Из истории русской, советской и постсоветской цензуры

министр СМИ, Лесин, не подтвердились. Сперва о том, что вопрос этот не решен, заявил Путин. Затем Лесин сам отказался от назначения. В итоге заместителем по информации назначили заместителя Лесина Михаила Сеславинского, ставшего во главе федерального агентства по делам печати. Это агентство временно регистрировало СМИ, пока не была создана федеральная служба по надзору и контролю за печатью. По слухам, Сеславинский не ладил с прежним министром, занимал относительно более либеральную позицию, не одобрял ряда запретительных решений Лесина.

Новый министр культуры вскоре после своего назначения дал интервью газете «Эхо Москвы», напомнив, что еще в бытность ректора он неоднократно выступал на страницах этой газеты. Он пообещал в ближайшее время дать новое интервью и прояснить вопрос о будущих задачах и действиях министерства. Еще ранее он говорил о том, что в СМИ появляется много недопустимых материалов, с чем необходимо бороться, но он не считает, что это нужно делать при помощи запретов и взысканий. Нечто неопределенное, но не агрессивно-реакционное, как было у Лесина. Насколько можно судить, министерство культуры на первых порах особо агрессивных намерений по обузданию печати не проявляло. Это делалось помимо него.

26 мая переизбранный президент Путин выступил на совместном заседании Федерального Собрания (обе палаты: Дума и Совет Федерации) с первым после выборов обращением к высшему государственному органу и народу. С подобными обращениями он выступал и в дальнейшем, несколько раз в год. Всё организованно по высшему классу. Заседание происходило в Кремле, в Мраморном зале. В нем принимало участие около 800 человек. Выступление Путина сопровождалось дружными аплодисментами. В конце спели гимн России. Всё было очень торжественно. Путин вновь говорил об удвоении ЭВП и уменьшении бедности, о задачах образования, об армии. В основном речь шла о процветании, росте благосостояния России, о доступном жилье, здравоохранении, увеличении продолжительности жизни, о задаче догнать другие страны. Обычная правительственная риторика. Но среди нее, вдруг… прозвучало обвинение своих критиков в том, что они работают на иностранные государства. По словам Путина, иноземное «экономическое, политическое и журналистское давление» используется в попытках ослабить позиции России в глобальной конкуренции. Уже здесь президент осудил «негосударственные организации» (т. е. общественные — ПР), утверждающие, что действуют на благо людей; на самом деле они служат зарубежным и российским хозяевам за деньги. «Далеко не все хотят видеть Россию независимой, сильной и уверенной», — говорил Путин. Он выражал несогласие с теми, кто считает, что в России усиливается авторитаризм: «Укрепление нашей государственности трактуется как авторитаризм». Президент заверял, что никакого пересмотра фундаментальных принципов российской политики не будет. Он выдвигал лозунг современного правления: с т а б и л ь н о с т ь. Это, видимо, предусматривало и централизацию власти, и усиление контроля над независимыми организациями, прессой, ужесточение его. Для таких организаций и изданий, по словам Путина, характерна не защита интересов народа, а получение финансирования из влиятельных иностранных фондов. Речь шла и об изданиях, которые обслуживают сомнительные групповые и финансовые интересы; многие из них получают помощь из международных фондов, защищающих на словах права человека, демократию, но когда речь идет об истинных правах человека, их голосов не слышно: это естественно — они не могут кусать руку, которая их кормит.

Об этом в докладе Путина говорилось не столь уж подробно (всего один абзац), но жестко и весомо. Лексика выступавшего напоминала речи правителей Белоруссии, Туркменистана, Азербайджана, используемые для разгрома оппозиционных организаций, критикующих правительство. (см. Newsru, 27 мая, цитируется из газеты «NY Times»). Американская газета отмечала, что такие высказывания напоминают о советских временах, являются обоснованием ограничения деятельности негосударственных организаций в будущем. То, что говорил Путин, и ранее произносились, но чиновниками более низкого уровня; но ныне эти слова были включены в документ, формулирующий фундаментальную правительственную политику; они становятся как бы призывом к травле, указанием: «Вот следующий враг. Фас его».

На абзац обратили внимание. Политический обозреватель одной из газет, Л. Шевцова, отмечала, что журналисты были озадачены, даже шокированы этим абзацем: «Он звучит как старые советские песни». Но в то же время она считала, что абзац «вне контекста» и вставлен по тактическим соображениям, является неуклюжей попыткой понравиться всем, разным группам в Думе и Совете Федерации. Другие понимали дело по-иному. Член Московской Хельсинской группы Локшина, говоря, что ее поразила такая жесткая риторика, высказывала мнение, что после разгрома нейтральных политических партий и печати, мишенью преследований станут правозащитные и негосударственные организации, что абзац не случаен и входит в противоречие с теми важными мерами, которые Путин предлагает для налаживания отношений с Западом. Увы, к сожалению, она оказалась права, увидев в абзаце начало будущей травли независимых, тем более оппозиционных организаций.

В дальнейшем в выступлениях Путина положения о своеобразии русской демократии и об отличии ее от западной неоднократно повторяются. Здесь и утверждения об административной вертикали, о руководимой, управляемой демократии, об адаптированной демократии и т. п. Примером таких высказываний является пресс-конференция для словацких журналистов, данная Путиным в Братиславе, 22 февраля 05 г. На ней президент России высказал свое понимание русской демократии. Она, по его мнению, должна быть адаптированной. Вообще-то слово «адаптированный» означает неполный, упрощенный, урезанный, сделанный для тех, кто не может понять полный текст во всей его сложности, для мало подготовленных людей, плохо знакомых с предметом. Это не подлинный, а приспособленный к низкому уровню текст. Употреблять это слово для характеристики русской демократии — плохой комплимент. Но оно, видимо, довольно точно отражает понимание Путиным русской демократии, как явления самобытного, национального, основанного на традиции и особенностях российского пути. К сожалению, этот путь далек от демократии. Он приводит совсем к другому, противоположному, к концентрации власти в одних руках, руках президента. Можно по-разному оценивать это, считать благом или злом, но к демократии такой путь отношения не имеет. Он ведет к единодержавному (самодержавному) способу правления.

Следует остановиться и на выступлении Путина на Первом Всемирном конгрессе информационных агентств в Москве осенью 05 года. Обращаясь к присутствующим, Путин говорил о работниках средств массовой информации: в ваших руках мощные информационные источники; с ними необходимо обращаться умело; именно террористы используют демократию и свободу слова в своих целях, а в итоге они уничтожают свободу слова и демократию. Террористы подавляют политику противника насильственными методами. СМИ должны стать эффективным средством в борьбе с терроризмом. По словам Путина, критика в средствах информации необходима. Она должна быть, хоть некоторые считают её болезнью. Она полезна, хотя власти ее не любят. «В народе говорят: открыть окно — шумно, закрыть — душно». Это относится и к критике. Демократию нужно сохранить и в экономике, и в политике Одинаково важна и демократия, и стабильность. Свою позицию Путин оправдывает тем, что в России нет ничего такого, чего бы не существовало в той или иной демократической стране; в России назначают губернаторов, но и в Англии назначают глав регионов; выборы проводят по партийным спискам, но так они проходят во многих демократических государствах. В конце выступления Путин обосновывает действия, направленные против печати, следующими доводами: 1.Мы не доросли до демократии. 2.Надо открыть дорогу «крепким хозяйственникам». 3. Слабость у нас гражданского общества. Пример тому — Беслан. Общество оказывается более консервативным, чем власти. 4. Ссылка на то, что недостатки бывают во всех цивилизованных странах. Все демократии различны и в каждой можно найти что-то себе в оправдание. Как пример приводится США. Там тоже контроль над печатью, но он иначе налажен. Аргументы их властей — сплошное вранье и передергивание фактов. Можно подозревать их в неискренности. Значит они сделали что-то неприличное и не хотят, чтобы подлинные намерения их обнаружились.

Указания начальника подхватил и премьер-министр Фрадков. 16 декабря 04 г. на заседании Совета министров он критиковал журналистов за «разрушение имиджа России», давая понять, что в дальнейшем будет ужесточен государственный контроль над средствами массовой информации: «Негатив навязывают, это захлестывает телевиденье и печатные издания». Фрадков дал распоряжение министру культуры и средств массовой информации развивать программы, способствующие укреплению патриотизма среди молодежи и обеспечению России в 05 г. более «позитивными» телевизионными передачами.

В унисон с государственными структурами поет и русская православная