в волосах. Машины рванулись вперед. Ветер освежает. Дорога в город открыта. На улицах беспорядок, дороги завалены, воронки, дома разрушены, дымятся. Огонь поутих, жителей нет. Колонна наших машин рассыпалась по дворам, маскируя машины. Хочется есть. Наша машина встала у дома. Во дворе разбросан скарб, через забор из огорода торчит ботва картофеля. Накопала и начистила картофель, старший лейтенант Ася Максимова собрала топливо и разожгла огонь. Скоро, сидя за столом с доктором Зверевой, вдыхали чудесный аромат и ели горячую вкусную картошку. Доктор Зверева предложила, пока нет работы, не теряя времени, лечь и отдохнуть. Но не тут-то было. Не успела я улечься, как вошла надменная, горластая, совершенно невоспитанная политрук Австриевская. Отобрав у меня шинель и простынь, завалилась на приготовленную кровать, а меня: «Кругом марш! Дневалить!» — и выставила на крыльцо. Сижу на ступеньке. Ветерок утренний прохладен. Солнце медленно поднимается и начинает пригревать. Почему, думаю я, в нашем госпитале такой нескладный политрук? В тяжелую минуту не поможет не только делом, но и тем вдохновенным словом, которым владеют политработники или раненый Шестаков, врач Воронина Этерия Георгиевна, да и многие люди, встречающиеся на моем пути. Комиссар «катюш» и тот вывез на грейдер, а она пистолетом под носом вертит и плеткой по сапогу все стегает.
Мои мысли прервал офицер, спускающийся с чердака соседнего дома. Через минуту он вышел из-за угла: «Окажите помощь, пожалуйста. Царапнуло руку, но не сильно, «кукушек» ищем». Смазала йодом, забинтовала. «Как записать?» «Капитан Зима! Спасибо». Первый раз летом Зиму встретила! Дома через два крыша и бревна вдруг приподнялись слегка и рванулись кверху. Мина! Стекла звоном ответили и рассыпались. Мои сони ничего не слышали и проснулись в 12 часов. По машинам!
Вечереет, приехали в деревню Лозливое. Раненые лежат везде: в домах, сараях, на улице. Вербую легкораненых в санитары, соблазняя тем, что по выздоровлении дадим документы с направлением в часть, где он служил. Вот один уже поит раненых. Спрашиваю фамилию, скромно произносит: «Толя Золин». Оформляю санитаром. Докладываю врачу: санитары есть. Раненые поступают, машин нет. А вечером на улице очень холодно. Толя Золин целыми днями старается около раненых, набрал группу легкораненых, носят воду, умывают и поят раненых, организовал обед из вареной картошки. С питанием плохо. Где-то кухня заблудилась. Хромающий санитар отозвал меня: «Идите к начальнику госпиталя».
— По вашему приказанию прибыла, товарищ майор!
— Приказываю собрать всех ходячих раненых, отвести в Доброводье, это по проселку, километров 10 с гаком.
— Есть вести в Доброводье!
По деревне пошли санитары и сестры. Собирают из всех домиков ходячих раненых, снимают с чердаков и сеновалов. Шура Лобзова и Валя Ханина привели в школьный двор человек 200. Пошли медленно. Впереди идут покрепче, а я с отстающими сзади. Первые километра три шли бодро. Но вот температурящие, изнуренные кровопотерей, отстали. Подбадриваю. Впереди идут Вася Романов и его товарищи. Они ребята смелые. Надеюсь на них. Предупреждают и командуют: в кювет! А в небе то один, то два пролетают самолеты. Обстреливают и дальше летят. Не рассчитали силенок, и человек 18 отстали, еле двигаются, ослабли. Просят пить, большинство ранено в плечо. «Дойдем, товарищи!» Один сел в канаву и решил отдохнуть. Оставлять одного нельзя, погибнет. Остальных надо вести, должна сдать в госпиталь. Слышу, машина тарахтит. И правда, пыль клубится вдали с боковой дороги. Машина встала посередине дороги, а раненые сзади меня всю дорогу загородили, Посмотрела на них — душа слезами обливается: стоят, друг на друга опираются, поддерживают один другого. Клубы пыли, тарахтя, приближаются. Если шофер не захочет взять раненых, а такие встречаются, то чуть успеешь увернуться от колеса, так мимо и промчится. Машина все ближе и ближе, а скорость не сбавляет. Конечно, наступление, нужны боеприпасы. Но на нашу радость, стоп — хороши тормоза! «Возьмите до Доброводья!» «Сажай скорее!» Я бегаю вокруг облепленной ранеными машины, подпихиваю, подсаживаю что есть силы.
— Милые! Влезайте скорее! Скорее! Потерпите немножко! Подняв пыль до небес, вторая машина рявкнула и остановилась.
— Дорогие мои! Переваливайтесь через борт! Сама стою на крыле машины, уговариваю шофера:
— Не оставь в беде! Помоги раненым!
— Сажай!..
Вылез из кабины и, видя, с каким трудом, однорукие, усталые солдаты никак не одолеют борт машины, кому ловко подставит плечо, кого руками подсадит. Машины тронулись, радостная, стою на крыле.
— Товарищ водитель! Вон пылят еще несколько раненых. Это все со мной идут, погрузи, пожалуйста!
Подъехав к ним, я спрыгнула с крыла, машу рукой первой машине:
— Скажите, скоро прибудем!
Вот еще остановилась машина. Эти раненые покрепче, влезли сами. Молоденький солдат угостил кислющими яблоками. Стою на крыле, поглядываю в кузов, и все жуем кислые, но такие приятные яблоки. Нас обогнало несколько машин. Они сами уже подбирают раненых. Вот и Доброводье. Шофер еще дал яблок. В это время первая группа подошла к околице. Сдаю раненых в сортировочное отделение. Вышел майор Иванов: «Здравия желаю!» Он взял яблоко. «Много там у вас раненых?! «Можете радоваться, без работы не останетесь, около двух тысяч было!» Подошли врачи, разобрали все яблоки. Пока сдала всех, время пробежало. Ну, вот и все. Пора торопиться. Начало смеркаться, когда я дошла. Надо было посмотреть в кюветах, не отстал бы кто. Доложила о выполнении задания. Усталая, голодная свалилась на лавку у домика и заснула. Проснулась — сереет утро. Скорее к раненым.
А 18 августа, поздним вечером, получаю приказ выехать на автомашине в Лозливое. Старший лейтенант Максимова, санитар из легкораненых Романов Вася и я. Шофер фары не зажигает, то и дело машину подбрасывает на неровной дороге. Машина остановилась у начала разрушенного села. Ночь темная, холодные облака мчатся с севера. На горизонте заметна колокольня. Мы слезли. Объясняю, что надо собрать все листовки фашистов — пропуска. Холодный ветер сразу обрушился на нас. Порывами носится по улице. Жителей нет в деревне. Да и сама деревенька в это время выглядит бедной и покинутой. Мы под порывами ветра гоняемся за листовками, стараясь далеко не отходить друг от друга. Вот кажется все. Собрали! Нет! Ветер опять несет мелькающие белые листки. И мы опять, в который раз, бегаем за ними. Несколько раз обойдя с начала до конца деревни, все проверили. Чет! Больше нет ни одной. Усталые, еле передвигая ноги, навстречу несущемуся ветру, дошли до машины. Быстро приехали на место. Пачки листовок сдали в особый отдел. Мне так хочется оставить одну: останься жива, показала бы маме, братьям, знакомым. Вот как фашист уговаривает коммунистов: и корову, и паспорт на проживание, и деньги… Только продайте Родину.
А раненые все идут и идут. Теплые дни сменяются ветреными, холодными, особенно ночью.
24 августа 1943 года начальник штаба старший лейтенант Березинский И. приказал собраться и выехать на автомашине. Приехали в политотдел армии. Александр Прокофьевич, фотограф штаба, сфотографировал и отпечатал фотокарточку. Начало рассветать. Тучи разошлись, небо заголубело, изредка быстро проплывает облако. Приказали незаметно пройти за деревню, в лес. За лесом на поляне столы. А вокруг маскируются все виды войск. Ждем общего построения перед большим наступлением. Солнце взошло. Какой радостный день! Из леса приказ выйти на опушку. Все выходят и становятся стеной. Генерал объявил наступление. Комиссар зачитывает списки принятых в члены партии. Торжественно вручают новенькие партбилеты. Часто слышится: «Вчера погиб… Не вернулся из разведки… Выбыл… В госпитале…» Вот и моя фамилия. Подхожу к генералу. Вся сияю. Генерал доброжелательно пожал руку, спросил: «Чем бы отметить этот день, перед наступлением, чем наградить?» Все замерло. Что же я скажу? «Товарищ генерал! Подарите мне на память комсомольский, мой старенький билет! Это память и юность моя! А награда? Достойна буду — наградят!» Засмеялся генерал, а за ним и офицеры. Солдаты захлопали в ладоши, передавая мой ответ.
Трясемся на машине в госпиталь. «Чего медаль не попросила?» «А за что?» «Ты же видала, он медаль достал? Дура!»
А раненых опять полно. Прежние все эвакуированы. 4 сентября, наступление. Возобновился поток раненых, Как их много и какие страдания еще от холода! Работы много. Прошло около двух тысяч.
Проснулась от холода. Сегодня 11 сентября. Светло. Пора в перевязочную. Там работают без сна. Перевязываем быстро, накопили на эвакуации большую группу раненых. Вызывает меня начальник
