Оправдаться есть возможность,
Да не спросят — вот беда!
Осторожность! осторожность!
Осторожность, господа!
Название главы и эпиграфы к ней взяты из цикла Некрасова, посвященного цензурной реформе 1864-е года. Мы остановимся довольно подробно на ней, на ее подготовке и результатах Эти цитаты из Некрасова хорошо раскрывают и общую сущность «эпохи великих реформ», связанных с именем Александра II, «царя-освободителя».
18 февраля 55 г. Николай I умирает. На престоле оказывается его сын, Александр II. К этому времени определилось поражение России в Крымской войне. Союзники, Англия, Франция и Турция одерживают победы. Осада и падение Севастополя. 30 марта в Париже подписан трактат о мире. Крайне тяжелое внутреннее положение. Ситуация тупика, в котором оказалась страна. В свете военных поражений всё яснее становится потребность в существенных изменениях. Крестьянский вопрос — необходимость уничтожения крепостного права. С ним связана проблема земельной собственности, освобождения крестьян с землей или без земли, выкупa её, статусa помещиков и пр. Проблемы земства — местного самоуправления. Вопрос о новом судоустройстве, суде присяжных. Об официальном православии, церковной реформе, раскольниках. Среди существенных изменений, которые нужно проводить, как одно из важнейших, вырисовывается и вопрос о преобразовании цензуры. Надо было везде менять и так менять, чтобы как-то выбираться из тупика.
В 57 г. Ф. И. Тютчев подает записку — письмо А. М. Горчакову (министру иностранных дел) «О цензуре в России». Цензором Тютчев был давно, с февраля 48 г., после возвращения из-за границы, в самые трудные времена. Назначен он высочайшим приказом: чиновник Особых Поручений утвержден Старшим цензором при особой канцелярии Министерства иностранных дел. Оставался он цензором и при Александре II, причем с повышением. В апреле 58 г. высочайшее распоряжение о назначении Тютчева Председателем Комитета Цензуры Иностранной. Вероятно, в назначении сыграла роль и его записка. В цензуре он прослужил много лет, практически до смерти в73 г. (См.
В записке Тютчев утверждал: «я не ощущаю ни предубеждения, ни неприязни ко всему, до него (вопроса о печати —
Новые надежды появляются и у цензора Никитенко. Он «нажимает» на Норова — нового министра просвещения (1854-58 гг.), приблизившего его. Доказывает, что надо заняться цензурой, так как царь сам об этом вспомнит: следует заранее подготовиться. Норов с жаром ухватился за эту мысль, просил Никитенко составить новую инструкцию для цензоров. Никитенко полон самых радужных надежд: «Настает пора положить предел этому страшному гонению мысли, этому произволу невежд, которые делали из цензуры съезжую и обращались с мыслями как с ворами и с пьяницами» (303). Норов в восторге от проделанной работы. Решили подать царю сначала вступительную Записку о необходимости изменений в цензуре, а уж потом проект инструкции цензорам. Сразу возникла проблема: нынешние цензоры, привыкшие к старым порядкам, не смогут следовать правилам, предложенным Никитенко. Тот считает, что цензоров нужно менять, на их место сажать умных людей. Норов согласен с таким предложением. 6 апреля Никитенко вручает Норову Записку, но тот колеблется, тянет с подачей ее царю.
13 апреля 1855 г. Никитенко с грустью отмечает в дневнике, что у Норова был личный доклад царю. Вместо того, чтобы прочесть Записку, он на словах передал ее содержание. Вышло не то, что следовало. (305.306). Царь согласился со многим, о чем говорилось в Записке по поводу комитета 2 апреля, но «не выразил оснований его зловредности», которую Никитенко подчеркивал. Александр сказал, что Норов теперь сам вошел в состав комитета 2 апреля, который уже поэтому не может быть столь вредным. Никитенко начинает опасаться, что дело может быть испорчено, но всё же в мае проект инструкции цензорам готов и передан на утверждение в Главное управление цензуры. По уговору, проект не мог быть там изменен без согласования с автором, т. е. с Никитенко (304). Тем не менее Никитенко уже не слишком полагается на Норова. К тому же он заметил, что царь к Норову не очень расположен. Однако, 6 декабря 1855 г. комитет 2 апреля был упразднен, что знаменовало окончание эпохи цензурного террора.
Задачи, стоящие перед новым царем, были не легкими, но решение их облегчалось ощущением неизбежности перемен. Современники вспоминают об этом времени как о всеобщем подъеме, с верхов до низов. В одном направлении. Об этом писал в мемуарах один из деятелей демократического лагеря Н. В. Шелгунов: «Россия точно проснулась от летаргического сна <…> после Севастополя все очнулись, все стали думать и всеми овладело критическое настроение <…>