вроде бы отрицалась (у нас нет цензуры, есть Главлит) Советская литература объявлялась самой правдивой, независимой и свободной, а зарубежная, западная — искажающей действительность, не имеющей возможности высказать правду. И в то же время фактическая цензура открыто обосновывалась. «Социалистический реализм» насаждался в 30-е годы разными способами, среди которых одной из самых существенных была цензура. Продолжает существовать, укрепляться то, что характерно в этой области и для ленинского периода, для двадцатых годов.
В сфере проблем свободы слова Сталин — верный ученик Ленина, развивающий его идеи. 5 ноября 27 г. в длившейся шесть часов беседе с иностранными рабочими делегациями Сталин отвечал на их вопрос: «Почему нет свободы печати в СССР?»: «О какой свободе печати вы говорите? Свобода печати для какого класса — для буржуазии, то ее у нас нет и не будет, пока существует диктатура пролетариата. Если же речь идет о свободе для пролетариата, то я должен сказать, что вы не найдете в мире другого государства, где бы существовала такая всесторонняя и широкая свобода печати для пролетариата, какая существует в СССР» (Жирк295). Та же лживая ленинская демагогия.
Даже во время хрущевской «оттепели» в решении этого вопроса мало что изменилось «Истинный советский писатель, — говорил Хрушев, — настоящий марксист — не только не примет эти упреки (речь идет о западных писателях, упрекающих Советский Союз в отсутствии 532свободы творчества-
На самом деле никаким реализмом «социалистический реализм» не был. Его скорее можно назвать антиреализмом, приукрашивающим, «лакирующим» советскую действительность и очерняющим, отрицающим всякую другую. Само сочетание этих двух слов было неправомерно, несочетаемо. Оно возникло на противопоставлении
Советский метод не только не имел никакого отношения к реализму, но был даже не романтизмом, тоже связанным с созданием мифов. Более всего «социалистический реализм» приближался, пожалуй, к классицизму, устаревшему уже к началу XIX века. Да и от классицизма в наиболее значимых его проявлениях он отличается далеко не в лучшую сторону. Всякий застывший метод рождает штамп. Новый классицизм, да еще в советском наполнении, особенно склонен к нему. Уже в статье 22 г. «Вестник у порога». А.М..Эфрос писал: «Дух классики овевает нас уже со всех сторон. Им дышит всё, но не то не умеют его различить, не то не знают как назвать, не то просто боятся сделать это». В начале 30-х годов боязнь преодолели, новый метод, который стоял «у порога», назвали «социалистическим реализмом» (а правильнее было бы «социалистическим классицизмом») Он стал определяющим, единственным, признаваемым и поощряемым властями.
Важное значение для укрепления «социалистического реализма» имел разгром Коммунистического института журналистики. В 20-е гг. в нем довольно активно разрабатывалась «теория информации». Инициатива постановки ее принадлежала Троцкому. Он отнюдь не был сторонником «свободы слова», поддерживал в этом вопросе Ленина. Но теоретическая разработка проблем информации его интересовала. Проводится дискуссия о понятии «информационная ценность». Рассматриваются идеи «социальной информации», позднее «оказавшие воздействие не только на теорию массовых коммуникаций, но и на теоретико-информационное представление в рамках кибернетики» В 30-м году все теоретики информации объявлены троцкистами, «импортерами буржуазного газетоведенья». Обличительные статьи в «Правде», в «Комсомольской правде». Институт разгромлен. Исследователи (М. Гус, А. Курс и другие), занимавшиеся теорией информации, причислены к троцкистам. Их обвинили в ревизии учения Ленина о газете, в пропаганде буржуазной теории о «газете вообще», «беспристрастного информатора», внеклассового и надклассового. О них, «жалких последышах буржуазного газетоведенья», которые «вприпрыжку за Троцким» скачут, писали, противопоставляя их Ленину: «Ленинский взгляд на роль газеты, как орудия воспитания и организации масс, противостоит буржуазному взгляду на газету, как на средство осведомления, голой информации об „интересных новостях''“ (см. Жирк296-97).
Дело было не в том, что проблемами информации интересовался Троцкий. И не в том, что сторонники изучения этих проблем ревизовали Ленина. Троцкий был лишь предлогом „прицепиться“. Противопоставление газет и журналов как орудия воспитания и организации масс, их роли как средства известий, информации давало возможность оказывать давление на журналистику, формировать ее по своим потребностям. Уже здесь потенциально заложен принцип: сообщать не то, что есть, а то, что нужно власти. Борьба с теорией информации обозначала своего рода теоретическое обоснование дезинформации, как основного закона советской печати. Воплощался в жизнь один и тот же принцип: и в социалистическом реализме, и в теории средств массовой информации в целом. Поговорка советского времени: „В „Правде“ нет известий, а в „Известиях“ правды“ (точнее бы сказать: ни в „Правде“, ни в „Известиях“ нет ни правды, ни известий). То же можно бы сказать о писателях, усвоивших правоверно принципы „социалистического реализма“.
Еще одна проблема, связывавшаяся с именем Сталина, относящаяся к периодической печати, но и к литературе в целом — проблема сотрудничества, участия народа в печати, отношения печати с массами. Об этом в 30-е гг. много говорилось и писалось. Рабселькоровское движение, охватившее всю страну, всячески поощрялось властями, но при одном условии: писать только то, что нужно властям, находясь под полным контролем руководства партийных газет: „Непосредственное идейное руководство рабочими и сельскими корреспондентами должно принадлежать редакциям газет, связанным с партией. Цензурование корреспонденций должно быть сосредоточенно в руках редакций газет“ (здесь уже прямо говорится о цензуре, в данном случае редакционной) (Жир298).
И еще одно изобретание — обязательных литературных редакторов. Редакторы существовали и ранее, до революции. Они редактировали журналы, газеты. Существовали и существуют они и на Западе. Редакторы „социалистического реализма“ играли совсем другую роль. В какой-то степени их появление было оправдано: в литературу пришел массовый писатель, нередко весьма талантливый, но мало образованный, не интеллигентный; ему надо было помочь. Но главная задача редакторов сводилась не к этому. Их превратили в своеобразных цензоров, строго контролирующих идеологическое содержание произведений, их содержание, соответствие нормам „социалистического реализма“. Вред, приносимый такими редакторами, в значительной степени превышал их пользу.
Всё более всеобъемлющим становится принцип коммунистической партийности — идеологии, журналистики, литературы, искусства. Разрабатывается система идеологических штампов: „генеральная линия партии“, «наши достижения», «большевистская революционная бдительность», «гнилые теории», «происки врагов народа» и пр. Даже беспартийные писатели должны подстраиваться под этот прицип, соответствовать ему.
Мифологизация и фальсификация истории, особенно периода с конца XIX — начала XX века. Вся история излагается с точки зрения становления и «борьбы» большевистской партии, владеющей истиной, с многочисленными «врагами».