за границей. В декабре 57 г. III Отделение имело точные сведения о зарубежных книгопродавцах, связанных с Герценом (в Лондоне, Гамбурге, Берлине, Бреславле, Познани, Лейпциге, Брюсселе, Париже, Неаполе). Слухи об открытии лавки в Дрездене. Ее запретили, но открылась другая. Сведения III Отделения неполные. Список не был исчерпывающим (Базил152-3). Много книг поступало через Афины, Константинополь, оттуда в Одессу. Сведения, что их переправляли и через Китай, Кяхту. В самом различном обличии. В виде каталогов (они не подлежали досмотру), басен Лафонтена. Никитенко, со слов кн. Юсупова, рассказывает о предложениях доставки «Колокола“ в России, прямо на дом. Доклады об изданиях Герцена царю. Разные способы борьбы с ними (см. Базил“ Колокол Герцена»159-62). Попытки действовать через дипломатов. Временные запреты продажи в «Колокола» в Лондоне, Франкфурте, Неаполе и др. Запрещения в ряде земель Германии. Герцен пишет и об этом в статье «Бруты и Кассии III Отделения“ — письме русскому посланнику в Лондоне Брунову». В то время, когда правительство строже всего преследовало лондонские издания, «они расходились по России в тысячах экземпляров, и их можно было найти едва ли не в каждом доме, чтобы не сказать в каждом кармане» (Баз. 161). Успеха такие запретительные меры не имели. Они лишь повышали спрос. Засылка шпионов, агентов III отделения, но их удавалось раскрыть (Генрих Михаловский, «профессор астрономии» М. Хотинский и др).
О попытках борьбы с его изданиями Герцен пишет в «Былом и думах» (Часть 7. Глава 1 «Апогей и перигей». 1858–1862. с. 136–7). Там речь идет о России до и после смерти Николая. С последним периодом Герцен связывает успех «Полярной звезды» и «Колокола»: «барка тронулась»; весной 56 г. приехал Огарев, а 1 июля 57 г. вышел первый лист «Колокола», как ответ «на потребность органа, не искаженного цензурой» (299,300). Его читали во дворце, в том числе сам царь. В. П. Бутков, Государственный Секретарь, заявлявший, что он ничего не боится, говорил: жалуйтесь на меня государю, хоть в «Колокол» пишите. «Колокол» был более страшной угрозой, чем жалоба царю. Государственный Совет, император думали «как бы унять „Колокол“. „
Как ни парадоксально, влияние „Колокола“, необходимость борьбы с ним привели к некоторому расширению свободы печати в России. Сторонники преобразования цензуры отмечали не раз, что появление русской заграничной печати — результат цензурных ограничений. Некоторые льготы для печати, предлагаемые Головниным, имели целью ослабить влияние изданий Герцена. Путятин, потом Валуев предпочитали борьбу с ними. Но тот или другой способ „защитить“ общество от „вредных“ идей, проникающих из-за границы, современники сравнивали с попыткой оградить сад от птиц, запирая ворота (137). Не существовало ни одного запрещенного издания, которого нельзя было бы в России купить или получить для чтения (138). Министр внутренних дел С. С. Ланской (55–61) в 55 и 57 гг. распорядился изымать и посылать к нему „прямо в собственные руки“ издания Герцена. Но все не достигало цели (327).
Были и другие заграничные издания на русском языке. В 49-м году эмигрант И. Г. Головин в Париже выпускает сборник „Катехизис русского народа“. Позднее выходят „Русский заграничный сборник“ (А. Франк, 58–66), „Стрела“, «Благонамеренный» (И. Г. Головин.58–59, 59–62) «Lа Gazette du Nord» (Г. И. Рюмин и Н. И. Сазонов), «Le Veridique» («Правдивый»), «Будущность», «Листок» (П. В. Долгоруков (60, 62,62–64), «Правдолюбивый» (В. Гергардт. 62–63.), «Весть», «Свободnoeа слова», «Европеец» (Л. П. Блюммер. 62, 64), «La Cloche» (Л. Фонтен. 62–65). Они печатались, в основном, в Германии, в типографиях Берлина, Лейпцига, других немецких городов. Издания были разные, по значимости, направлению, степени радикальности. Но все они претендовали на оппозиционность. Герцен писал о них: «Русская литература за границей растет не по дням, а по часам — как ясное доказательство, что нам есть что сказать и что нам нельзя говорить дома». Особое место принадлежит Долгорукову. Одно время он занимал относительно радикальную позицию, в чем-то сближаясь с Герценом, симпатизируя ему. Затем отходит от нее, печатает нападки на «нигилистов» За конституционную монархию, но и за гласность, свободу слова. Его программа: «отменение цензуры и свобода книгопечатанья». Публикует много материалов о декабристах. Хорошо знает правящую среду, владеет ценною информацией о ней. Пользовался влиянием.
В числе мер, направленных против воздействия «Колокола», впервые предлагается, вначале теоретически, вместо замалчивания и всяческих запретов, печатная полемика. О ней, в связи с изданиями Герцена, писал в своей Записке о цензуре Тютчев. По его мнению, для того, чтобы бороться с влиянием Герцена, необходимо понять, в чем его сила, причина его влияния на читателей. По Тютчеву, она не в идеях Герцена, не в его социалистических утопиях, а в том, что он «служит для нас представителем свободы суждения», вызывающего «на состязание и другие мнения, более рассудительные, более умеренные и некоторые из них даже положительно разумные»; в интересах правительства дать простор выражению таких суждений в России. Противопоставить влиянию Герцена, по мнению Тютчева, можно только газету, «выпускаемую в таких же бесцензурных условиях», столь же свободную и независимую. Чисто утопическая идея, но связанная с мыслю о газете, опровергающей мнения Герцена. Позднее, с 62 г. начал выходить официоз, газета «Северная почта». Но она была совсем не тем, о чем писал Тютчев.
Несколько иные советы давал кн. В. Ф. Одоевский («дедушка Ириней»). Он предлагал для борьбы с заграничными изданиями выпускать аналогичные русские, опровергающие заграничные, с порочащими фактами из жизни Герцена, Огарева и др. Для этого нужно разрешить говорить о зарубежных изданиях, давая им отпор. Чтобы осуществить такой замысел необходимы талантливые и ловкие люди. Одоевский предлагал поручить дело высшим чиновникам, академикам, профессорам, благонамеренным писателям; в некоторых случаях материально поддерживать авторов, давать им денежные пособия (141). И эти предложения в какой-то степени были в дальнейшем использованы властями.
Позднее по поводу борьбы с «Колоколом» проводились конфиденциальные переговоры Головнина с шефом жандармов и министром финансов (о них в «Былом и думах». См. выше). Головнин просил совета: как ему поступать? Те отвечали, что они приняли все нужные меры и более ничего предложить не могут. Головнин советовался и с председателем Петербургского цензурного комитета Цеэ. Тот предлагал бороться силой печатного слова, советовал разрешить возражения на статьи «Колокола». По сути Цеэ повторял совет Одоевского. И в том, и в другом случае речь шла о гласной полемике с Герценом.
Такая полемика, по сути, уже началась. В апреле 58 г. отдельными листами распространялась под псевдонимом Ижицына (Бориса Федорова, о котором говорили: «Федорова Борьки Эпиграммы горьки, Мадригалы сладки, А доносы гадки. Провер написанная им „Басня“ — „Ороскоп Кота“. Подзаголовок: „акростих“. Она — первое дозволенное цензурой упоминание об изданиях Герцена. Из первых букв каждой строки составлялась фраза: „Колокольщику петля готова“. О ней пишет Герцен в „Былом и думах“ (327-8). Стряпня Федорова — грубая ругань, в духе лубочной литературы, не рассчитанная на образованного читателя. Но она стала началом открытой полемики с Герценом и тем самым сделала сведения о его изданиях достоянием гласности.
Более серьезными печатными изданиями, направленными против Герцена, инспирированными правительством, стали две брошюры Шедо-Феротти (псевдоном Ф. И. Фиркса, русского агента министерства финансов в Бельгии), которые продавались во всех книжных магазинах (142). Первая из них на французском языке, что ограничивало круг читателей, вторая — на французском и русском. Шедо-Феротти еще ранее опубликовал 6 этюдов о будущем России (на французском языке), где развивал идею важности сохранения самодержавного начала, но не возражал и против реформ. Его воспринимали как клеврета Головнина. На самом деле воззрениями Головнина содержание этюдов не ограничивалось.
Первая брошюра, „Lettre a monseur Herzen“ (61 г.), давала общую характеристику Герцена. Она его вроде бы не осуждала. Наоборот, речь шла об огромном таланте Герцена, который, по словам Феротти, он с удовольствием увидел бы примененным к черновой русской работе. Герцену предлагалось помочь правительству в его реформах (143). Критиковалось даже не содержание статей, а их форма, резкость тона. Феротти предлагает умерить его, тогда Герцену, с его красноречием и талантом, успех обеспечен. Имея ценные сведения из провинции, талантливых сотрудников можно многое сказать о неурядицах в России, их „показать серьезно и без озлобления“ (144). Тогда все прислушаются к такому авторитетному голосу и оценят Герцена. При двух условиях: 1.его идеи должны быть такими, чтобы их возможно было осуществить
