Щербинин по телеграфу докладывал Валуеву, что редакционная статья не появилась, по настоянию самого Щербинина. Валуев тут же познакомил с телеграммой царя, который написал на ней: «весьма рад». Не понятно, что это значило: то ли одобрение действий Валуева и Щербинина, то ли радость при известии, что Катков не уходит из газеты. Вероятнее, второе. Видимо, император дал понять Валуеву, что устранение Каткова не совсем желательно.
Впрочем, Катков не столько всерьез собирался покинуть журнальное поприще, сколько шантажировал власти такой возможностью. Он добился того, что Совет московского университета решил подать прошение на имя царя об освобождении «Московских ведомостей» от предварительной цензуры под ответственность университета. Знаменательно, что попечитель московского учебного округа информировал о происходящем III Отделение, рассчитывая, видимо, на поддержку позиции Каткова. Получив доклад Головнина о действиях Каткова, царь велел обсудить дело в Комитете Министров.
12 и 19 января 65 г. Комитет Министров рассматривал вопрос о «Московских ведомостях». Противники Каткова хорошо подготовились к борьбе. Еще осенью 64 г. Валуев поручил одному из членов Совета по делам книгопечатанья собрать материал за всё время издания Катковым «Московских ведомостей». В результате появился совершенно разгромный обзор. Признавая заслуги Каткова во время восстания, популярность его, автор обзора подробно останавливался на многочисленных нарушениях закона редакцией «Московских ведомостей»: в поисках популярности она далеко переходит за пределы, дозволенные для русской журналистики, «свободно и даже необыкновенно развязно трактует предметы высшей дипломации, оценивает и комментирует по-своему акты нашего правительства, позволяя себе даже давать советы и собственные указания»; касаясь внутренней политики, редакция «прямо осуждает деятельность высших должностных лиц». На основании приведенного материала делался вывод: «Московские ведомости» подают дурной пример другим периодическим изданиям, их характер и направление — «явление ненормальное, не согласное с коренными основами государственного устройства».
Вывод верный. Он, видимо, отражал и точку зрения Валуева. Но он не встретил поддержки даже в высших цензурных кругах. Большинство членов Совета не поддержали его. И всё же обзор фигурирует в качестве документа, обвиняющего Каткова, во время разбора дела в Комитете Министров. Доклад о происходящем делал Головнин, к этому времени ненавидящий Каткова. Последний оказался отнюдь не в роли безответного подсудимого. Многие члены Комитета его горячо поддерживали. В конце первого заседания, 12 января, было принято компромиссное решение: в просьбе Совета университета отказать (напомним, что просили освободить «Московские ведомости» от предварительной цензуры), так как рассматривается новый устав о печати; до введения в действие этого устава поручить министру внутренних дел оказывать Каткову всевозможные облегчения в издании «Московских ведомостей» (1382). 19 января это решение утверждено Комитетом. По сути оно означало победу Каткова. Так его воспринимает и Головнин, с негодованием сообщая в своих письмах, как происходило обсуждение.
После решения Комитета редакция «Московских ведомостей» почувствовала себя еще более уверенно. В 65 г. в газете опубликован целый ряд статей, где критикуется политика администрации в области печати. Сперва защищается право претендовать на освобождение от предварительной цензуры, затем, когда новый устав вступил в действие, критикуется право администрации выносить предостережения. Катков прямо намекает, что определенные административно-бюрократические круги поддерживали «нигилизм», издания «отрицательного направления», одновременно всячески стесняя журналистику благонамеренную (т. е. самого Каткова). Но всё же после громкого скандала насупило некоторое затишье. Нападки Каткова на административно-цензурные инстанции на время стали менее ожесточенными. Цензура же, помня решение Комитета, где речь шла о необходимости благожелательного отношения к «Московским ведомостям», относилось к ним довольно благосклонно.
«Перемирие» продолжалось недолго. В первую половину 66 г. полемика между Катковым и бюрократическими кругами вновь обострилась. Вскоре «Московские ведомости» получили первое предостережение, за передовую № 61, где утверждалось, что определенные бюрократические круги помогают сепаратизму. Всё более резко в «Московских ведомостях» обсуждается вопрос о предостережениях, о действиях цензуры. В свою очередь в Совете Главного управления по делам печати все чаще рассматривается непокорность Каткова. Его статьи характеризуются, как очевидное нарушение законов, выраженное «в форме неприличного отзыва о действиях Главного управления по делам печати», как противодействие власти, «оскорбление министров внутренних дел и народного просвещения». Об истории взаимоотношений Каткова с властями в 66 г. рассказывает подробно в дневнике Никитенко. По его словам, с 62–63 гг. Катков привык к цензурной безнаказанности и позволял себе многое, о чем другие и помыслить не могли. 1 апреля 66 г. Никитенко сообщает о первом предостережении «Московским ведомостям». Он критикует газету за стремление вмешиваться в управление государством; приверженцы «Московских ведомостей» распускают слухи, что правительство не осмелиться поступить с газетой Каткова так, как оно поступает с другими изданиями; иначе в Москве будет нечто вроде бунта; вынесенное Каткову первое предостережение — ведро холодной воды на них. Катков помещает в ответ ряд резких статей.
Согласно новым правилам, издание, получившее предостережение, должно было его опубликовать, платя штраф за каждый день задержки публикации, которая не должна была превышать 3-х месяцев. Катков заявил, что готов платить штраф, но публиковать предостережение не намерен, вновь пригрозив вовсе прекратить издание. Валуев раздражен, готовит второе предостережение (21–22, 414-15). Никитенко считает, что Катков «играет нехорошую роль»: успех отуманил его и сделал высокомерным до потери всякого доброго чувства; даже Тютчев, который всегда на его стороне, сейчас недоволен газетой (24).
Но второго предостережения «Московским ведомостям» не сделано, хотя Совет его уже заготовил. Министр внутренних дел в последний момент дал задний ход. Приверженцы «Московских ведомостей» торжествуют победу (25). Из верных источников стало известно, что Муравьев («вешатель») просил министра внутренних дел окончить как-нибудь скандальное дело с «Московскими ведомостями», прибавляя, что «прекращение этой газеты считает просто невозможным» (29).
Позднее все же газеты «Московские ведомости» и «Голос» получают по предостережению. Первые за статью, где опять говорится о праве не публиковать правительственные предостережения. Второй за оскорбительные отзывы, которые могут возбудить недоверие к местному начальству (32, 417). Никитенко пишет о том, что «Московские ведомости» возбуждают неприязнь к правительственным лицам, обвиняют их чуть не в измене; непонятно, за что дано предостережение «Голосу», разве для того, чтобы показать публике, что начальство преследует не только «Московские ведомости»; последние чуть ли не окончательно прекращаются; а жаль: они сами себя привели к самоубийству, успех ослепил их, а общество лишается «лучшего, полезнейшего своего органа»; происходящее имеет и еще один смысл — «ненавистная тупая бюрократия одерживает победу над общественным умом и сочувствием». В данном случае Никитенко явно на стороне Каткова (33–34).
Далее он записывает в дневнике о приостановке на 2 месяца «Московских ведомостей». Затем о том, что Д. A. Толстой отстоял газету у государя, но издавать ее будет не Катков, а Любимов. Запись в сентябре 66 г., уже после встречи Каткова с царем и победой его над Валуевым: «Московские ведомости» сильно допекли Валуева за его распоряжения о печати; Валуев — администратор, он видит в печати личного врага, все более и более против нее озлобляется. И здесь симпатия Никитенко на стороне Каткова.
На самом деле произошло следующее. Московский университет просит разрешения издавать приостановленные «Московские ведомости» под временной редакцией, «чтобы не потерпеть материального урона». Вопрос обсуждался в самых высоких инстанциях. 13 мая Валуев докладывал царю, что разрешение возобновить издание решено дать, о чем будет объявлено на следующий день. Временным редактором назначен Н. А. Любимов, единомышленник и почитатель Каткова. 18 мая, после десятидневного перерыва, вышел 99-й номер газеты, выдержанный в прежнем ее направлении. В заметке «От издателей», в заявлении «От временного редактора», в других статьях, напечатаны те же, что и прежде, нападки на администрацию, на систему предостережений и т. п. Это было сразу же замечено цензурой. Один из цензоров писал, что в заявлении Любимова выражается преданность тому направлению, «за которое, по объяснению самих Каткова и Леонтьева, они уже подверглись трем предостережениям и временной приостановке» (1391).
Цензурные инстанции готовят переход «Московских ведомостей» в руки новой редакции в конце июня, когда истечет трехмесячный срок, в течение которого разрешалось не печатать предостережение и
