его под укрытие для тягача. Ему помогали солдаты из расчета.
«Ребята работают кто как умеет. Никакой системы у них нет. Зато стараются, — думал Пауль. — Но отвечать за укрытие не им, а мне. Тягач есть тягач». Рядом с окопом он увидел большую кучу песка и, схватив лопату, вонзил ее в песок.
— Эй, что ты делаешь?! — закричал на Пауля Дальке и, подскочив к нему, вырвал из рук лопату. — Ты соображаешь, что делаешь?! Ведь это же точка привязки! Без нее не может быть и речи о точной стрельбе!..
— Я же не знал, — начал оправдываться Пауль.
— Если хочешь помогать, спустись вон в тот окоп и рой ход сообщения.
— Хорошо, — робко пролепетал Пауль. Да, на полевых учениях все выглядело иначе, не так, как в классе на ящике с песком.
* * *
В десять часов вечера унтер–офицер Хаук собрал своих подчиненных. При лунном свете он отчетливо различал лица солдат. Особенно выделялись в темноте забинтованные руки Штелинга.
— Товарищи, — начал Хаук, — сейчас у нас есть возможность немного поспать. На рассвете продолжим работу, с тем чтобы до обеда все закончить.
Солдаты охотно отложили в сторону лопаты и кирки.
— Спать будем тогда, когда все сделаем, — возразил ему Лахман.
Все повернулись к нему.
— А ты не устал? — спросил его Шрайер.
— Нам еще работы часа на четыре, — сказал Штелинг, — самое большее. Я тоже предлагаю сначала все сделать, а потом уже идти спать. Сейчас достаточно светло.
Все снова повернулись к Хауку.
— Нельзя же бросить оборудование позиций на полпути. К тому же сейчас прохладно, все равно не уснешь, — продолжал Штелинг.
Солдаты ждали решения Хаука. Он пожал плечами и сказал:
— Как хотите, товарищи. Но нам приказано отдыхать.
— Тогда будем спать. — Шрайер с силой вонзил лопату в землю.
— Чего тут приказывать! Позиции должны быть оборудованы. — И Лахман встал, чтобы идти в траншею.
Шрайер оперся на лопату и тихо свистнул сквозь зубы.
— Я за предложение Лахмана, — сказал Штелинг, пытаясь спрятать забинтованные руки в карманы.
Дальке ехидно рассмеялся:
— Он «за», так как работать все равно не может.
Штелинг обвел взглядом товарищей, ища у них поддержки.
— Каждый может высказать свое мнение, даже если руки у него и забинтованы. Запомните это, товарищ штабс–ефрейтор, — официальным тоном сказал Хаук. — Кто знает, смогли бы вы с такими мозолями работать или нет.
— Кто знает, не специально ли эти мозоли появились? — съязвил Дальке.
— В голове у тебя мозоль! — засмеялся Шрайер.
— А уж ты–то лучше бы помолчал. Или все уже забыл? Сначала как следует отрой себе ячейку, а уж потом говори об огневой позиции.
Все посмотрели на Шрайера, который вытащил лопату из земли и тут же снова с силой вонзил ее в землю.
— Я тоже за работу, — сказал Бюргер, становясь рядом с Лахманом.
К ним молча присоединился Гертель.
Пауль положил лопату себе на плечо и заявил:
— Я тоже еще могу копать.
Шрайер пожал плечами и пробормотал:
— Ну что ж, я хоть и устал, но тоже могу копать. — Он подошел к группе солдат.
— Ну, а ты? — спросил Лахман у Дальке.
— Вы меня принуждаете?
— Как хочешь, так и считай.
Дальке взял свою лопату и пошел к окопу. Обернулся на ходу и сказал:
— Можете не сомневаться, я тоже не хуже вас могу работать.
— Ну, вот видишь! — Лахман радостно улыбнулся.
Солдаты принялись за работу.
Хаук задумался. Ему не давала покоя мысль, почему Дальке так ведет себя. Унтер–офицер пожалел, что не смог своевременно поговорить с ним. Когда штабс–ефрейтор принялся за работу, Хаук решил, что, видимо, Дальке осознал свою ошибку и исправился, но до конца унтер–офицер не был в этом уверен. Что– то в поведении и словах Дальке настораживало Хаука. Унтер–офицер посмотрел на часы. Через десять минут нужно было идти на доклад к Брауэру.
…Хаук встал. Тело ломило от усталости. Застегнув френч и взяв автомат, он не спеша пошел к командиру.
Брауэр сидел в окопе на вещмешке. Напротив него прямо на земле пристроился Бауман. Оба беззаботно смеялись.
Хаук доложил по всем правилам.
— Ну как, спит расчет? — спросил Брауэр.
— Еще нет, товарищ унтер–лейтенант.
— Заходи, садись, — предложил Бауман Хауку, отодвигаясь немного в сторону.
Хауку показалось, что офицер о чем–то спросил его, но о чем именно, он не расслышал.
— Вы что–то сказали, товарищ унтер–лейтенант? — переспросил Хаук.
— Я сказал, что у меня очень болят губы. — Офицер осторожно потрогал губы языком. — Самое скверное, что я не захватил никакой мази.
Бауман полез в планшетку и, достав из нее белый тюбик, протянул его офицеру со словами:
— У хорошего солдата все есть! — И Бауман улыбнулся.
— Спасибо, это означает, что я плохой солдат. — Брауэр смазал губы кремом.
Послышались чьи–то шаги. Это шел командир второго взвода, а с ним командиры орудий и Герман.
— Товарищи, — начал Брауэр, — я был у командира. Взвод управления свою позицию полностью оборудовал. Я хочу знать, как у вас обстоят дела. Сможем ли мы завтра доложить командиру о полной готовности?
Унтер–лейтенант Витинг доложил, что второй огневой взвод сможет закончить все работы через три– четыре часа.
Хуже всего обстояли дела в третьем расчете. Герман рассказал, что они разыскали старый окоп и начали оборудовать его, но стенки все время осыпаются.
Товарищи дали ему несколько советов относительно того, как можно укрепить стенки старого окопа.
— Я спрашиваю вас об этом вот почему, — заметил Брауэр. — Унтер–офицер Бауман несколько раньше сказал мне о том, что он со своим расчетом закончит все работы через час–два. Он попросил разрешение сначала закончить работу, а уж потом спать.
У Хаука легче стало на душе: он боялся, как бы из–за такого предложения не возник скандал, а теперь об этом заговорил сам Брауэр.
— Мы должны внимательно обсудить предложение товарища Баумана. Здесь есть свой плюс и свой минус, — продолжал Брауэр. — Солдаты работали целый день и устали. С предложением можно согласиться только в том случае, если солдаты сами хотят этого. Если мы за ночь покончим с работами, утром будем иметь передышку. И тогда вертолет, который до этого все время загонял нас в укрытия, сколько угодно может кружить над нашими позициями.
Брауэр, видимо заметив растерянный вид Германа, обратился к нему:
