— Простите, вы господин Том Боб? — спросил служитель. — Вас просят к телефону… Кто-то, не пожелавший назвать себя.
Американец встал, сделал два шага по направлению к двери, но, увидев на столике телефонный аппарат, передумал и сказал служителю:
— Скажите, чтобы переключили разговор сюда.
— С вашего разрешения… — добавил он, обращаясь к министру и Авару, и снял трубку.
Но, едва поднеся её к уху, он вздрогнул и побледнел.
— Подождите одну минуту, — проговорил он. — Я закрою дверь, чтобы лучше вас слышать…
Прикрыв трубку рукой, он обратился к своим гостям:
— Вы полагаете, что Фантомас в тюрьме?.. Ну так послушайте! Знаете, кто сейчас говорит со мной по телефону? Фантомас!
И Том Боб протянул отводную трубку министру, смотревшему на него вытаращенными глазами.
— Алло!.. Алло!.. — продолжал он прерванный разговор. — Да, я вернулся… Это я, Том Боб… Что вы говорите?.. Вы извиняетесь за то, что приняли моё обличие?.. С моей стороны было бы нелюбезно сердиться на вас… Должен признать, Фантомас, что это была гениальная идея!.. Алло… Что вы говорите?.. Что хотели бы возместить мне моральный ущерб? Каким образом?.. Ах так!.. Вы хотите дать мне возможность продемонстрировать моё превосходство над французской сыскной полицией!.. Очень любезно с вашей стороны, Фантомас… Так вы говорите, сегодня вечером в ресторане «Азаис»… Что-то произойдёт… В котором часу? В семь? Беру на заметку. Буду там обязательно… Спасибо… Алло… Алло…
Разговор прервался. Том Боб положил телефонную трубку, так же поступил и министр.
— Итак, господин министр, — сказал американец, — как видите, мы с Фантомасом в наилучших отношениях…
Министру казалось, что он видит дурной сон. Севшим от волнения голосом он проговорил:
— Этого не может быть… Признайтесь, Том Боб, что вы пошутили… Это был не Фантомас…
— Не Фантомас? А кто же тогда, по-вашему?
— Фантомас никогда не объявил бы заранее, что собирается совершить очередное преступление в ресторане «Азаис», в Булонском лесу…
Том Боб печально покачал головой:
— Он уверен, что и на этот раз ему всё сойдёт с рук…
— Да, дерзости ему не занимать… Но я надеюсь, Том Боб, что вы туда не пойдёте?..
— Пойду! Обязательно!
Некоторое время министр размышлял. Потом решительно заявил:
— Раз вы туда пойдёте… Клянусь самым дорогим, я пойду тоже!.. И пусть никто не говорит…
Том Боб повернулся к господину Авару:
— А вы, дорогой коллега? Вы пойдёте?.. Что-то вы задумались…
Господин Авар, действительно, погрузился в размышления. Он, в отличие от министра, не слышал разговора Фантомаса с Томом Бобом, но по репликам последнего понял, о чём шла речь.
— Да, — сказал он наконец, — конечно, я туда пойду… Но я не очень верю, что там и в самом деле что-то произойдёт…
— Это почему же?
— Потому что вам звонил какой-то шутник…
— Шутник? Не думаю…
— Не думаете, потому что забываете об одной маленькой детали: Фантомас-то в тюрьме!
— Господа! — вмешался в разговор министр. — Мы зря теряем время! Давайте следовать логике! Господин Авар, нанося визит нашему коллеге Тому Бобу, мы исходили из некой гипотезы. Она не подтвердилась. Задерживаться здесь долее не имеет смысла. Теперь мы с господином Аваром должны посетить Жюва в тюрьме Санте. Там мы и узнаём, ранен ли Жюв… И кто мог звонить по телефону…
Авар уже стоял со шляпой в руке.
— Вы правы, господин министр, — сказал он. — Едем!..
20. УЗНИК ТЮРЬМЫ САНТЕ
В тюрьме Санте наступает время подъёма. Вдоль длинных тускло освещённых коридоров идут охранники, громко звякая связками тяжёлых ключей. Так они дают знать заключённым, что следует готовиться к завтраку.
У дверей камеры Жюва в нерешительности остановился Эрве, его постоянный надзиратель. Кажется, он колеблется: открывать дверь камеры или нет… Услышав в глубине коридора шаги главного надзирателя, он наконец решается…
Дверь камеры медленно отворяется на скрипучих петлях.
Обычно в этот час Жюв уже бодрствует. Он сидит на койке, глядя на дверь. Что сулит ему наступающий день? Быть может, долгожданную свободу?
Однако в это утро Жюв спал тяжёлым и беспокойным сном. Во сне он стонал, вскрикивал, произносил нечленораздельные слова, ворочался с боку на бок… Рукав его ночной рубашки, казалось, был испачкан кровью…
Да, несомненно, это была кровь… Капли её попали также на край простыни.
Подойдя к койке, Эрве внимательно смотрел на заключённого. При виде крови он не проявил никакого удивления. На лице у надзирателя было напряжённое выражение, как будто он готовился к какому-то важному поступку…
Схватив заключённого за плечо, Эрве грубо встряхнул его и заставил сесть на койке.
— Что с тобой?! — крикнул он. — Откуда кровь?
Ещё не пришедший в себя после тяжёлого сна, Жюв в замешательстве смотрел на надзирателя:
— Какая кровь?.. Где?..
— Здесь! На рубашке, на простыне!.. Как ты поранился?
— Не знаю… Я сам ещё не успел заметить… Наверное, оцарапался ночью…
— Как это, оцарапался? Чем? Обо что?
— Может быть, вот об этот угол койки… Не знаю… Я провёл очень плохую ночь… Меня мучили кошмары… Вот и сейчас голова болит… Наверное, я метался во сне… Так что ничего удивительного…
— А мне сдаётся, что это не так просто… Одевайся да побыстрее! А я предупрежу начальника тюрьмы. Пусть сам разбирается!
Директор тюрьмы Санте, господин Шенист, сидел в своём рабочем кабинете и составлял очередной отчёт, стараясь сочетать официальный тон изложения с изяществом стиля, когда его оторвало от этого ответственного занятия появление одного из надзирателей.
— Господин директор, разрешите доложить: только что мной обнаружено, что заключённый № 55 ранен…
— № 55? Это Жюв, бывший полицейский?
— Да, господин директор.
— Рана серьёзна?
— Нет, господин директор. Всего лишь царапина на руке.
— Отведите его в медпункт и пригласите врача. Я тоже туда зайду…
Как раз в эту минуту зазвонил телефон: это охранник у ворот сообщал директору, что доктор Марвье прибыл в тюрьму с ежедневным визитом.
Директор и врач нашли Жюва, сидящим на табуретке в приёмном покое и погружённым в глубокую задумчивость. Комиссар думал о том, откуда у него могла появиться рана на руке, и не находил удовлетворительного объяснения.
Доктор Марвье был толстеньким, кругленьким, жизнерадостным человеком с постоянной улыбкой на губах. Он считал, что бодрость и оптимизм врача благотворно влияют на пациентов. Он любил повторять:
