лодку и переправились на восточный берег. В деревне Рахинка встретили представителей медуправления Сталинградского фронта, получили направление в Среднюю Ахтубу на сборный пункт. Бодро идем по дорогам, оказывая помощь нуждающимся. Днем жара, пыль, а ночью очень холодно и ветрено. В Краснослободске да и в Ленинске местность ровная, мерзнем мы на ветру. Да и голодно. Военная обстановка под Сталинградом критическая. Фашисты ведут массированные наступления на населенные пункты, на город, который растянулся по берегу реки Волги на 60 километров. Артобстрел и бомбежки деревень на западном и восточном берегах. Как факелы, вспыхивают домишки, и шлейфы дыма застилают небо. А вверх рвутся от разрыва бомб с оглушительной силой земля и кусты, оставляя большие воронки, пар с дымом жареной земли. Свежие раны Родины…
Огромные потери. Раненые защитники Родины, местное население, дети. Никто не ожидал, что война придет сюда. Но все верят в нашу победу.
Раненые большими группами на катерах, лодках, плотах переправляются из Сталинграда на восточный берег, в медсанбаты.
Наша группа медусиления направлена после санлетучки на переправу в деревню Верхняя Ахтуба, в группу фельдшера Ухолкиной Ани. Нас разместили в полуразрушенных домах и в землянках, где капала на нас вода, донимали жуки и насекомые. Сюда из северной части Сталинграда перевозят раненых. Сначала на разных плавсредствах переплывают Волгу, затем в реку Ахтуба, в деревню Верхняя Ахтуба, в медсанбат. Там их принимают врачи Смирнова В.А., Беляева Н.К., Телегина М.И., Ошкадерова Н.В. Операционные сестры у медицинских столов без сна и отдыха, как и все, готовят на эвакуацию. Косарева Фира, Побокина Ася, Кривенышева Настя, Мамонова Аня, Маркова Зина, Глазунова, Горелова М., Александрова Аня всегда около раненых. Ласковым словом, улыбкой успокоят, умоют, напоят водицей и отправляют в тыловой госпиталь. А где-то еще наша группа сопровождает летучки.
Все переправы через Волгу контролирует фашист. Под сильным артобстрелом и бомбежкой не всем катерам и плавсредствам удается доплыть до берега. Получив пробоины, они тонут вместе с ранеными в Волге. Многие во время переправы получили вторичные ранения. Сестрам надо разгрузить или вытащить из воды, перенести тяжелых раненых на носилках, оказать первую помощь и отправить на подводах, грузовиках или пешком в медсанбат.
А фашистские снайперы методично охотятся за офицерами, вырывая их из войны. Дни и ночи трудная опасная работа, наступления, и уже не снятся мама, любимая чашка и ложка, все, к чему мы привыкли тогда, давно. Устав, мы валимся с ног, мгновенно засыпаем, не обращая внимания на обстрелы и грохот боев. Чуть отдохнув, мы опять на ногах.
Сталинград в дыму и огне, в несмолкаемом гуле боя. Черные коробки домов, пепелище, развороченная земля, все дороги сметены. Трупы. Трупы наших солдат, защитников укрепрайонов, мирных жителей, детей. Убитую и раненую скотину, лошадей тут же делят батальоны и полки, присылают в госпитали.
Днем небо закрыто шлейфом гари и дыма от пожаров. Ночью самолеты вешают «плошки» в черном небе. Одни из них быстро гаснут с шипением, другие долго плывут в мертвящем нереальном свете, освещая растерзанную землю и водные просторы, убитых и раненых, спящих солдат и белые халаты снующих медиков. Это как в жутком кошмарном сне и не уйти от этого ужаса. И только Родина, наша Родина, все для нее!
Раненых все трудней переправлять. Прицельно фашисты бомбят катера, пароходы, баржи, лодки, плоты и даже одиночек на бревне или доске. На бреющем полете расстреливают из пулеметов смеющиеся фашистские летчики плывущих с потопленных средств защитников Сталинграда, раненых, но не побежденных. Вот уже недалеко от берега белые бинты мелькают в волнах, пули ложатся строчками, выбивая фонтанчики. Сестрички мечутся, пригнувшись, по берегу, течением относит раненого… Недолет, перелет… Взмахнули бинты и исчезли в волне, не доплыв. Кто это? Отец? Брат? Сын? Жених? Муж? Вспомни о них!!! В громе войны не слышно криков умирающих, только открытые рты. Муки в глазах! Их наказ — отомстить!
А на транспортах тяжелые раненые уложены плотными рядами. Им некуда деться, когда тень от фашиста заслоняет небо, и щелкают пули, впиваясь в истерзанные тела солдат. Вот и доплыли, прорвались. Но фашист бомбит и обстреливает берег. Старшая медсестра Ухолкина Аня и Мухамедзанова Шура, Семенихина А., Ильина Клава на голом песчаном берегу. Недалеко вырыты неглубокие окопчики. Ничего здесь не растет — ни укрыться, головы не поднять. И Волга рядом, а воды днем не возьмешь.
Раненых переносят, перевязывают, оказывают помощь. Кто может, сами идут к дороге, тяжелых несут на носилках. Стоны и крики не слышны за взрывами бомб, снарядов и мин, стрекотом пулеметов. Смерть, распустив туманный шлейф, висит у каждого над головой.
Прибыла летучка. Раненых без шинелей, сапог, в распоротом или обгоревшем обмундировании, мокрых, усталых, полуживых подвозят к эшелону. Повязки, шины пропитаны кровью, а кто и совсем не перевязан — развороченная рана прикрыта, чем попало.
Дорогие наши бойцы! Сверстники родные! Мы так воспитаны с детства — не жалеть жизни за Родину. Честь вам и слава!
Стойко переносят неудобства, сквозь стиснутые зубы иногда слышится стон, бледные от потери крови и озноба подбадривают нас. А мы, чуть живые от усталости, носим на носилках раненых в эшелон. Как же это трудно нам, молоденьким девчатам! Машины и повозки все подвозят раненых. Они лежат на шинелях. Переносить надо на руках, через рельсы. В темноте и быстро. Он хрипло стонет от боли, весь изломанный войной. А руки наши, окровавленные их кровью, скользят. Не уронить бы. Как высоко надо поднять их от земли до пола вагона!
Ночи холодные, раненые мерзнут. Чтобы укрыть их, мы отдаем шинели, носим солому, сено на нары и на ноги раненых. Отдали все одеяла из штабного вагона.
А днем в вагонах жарко. Раны кровят, подбинтовываем. И так до самого Саратова. Немецкие стервятники днем пикируют наш эшелон и низко, на бреющем полете, обстреливают из пулеметов вагоны остановившегося санитарного эшелона и бегущих из эшелона раненых, залегших в кюветах. А в теплушках лежат тяжелые раненые, им не шевельнуться. И ждут… Раненых вновь перевязываем, погибших собираем в отдельный вагон. Приказ был через три дня сдать раненых в Саратове, но по единственной колее поезда идут тесно, один за другим, да фашист висит над составами, обстреливает и бомбит. Разрушенные пути наскоро восстанавливают. А мы из вагона в вагон на ходу: подбинтовываем, успокаиваем, поим водой.
Через четыре дня кончились продукты, а едем уже полторы недели. По всему следованию до Саратова, спасибо сердечное населению, помогали нам, кто чем мог. Помогали иногда и ехавшие к фронту госпитали.
Раненые полегче не унывали, иногда тихо пели задушевные песни, рассказывали о себе, как защищали Сталинград, вспоминали убитых товарищей. Там бои шли насмерть. Смелость! Героизм! Беспредельная любовь к Родине! Вера! Вот что помогало в этом страшном аду.
Опять налет! Поезд остановился. Старший политрук Смушко Л.З. из автомата начал стрелять по самолету и… Вот чудо! На радость всем задымил фашист, выпустил черный хвост дыма и там, далеко, ткнулся носом в землю, взрывая все вокруг. Сколько радости и ликования! Много ли солдату надо? Позже Смушко Л.З. был награжден орденом Красного Знамени.
Приехали. Раненых разгрузили в Саратове. Там выхаживали, мыли тяжелораненых прямо на носилках. Как им становилось легко и радостно! Они с благодарностью прощались с нами, называли нас «доченька», «сестрица», «маманя». Обработав, мы их переводим, переносим в благоустроенные санитарные поезда. Выздоравливайте, дорогие! И обратно к Сталинграду! Все повторится сначала. Бессонные ночи, кипящая от разрывов артснарядов и бомб Волга, стоны раненых, ужас, мольба и гибель многих при переправах запомнились нам на всю жизнь…
Как-то ночью, дежуря в медсанбате, фельдшер Настя Кривенышева ухаживала за раненым Рубеном, сыном Долорес Ибаррури. Вытирала полотенцем лицо и шею, поправляла повыше подушки, успокаивала. Ее нежные руки касались повязки. Рубен тяжело ранен в легкие, дыхание тяжелое. Утром должны самолетом отправить в Москву с другими ранеными. Но состояние ухудшилось, он задыхался. Утром Настю сменила Маркова Зина. Самолет запоздал. Рубен часто теряет сознание, что-то шепчет запекшимися губами. Зовет, зовет кого-то, открыв глаза, не узнает сестру. Так не стало еще одного защитника, его похоронили в Сталинграде.
