— «О, Эррол, Эррол. Я всегда любила тебя».
Глядя прямо в глаза мужчины, Мелисса протянула руку и взяла с сиденья камеру. Она открыла заднюю стенку фотоаппарата и стала вытягивать из него полуотснятую пленку. Потом журналистка открыла боковой карман своей сумки и вынула оттуда ролик, снятый этим вечером. С деланной улыбкой, дразня
