приобрели большую популярность. На них пишут доносы (например, письм — донос 10 офицеров на ансамбль «Голубые гитары» (Кр301,601), обвиняют в приверженности к западной антипартийной идеологии. Поступают доносы от сторонников официальной политики, но и со стороны националистического лагеря (например, об ансамбле «Машина времени», обвиненном в неуважении «к национальным русским традициям», подписанным в том числе и В. Астафьевым). В 83 г., на июньском пленуме ЦК, Черненко посвятил значительную часть своего доклада идеологически вредному влиянию западной музыкальной «массовой культуры» на советскую молодежь. В газете «Советская культура» была напечатана статья об идеологической «подрывной» деятельности музыкальных групп, недостаточно контролируемых, участники которых играют вредные мелодии, не имеют даже музыкального образования. Это дало повод Министерствам культуры (и России, и СССР) усилить репрессии, направленные против многих рок ансамблей (Кр179). В июле 83 г. выходят приказы названных двух министерств о том, что все профессиональные зарегистрированные рок группы должны пройти через проверку министерскими комиссиями, в которых обязаны участвовать Союз композиторов, музыкальная пресса и организаторы концертов. Усилен контроль за репертуаром, за звукозаписывающими организациями, особенно когда речь шла об иностранной музыке (для записи её требовалось совместное разрешение ВААПа и компании «Мелодия») (Кр180).
Говоря о театральной политике периода Андропова следует прежде всего остановиться на вопросе о театре на Таганке, на отношениях с его главным режиссером Ю. Любимовым. Столкновения Любимова с Московской администрацией в сфере культуры начались задолго до того, как Андропов пришел к власти (мы неоднократно упоминали об этом). Отношения были сложными. С самого начала 80-х гг. они обострились. В частности в связи со спектаклем о Высоцком, актере театра на Таганке (умер 25 июля 80 г), который труппа дополнительно включила в репертуар, не попросив разрешения Московского управления культуры. Обострение вызвано некоторыми общими обстоятельствами. В мае 81 г. Советом Министров РСФСР утвержден указ «О состоянии сценического искусства в РСФСР и мерах по его дальнейшему развитию». В нем шла речь о необходимости произведений, «которые ярко и правдиво отражают социалистическую действительность и разоблачают наших идеологических противников», о «классическом наследии»: оно должно быть полностью использовано «для морального и эстетического воспитания зрителей».
27 и 28 мая 81 г. проводится Всероссийская театральная конференция. На ней присутствуют Министр культуры Демичев и председатель Совета министров РСФСР Соломенцов. Призывы к созданию пьес, посвященных «актуальным проблемам современности, произведений на историко-революционные и военно — патриотические темы» (Кр170). Обращение к местным органом власти с призывом усилить контроль над театрами в своих районах, «чтобы утвердить роль сценического искусства в идейно — политическом, моральном и эстетическом воспитании советского человека». На таком фоне московские функционеры должны были особенно рьяно выступать против «культа Высоцкого», ставшего символом оппозиции официальной системе. За неделю до премьеры, приуроченной к первой годовщине со дня смерти поэта, пьеса запрещена руководством управления культуры Московского горисполкома, со ссылкой на то, что Любимов может поставить этот спектакль на своей квартире. Причина запрета не только в нарушении процедуры (не спросили у начальства), но и в отрицательном отношении властей к Высоцкому, к его песням, далеким от официальности, определявших огромную популярность поэта. Об его смерти появилось два кратких сообщения. Власти замалчивали дату его похорон (а тут еще дни Олимпиады с ее скандалами, с бойкотом Олимпиады многими иностранными спортсменами, вызванным вторжением в Афганистан). Несмотря на усилия администрации, похороны Высоцкого превратились в многолюдную демонстрацию: от Таганки до Ваганьковского кладбища его провожало около 30 тыс. человек. Запрещая спектакль, московское начальство хотело предотвратить новую демонстрацию. Любимов считал, что инициатор запрета — министр культуры Демичев. В запланированный день, несмотря на запрет, премьера состоялась. Пытаясь помешать ей, милиция оцепила выход из метро, прилегающие к театру улицы. Сходные меры были приняты для срыва организованного в Московском доме архитектора вечера, посвященного памяти Высоцкого: за 15 минут до начала в помещение перестали пропускать пришедших, даже с билетами, под предлогом, что зал переполнен. Особенно задерживали людей с гитарами, опасаясь, видимо, что они станут заводилами. В. Золотухину персонально запретили исполнять песни Высоцкого, но Н. Губенко их пел (??). Борьба либералов «за Высоцкого» с националистическим лагерем. Писатель Куняев выступает с резкой критикой «идейно — подрывного культа Высоцкого» (Кр170,299–300).
Чрезвычайно конфликтно прошло заседание в октябре 81 г., на котором Художественный Совет Таганки безуспешно пытался защищать пьесу о Высоцком от нападок московского управления культуры. Протокол заседания демонстрирует позицию функционеров, крайне агрессивную, и решительный отпор им в выступлениях членов труппы и представителей интеллигенции (Кр170,315). 30 октября 81 г. Любимов провел очередную репетицию, а на следующий день показал неразрешенный спектакль. 2 ноября он получил строгий выговор, за то, что поставив запрещенную пьесу, он «грубо нарушил решение Московского исполкома от 24 марта 70 г. „Об утверждении порядка составления репертуара и принятия к постановке новых пьес“». В случае дальнейшего пренебрежения к этому решению московское управление культуры угрожало Любимову «персональными последствиями». Однако, как и ранее бывало, Любимов в телефонном разговоре с Андроповым (тогда еще шефом ГБ), несмотря на сопротивление Суслова и Демичева, добился разрешения показать спектакль в дни рождения и смерти Высоцкого (25 января и 25 июля). Андропова удалось убедить, что не следует раздражать миллионы поклонников Высоцкого, что запрет спектакля повредит репутации СССР на Западе. Такая полупобеда,
Приход Андропова к власти позволяет Любимову надеяться на улучшения. Какие-то контакты между ними были. Андропов знал о Любимове. По слухам, 14 февраля 74 г. в присутствии Любимова Евтушенко говорил по телефону с Андроповым, протестуя против высылки Солженицына. Андропов не обругал его, не угрожал, а посоветовал позвонить еще раз, в более спокойном состоянии. По словам Любимова, он неоднократно говорил с Андроповым, который, в частности, благодарил режиссера за совет его детям не учиться на артистов (Кр294-5). Так что Любимов в какой-то степени верил в Андропова, в возможный конец бюрократической опеки над искусством (153).
Следующий скандал, связанный с Таганкой, возник вскоре после прихода Андропова к власти. Он вызван постановкой «Бориса Годунова». Представители Министерства культуры и Московского управления культуры после просмотра спектакля запретили его. Репетиции «Бориса Годунова» шли с осени 82 г. Любимов задумал оппозиционную постановку. Кроме костюмов, напоминающих о советской истории (например, стражники царя были одеты в кожаные пальто, которые носили комиссары и чекисты), всё содержание пьесы не понравилось чиновникам, принимавших спектакль. Главный конфликт возник по поводу финальной сцены: самозванец, в современной одежде, объявив себя царем, обращался к зрителям: «Что же вы молчите? Кричите: да здравствует царь Дмитрий Иванович». Как следует из протокола приемки спектакля, власти увидели в постановке «Бориса Годунова» скрытый намек на тоталитарный характер русской и советской истории (и Николай I его увидел! И Сталин —
5 февраля 83 г. в передовой газеты «Московская правда», «Театр и его репертуар», намечены контуры театральной политики Андропова: театры, экономически и идеологически управляемые функционерами, обязаны сознательно и дисциплинированно выполнять свой долг, обращаться к нужным современным темам, изображая «положительных героев», согласно нормативным образцам 30-х — 40-х гг.; они должны стать центрами политического и идеологического воспитания «в духе актуальных политических требований партии». Не очень оригинальные и новаторские требования. Хотя в статье имя Любимова, скандал вокруг «Бориса Годунова», не упоминались, режиссер был уверен, что она направлена в его адрес.