…Было три часа ночи. Привратник в министерском особняке был внезапно разбужен стуком в окно своей будки.
— Откройте дверь, — спокойно произнёс чей-то голос.
— Кто идёт? — машинально спросил привратник, ещё толком не проснувшись.
— Атташе кабинета министра, — ответил голос после секундного колебания.
Привратник открыл дверь и выпустил из дома позднего посетителя. Увы! Привратник не подозревал, что это был убийца Дезире Феррана…
Засыпая, он недовольно бормотал:
— Нечего сказать, подходящее время для работы. Наверняка какой-нибудь министерский прихлебатель… Долго он что-то засиделся. Наверное, чтобы завтра утром рано не вставать…
8. НОВОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ — НОВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ
— Так, ещё один гвоздь… Господин Авар, куда мы складываем гвозди?
— В деревянную коробочку на ночном столике, — откликнулся начальник сыскной полиции.
Сидя на корточках, он внимательно рассматривал ковёр. Профессор Ардель, занимавшийся тем же самым, поднялся с колен, потирая затёкшую поясницу. Он держал в руке маленький гвоздь, который только что обнаружил на полу.
— Это удивительно! — пробормотал профессор.
— Ну что же, что вы скажете, господин профессор? — с нетерпением спрашивал стоявший неподалёку г-н Казамажоль.
— Я скажу, господин прокурор, что Дезире Ферран мёртв и что смерть наступила несколько часов назад.
Труп министра был обнаружен в семь часов утра. Поднялась невообразимая паника и суматоха. Префектура, г-н Авар и г-н Казамажоль были немедленно поставлены в известность о случившемся. На место происшествия был вызван один из лучших судебно-медицинских экспертов профессор Ардель. Все трое прибыли на Вандомскую площадь почти одновременно, в безумной надежде, что произошла какая-то ошибка, что министр ещё жив. Но увидев неподвижное, холодное тело Дезире Феррана, они поняли, что надежды тщетны: их коллега был мёртв. Профессор Ардель повторил это в третий раз, но г-н Казамажоль словно не хотел верить своим ушам.
— Вы говорите, мёртв? — вмешался бледный, страшно взволнованный г-н Авар. — Скажите лучше, убит!
— Именно это я и говорю. Налицо насильственная смерть. Ему был нанесён очень сильный удар по голове, не оставивший следов. Видимо, это был такой специальный молоток, которым часто пользуются убийцы.
— Знаю, знаю, — торопливо сказал Авар, — так называемая «сарделька». Только это не молоток, а мешок, туго набитый песком. Это смертельное оружие, если удар наносится со всей силы.
— В комнате ужасный беспорядок, это говорит о борьбе, — вставил г-н Казамажоль.
— Да-да, — подхватил Авар, — министр защищался, а потом, видимо, наступил на гвозди, которые убийца рассыпал на полу. Именно эти гвозди мы и находим в комнате на каждом шагу. Преступник всё рассчитал, всё предусмотрел. Но только кто этот преступник?
Г-н Казамажоль поджал губы и строго взглянул на Авара.
— Да, сударь, не везёт что-то нынче полиции! Всё новые и новые покушения, убийства, а виновных нет как нет.
— Конечно, — не без ехидства добавил он, — наша доблестная префектура утверждает, что Фантомас за решёткой. Страшно подумать, что творилось бы, будь он на свободе.
Г-н Авар уловил иронию в словах прокурора.
— Знаете что, сударь, — в бешенстве воскликнул он, — очень легко всегда перекладывать ответственность на кого-нибудь другого! Во всём всегда виновата полиция! Хороши же ваши суды, если их ни один преступник не боится!
— После покушения, — продолжал Авар, — наши сотрудники не оставляли министра юстиции ни на минуту. Они присутствовали на заседании в Сорбонне, они следовали за экипажем министра, когда он возвращался к себе. Наконец, двое из них всю ночь дежурили возле особняка.
— Надо было, чтобы охрана находилась не снаружи, а внутри здания, — заметил г-н Казамажоль.
— Неделю назад я предложил это господину Феррану, но он решительно отказался, и я в этом не виноват! Я не сплю, не ем, я пытаюсь сделать всё от меня зависящее, а толку никакого! Мне надоело, я подаю в отставку!
Профессор Ардель был чрезвычайно смущён тем, что стал невольным свидетелем этой неприятной сцены.
— Прошу прощения, господа, — произнёс он, — по-моему, моё присутствие здесь больше не требуется. С вашего разрешения, я хотел бы уйти, меня ждут больные.
Проходя через приёмную министра, откуда бледный и подавленный г-н Наварре звонил всем, кого он считал необходимым оповестить о трагических событиях, профессор столкнулся с одетым в траур, безупречно элегантным молодым человеком, который вежливо посторонился, давая ему пройти. Затем, тихонько постучав, молодой человек осторожно открыл дверь комнаты, где находились Казамажоль и Авар.
— В чём дело? Что вам угодно? — резко и раздражённо спросил начальник полиции.
— Честь имею представиться, маркиз Анж де Виллар, младший директор Анонимного Бюро Похоронных Церемоний.
Начальник полиции был потрясён. Откуда в похоронном бюро узнали о смерти министра? Неужели это известие уже облетело весь Париж?
— Да оставьте вы нас в покое! — возмущённо воскликнул он. — И без вас дел по горло!
В комнату вошёл г-н Наварре.
— Кого мне нужно раньше оповестить, премьер-министра или министра?
— Мне-то откуда знать? — пожал плечами г-н Авар.
Маркиз Анж де Виллар, нимало не смущённый суровым приёмом, который ему был оказан, на цыпочках подскочил к г-ну Наварре.
— Осмелюсь посоветовать вам сначала оповестить Елисейский дворец, — слащаво произнёс он.
Затем маркиз проскользнул к окну и встал в тени, стараясь не обращать на себя внимания.
Г-н Казамажоль опустился в кресло и, наморщив лоб, задумчиво поглаживал свои пушистые седые бакенбарды.
— А семья? Ведь надо предупредить семью, — вслух размышлял он. — Живы ли его родители? Где они живут?
Г-н Наварре не знал, что ответить.
— Мне кажется, господа, я могу вам помочь, — раздался вкрадчивый голос Анжа де Виллара.
— Как, вы ещё не убрались отсюда? — буркнул г-н Авар.
Но г-н Казамажоль кивнул головой на предложение маркиза.
— У нашего незабвенного министра, — продолжал тот, — в живых осталась только мать. Она живёт в Мюссидане и её, конечно же, надо оповестить.
Г-н Наварре уже напряжённо подыскивал в уме слова телеграммы, в которой предстояло сообщить несчастной матери ужасную новость.
Всё с тем же изысканным профессиональным тактом маркиз Анж де Виллар вывел Наварре из затруднения.
— Осмелюсь заметать, сударь, что сухая официальная телеграмма будет для бедной женщины слишком тяжёлым ударом. Не лучше ли послать к ней какого-нибудь человека, чтобы он немножко подготовил её?
