журналистов Украины.
Сыну Александру двенадцать лет.
Часть первая
ОГЛЯДЫВАЯСЬ В ПРОШЛОЕ (1980–1990-е годы)
Глава I
День уголовного розыска
Мое первое знакомство с милицией произошло много лет тому, когда я — ученик 8 класса средней школы № 107 — приобрел собаку — овчарку и ежедневно вечерами прогуливал ее по площади Л. Толстого, где в то время жил. Неизменно вечером ко мне подходил постовой милиционер Николай Лысенко, и мы вместе с ним обходили его участок патрулирования. В один из темных вечеров мы услышали шум, перебранку, а затем крики двух женщин: «Спасите!». Мы бросились навстречу крикам и увидали, что двое мужчин бьют женщин, а увидев нас, они вырвали у них сумки и пустились наутек. Немедленно с поводка был спущен мой Джим, который догнал грабителей и задержал их. Сержанта Лысенко перевели в школу милиции, которую он успешно закончил, после чего начал работать в уголовном розыске. Мы с ним продолжали встречаться, он рассказывал мне о своей работе в розыске, он любил розыскную работу и ею гордился. Под его влиянием я хотел поступить на юридический факультет Одесского университета, но моя мать, врач по образованию, настояла на том, что я должен продолжить традиции пяти поколений врачей, и я стал студентом-медиком. Моя дружба с Лысенко продолжалась до самой его смерти, он приезжал ко мне в Донбасс, а затем на Целину, где я работал, живо интересовался медициной и моими успехами, постоянно рассказывал об интересных случаях из своей практики. По-видимому, поэтому я впоследствии стал заниматься проблемами сексуальной преступности, что заставило меня сталкиваться и быть знакомым со многими работниками уголовного розыска Одессы и других городов. Уже заведуя кафедрой в Одесском вузе, я познакомился и близко сошелся с видным работником уголовного розыска, который занимал пост начальника отдела кадров областного Управления внутренних дел Олегом Ивановичем Гуренковым. Отличительными чертами Гуренкова были неиссякаемая энергия и добродушие наряду с высокой принципиальностью и профессиональным мастерством. Я часто общался с Гуренковым, который рассказывал мне об интересных случаях из его практики. Как-то Олег Иванович спросил меня, как я думаю, почему выиграли большевики и пришли к власти. Я ответил ему, что, по-видимому, большевистская программа отвечала чаяниям народных масс. «Не поэтому, — ответил Гуренков, — а потому, что они переняли многовековой опыт преступного мира», — и показал мне циркуляр царского министра, по которому большевики направлялись в камеры к уголовникам. Гуренков был очень веселый человек и с юмором. Как-то он пригласил меня поехать с ним на отдых в санаторий «Салют» в Сочи. В один из дней меня пришел навестить мой товарищ доцент-экономист К. Трегубов, такой же юморист, как и Гуренков. Мы расположились за столиком в кафе санатория, и мои друзья громко рассказывали анекдоты, шутили, чем привлекли внимание окружающих нас отдыхающих. Один из них подошел к нам познакомиться и сказал, что вот уже десять лет, как он так не смеялся, и одесские остроты ему очень нравятся. Гуренков поинтересовался, кто наш новый знакомый, и получил ответ, что он генерал милиции и работает на должности начальника Саратовского областного УВД. Олег Иванович на это пошутил, что при такой работе можно и до конца жизни не только не смеяться, но даже и не улыбаться.
Мне вспоминается, как однажды, сидя в кабинете у Гуренкова, я стал невольным свидетелем еще одной его шутки. Олег Иванович беседовал со своим другом — видным розыскником, в тот период занимающим пост начальника Жовтневого РОВД Станиславом Яковлевичем Трандесиром, и сказал ему: «Почему ты меня не слушаешь? Пользуясь моим отсутствием, ты взял к себе заместителем тов. А., а он настоящий милиционер, он тебя посадит». С Трандесиром с тех пор меня связывала большая дружба до самой его смерти, и так как он занимал много лет должность начальника отдела уголовного розыска по особо опасным преступлениям, я много почерпнул от него нового о преступности и, в частности, о сексуальной преступности. Меня часто информировали работники прокуратуры, а также работники розыска, когда расследовались убийства на сексуальной почве. Постепенно круг моих знакомых розыскников расширялся, с многими из них я подружился. Будучи свидетелем разговоров розыскников о запутанных преступлениях, я был уверен, что мог бы написать увлекательную книгу о преступности в Одессе, тем более, что по характеру своей специальности я соприкасался и с самими преступниками. Мне вспоминается, как один из «авторитетов» Одессы рассказывал мне, что один из его помощников спросил его, «не стучит ли Рафаилович на нас ментам, он часто расспрашивает нас о наших делах?» «Авторитет» был человеком, безусловно, умным, и ответил, что, «профессор ни на кого не стучит, он только интересуется нашей жизнью, так как, наверное, в старости будет писать романы». По-видимому, его слова стали пророческими, и я уже написал 8 томов «Бандитской Одессы» (по архивам милиции, СБУ, прокуратуры и суда). Уже будучи генеральным директором «Парацельса», я начал сталкиваться с различными трудностями. Так, однажды мои сотрудники сообщили, что на ул. Островидова на наш медицинский киоск напали рэкетиры. Я заехал к полковнику Г. Г. Дранченко (с ним я дружу до сих пор), который выделил мне в помощь целый экскорт оперативных работников розыска. Мы подъехали к нашему объекту, но мои сотрудники сказали: оказалось, что руководство рэкета меня знает, ничего от нас не хочет, и передали мне привет. Руководителем этого рэкета был ныне покойный Григорий Кисель. До сих пор жалко, что я спас одного из нечестных чиновников от медицины от его справедливых домогательств.
Через несколько дней ко мне приехал начальник особого отдела уголовного розыска Георгий Георгиевич Третьяков, который захотел со мной познакомиться. Его интересовал вопрос, почему многие из его «подопечных» хорошо обо мне отзываются. Я ответил ему, что уважаю многих из них, так как у них интересная идеология, свое понятие о чести и, наконец, потому, что в отличие от многих чиновников государственного рэкета, преступники хорошо относятся к врачам. Я добавил Третьякову, что он сделал, с моей точки зрения, две ошибки: первую — считая меня «профессором преступного мира», и вторую, когда он надел наручники на генерала Малышева, которого я знал понаслышке и которого характеризуют многие с положительной стороны. С Г. Г. Третьяковым я очень подружился, он много рассказывал мне о своей работе. Я считаю его незаурядным человеком, напористым и храбрым работником правоохранительных органов тех времен.
В один из моих приемных дней ко мне во врачебный кабинет вошли четверо молодых людей и, представившись группой Брацицеллы, начали разговор о деньгах. Я ответил им, что, насколько я ориентирован, «медицинский бизнес налогом не облагается». Один из молодчиков заметил, что один из наших реализаторов в аптеке завысил цену, и поэтому они приехали «щемить» меня. Зная, что вот-вот должен прийти Третьяков, я начал увещевать молодых людей уйти, сказав им, что хоршо знаю Васю Брацицеллу (ныне покойного), но они наотрез отказались. В это время вошли Третьяков и двое майоров в форме. Они, немедленно сориентировавшись в ситуации, задержали всех четверых преступников, но по моей просьбе их отпустили. Брацицелла впоследствии долго передо мной извинялся и благодарил, что я не сдал его людей уголовному розыску. А дочь Брацицеллы навещает меня до сих пор, и я был приглашен к ней на свадьбу.
Приятельские отношения завязались у меня с уголовным розыском Приморского райотдела — О. И. Трубаченко, А. А. Шепетьевым (Александр Александрович Шепетьев ныне мой родственник, женат на моей племяннице), В. Д. Друмовым и многими другими. Я помогал многим из них в поступлении в Юридический институт и считаю, что большинство из них, как, например, потомственный розыскник Кришталь и позже подполковник милиции А. С. Вознюк оправдали мое доверие. Я был очень рад знакомству и хорошему отношению ко мне известных розыскников, полковников и генералов милиции И. Г. Григоренко, И. С. Ястремского, и В. И. Чекала, А. А. Митрофанова, В. В. Жураковского, В. Ф. Балана, Р. И. Папиняна, М. И. Зайца и других. Много лет я наблюдал за ростом моих талантливых друзей из розыска, таких как А. М.
